— Стефания… — прошептал он тихо — простите меня… но я ранен. Мне тяжело. Отпустите меня, надо остановить кровь…
Она отпустила его.
— Борис, я помогу вам, я только не знаю как, я не умею! Вы только скажите, что мне делать, как вам помочь! — поджала локти, с готовностью, спросила она его, в ее глазах стояли страх и тревога. Борис Дорс сел на землю, сбросил мантию с плеч, стащил через голову свою праздничную, мокрую и грязную от крови рубаху и, оторвав рукава, скрутил из них жгуты и приложил к глубокому порезу через всю грудь, что нанесла ему своим ножом герцогиня.
— Помогите мне. Завяжите вот так, на спине, потом еще через плечо — попросил он. Принцесса Вероника упала перед ним на колени, прямо на мокрую траву и неумело притянула остатками рубахи тканевые бинты, которыми он заткнул рассеченную кожу, но вышло плохо и пришлось все переделывать. Закончив с перевязкой, маркиз остался сидеть на земле. Он был весь грязным от крови и мокрым от росы, дрожал, поджимал локти, растирал озябшие ладони. Сырой предрассветный туман поднимался от уже по-осеннему холодной, дышащей пряным, напоенным сладким привкусом пожухших полевых трав, ароматом, мокрой земли. Ночь подходила к концу. Где-то далеко в лесу ухала ночная птица. Принцесса Вероника подняла с земли нарядную темно-зеленую с серебром, мантию маркиза, обошла его и заботливо укрыла ей как плащом его обнаженные плечи. Обхватила его руками, прижалась к его спине всем телом, пытаясь отогреть.
— Мой Борис… — уткнувшись лицом в его щеку, прошептала она ему ласково и тихо, пытаясь утешить — не плачьте, мы сможем, мы придумаем что сделать. Сэр Роместальдус тоже потерял всех, и он начинал все заново, один! А мы не одни, с нами очень много хороших, верных и отважных людей. Вы не проиграли, я с вами, ваша Стефания Мария Румкеле, которую вы похитили из приюта. Это вас я любила всю свою жизнь, Господь Бог смилостивился над нами, услышал и вас и меня, пересек наши пути!
Конь Звездопад, что бродил все это время в отдалении, словно нарочно ушел в сторону, чтобы дать им побыть наедине, вернулся, вопросительно уставил на них свой единственный, похожий на плоский высокотехнологический окуляр, светящийся глаз и совсем как живой, ткнулся мордой в плечо маркизу. Принцесса Вероника протянула руку к его страшной, клыкастой морде, погладила по щеке.
— Ты же все понимаешь, все помнишь, все видишь… — сказала она ему тихо. Встала, зашла к коню сбоку, с ненавистью схватилась за белую попону с гербом — многоголовым, как омерзительный осьминог с горой лиловых уродливых щупальцев волком и хотела было сорвать ее, но передумала. На ее лице появилась холодная улыбка, торжественная и жестокая, словно этот страшный символ прошлого навел ее на какие-то недобрые и мстительные мысли.
Борис Дорс с трудом поднялся с земли, подошел к ней, в изнеможении облокотился о седло.
— Пока это все слова, моя леди — глядя на ее снова застывший и величественный облик, задумчиво и глухо произнес маркиз — надо подумать что теперь…
— Все также. Как будто всего этого не было — неподвижно уставилась в сторону, переменив свой тон, по-деловому сосредоточенно ответила герцогиня — я Вероника Эрика Булле. Вы мой нареченный жених. Мы катались за город, вы упали с коня, поранились, вы были пьяны.
— А сэр Мунзе? Я его отколотил.
— Это была пьяная драка — холодно и властно ответила принцесса Вероника так, как будто нее уже были готовы все ответы — он позволил себе пьяную шутку, вы вступились. Кому из нас поверят? Когда Сущность Обелиска воплотится, мы получим инициативу. У меня есть необходимый доступ и полномочия, я пока еще леди-герцогиня и никакого знака Опрокинутой Луны у меня на спине нету, вы сами видели. Борис, сэр Роместальдус мертв, но он выбрал меня, как выбрал когда-то вас. Он верил, что у нас все получится, а теперь он доверил это дело мне. Я училась на государственном управлении и истории, я много читала про дворцовые перевороты. Борис, вы искали служения, и теперь у вас есть все возможности. Вы станете Герцогом Гирты. Но не разочаруйте меня, иначе я сама убью вас, а потом покончу с собой на вашей могиле.
