– Даже не думай мухлевать, – говорит Арнольд, заводя байк.

И такой уничижительный взгляд бросает на мою метлу, что становится обидно за любимую-родненькую.

– Разве Орлы могут ездить на общипанных гусях? – не остаюсь в долгу я.

Говорю это осознанно, прекрасно понимая, что кличка «гусь» для мотоцикла БМВ – прозвище совсем не обидное.

Но иногда даже совсем необидные вещи можно произнести очень оскорбительным тоном.

А ведьмы это прекрасно умеют!

Мерзавца конкретно так пронимает.

Иногда мне кажется, что предводителю «Парящих орлов» хватает одного моего присутствия, чтобы завестись.

– Ты готова? – жёстко бросает он и газует. Дразнится.

– Какие мы заботливые, – кисло улыбаюсь я и становлюсь на старт.

Впереди – две полосы, два лагеря болельщиков.

Когда смотрю вправо – начинает дергаться глаз. Ведьмаки совсем с ума посходили – распечатали плакат с изображением Арнольда размером с одноэтажный дом. Улюлюкают, подбадривают. Мужчины, одним словом.

Слева всё по-другому. От моих товарок подобного энтузиазма ждать не приходится – болеют весьма сдержанно. Только Тами и Джули пускают вверх разноцветные салюты из метел. Эффектно, но…

Уверена, в мою сторону уже прилетело несколько смертельных проклятий и пожеланий опозориться. Например, упасть с метлы и продемонстрировать всем трусики.

Но зря они думают, что я проиграю.

Да кость гоблина им всем в глотку. Я буду сражаться за победу, и не даю гарантий, что честным путем.

Многие ведьмочки удивляются: почему именно я?

С чего это красавчик Арнольд, мечта и грёза всего женского населения Москвы, соревнуется со мной?

Да, да, именно со мной – ведьмой Айной, которая еще недавно не умела вообще летать на метле. А как же Зофия?

Я не буду посвящать их в секрет одного глупого пари. Да и свои чувства раскрывать не намерена.

Моя цель – бассейн с шампанским, противник – жгучий брюнет, чьи зеленые глаза опасно мерцают через полупрозрачный визор черного шлема.

И пусть дорога покажет, чья здесь правда и чей путь.

Вперед!

Магический хрустальный шар таинственно поблескивал. Разноцветные всполохи, словно тысячи молний, проносились туда-сюда, отказываясь складываться в одну полноценную картину.

Серафима молчала.

На лбу предсказательницы образовалась глубокая складка, что означало крайнюю степень напряженности, а губы сжались в одну тонкую малиновую полосу.

Шар ей не подчинялся.

Шутка затянулась.

– Знаете, я, пожалуй, пойду, – скрипнула я стулом и встала,  –  молоко и фрукты оставила на столе. По графику навещу вас послезавтра утром. Что-нибудь вам купить, или вы потом позвоните?

– Подожди, – глухо отозвалась предсказательница, – дай мне еще одну попытку.

Стараясь спрятать подальше всколыхнувшуюся жалость, я поглядела сверху вниз на старушку.

Пожилая почтенная женщина, а занимается ерундой!

Нет, в