По ее лицу пробежала страшная, исказившая весь ее облик, судорога.
— Я вас не разочарую, моя леди — с готовностью кивнул ей маркиз.
— Для вас я Стефания — ответила она, покровительственно касаясь ладонью его щеки — впрочем нет. Я привыкла к Веронике. Все это одна большая мистификация, и да, я была опять неправа. Вы знали, чего хотели, когда просили моей руки. И теперь мы повенчаны — она продемонстрировала ему свое левое запястье, что рассадила об острые углы конской сбруи при падении. Кровь из ее раны смешалась с кровью маркиза, оставшейся после перевязки на ее руках и одежде — мы повенчаны кровью. Вместе. На небе и на земле. Ночной поджигатель, убийца, похититель детей и самозванка-принцесса Гирты.
Борис Дорс молча и с готовностью кивнул ей. С некоторым трудом он вскочил в седло, протянул герцогине руки, едва не упал, когда помогал ей подняться к себе. Посадил боком перед собой: верхом мешало ее праздничное платье, которое, как и ее парадная мантия от сегодняшних ночных злоключений обратились грязными лохмотьями, подстать растрепанной, разорванной одежде маркиза. Тяжело зевнул, медленно тронул вожжи, от усталости навалился раненой грудью на герцогиню.
Над полем забрезжил рассвет. Бледный и туманный, пронизанный первыми, розоватыми лучами восходящего северного солнца. Было совсем по-осеннему холодно и необычайно, как бывает только в диком лесу или поле, сыро. Принцесса и маркиз неторопливо ехали по бескрайнему, утопающему в дымке со всех сторон, куда не кинь глаз, полю, а вокруг лежал ледяной белый туман. От усталости и пережитого волнения клонило в сон. Хотелось бодриться, бесконечно и без умолку говорить, высказать все, что накопилось на сердце за все последние дни и долгие-долгие годы, но маркиз и принцесса молчали. Сейчас не нужно было ни ласк, ни знаков, ни слов. Все было излишне. Он задумчиво обнимал ее за плечи, она откинулась в его объятия, и сидела с прикрытыми глазами, положив на его израненную грудь свою мокрую, растрепанную голову, наслаждалась царящими вокруг тишиной и покоем поднимающегося над землей неприветливо-холодного и яркого рассвета.
Тихо и плавно, не сбивая шага, шел и конь. Вышагивал аккуратно, осторожно и торжественно, словно чувствуя, что тем, что сегодня, помогая герцогине и маркизу, он частично мог искупить то зло, которое он совершил много лет назад, служа своим нечестивым владельцам.
Но, как всегда бывает тяжело деятельным, неугомонным натурам сосредоточить мысли на моменте созерцания природы или иного прекрасного явления, долго наслаждаться картиной или каким еще застывшем образом, также и Борис Дорс и Стефания Мария Румкеле, вернее герцогиня Вероника Эрика Булле как-то внезапно, не сговариваясь, встретились глазами, посмотрели друг на друга внимательно и пристально.
— Обратно в Гирту? — спросила она, откинула со лба, мокрые, грязные волосы, улыбнулась, запрокинула голову, заглянула в глаза маркизу.
— Да — крепко и ласково пожимая ее плечо, утвердительно ответил он ей.
— Благословит Господь — тихо, но твердо сказала она.
— Вы правы, моя леди — задумчиво ответил Борис Дорс — и это действительно чудо. Одно-единственное, но такое, какие случаются только тогда, когда Он показывает нам, что Он есть, Ему не все равно и этим Он желает нас вдохновить.
Принцесса Вероника коротко кивнула.
— Айе! — втянув голову в плечи, звонко, во весь голос, воскликнула она внезапно и звонко так, что эхо покатилось по полю, сунула пыльца в рот и свистнула так страшно, резко и громко, что не ожидавший такого Борис Дорс сморгнул и вздрогнул. Вокруг страшно и дико заржали лошади, оглушительно застучали копытами о деревянные стенки денников. Все также сидя в седле маркиз и герцогиня снова были в той самой потайной комнате, заваленной атрибутикой Белых Всадников, их старыми, истлевшими плащами, знаменами и доспехами. Дверь была взломана. Тусклый утренний свет пробивался со двора. Князя Мунзе в конюшне не было, его увели к доктору наверх. Звездопад стоял неподвижно. Багровый глаз потух. Борис Дорс спешился следом за принцессой, взял его за морду, с беспокойством прикоснулся рукой к замершим щекам и шее, начал поспешно снимать с него амуницию.
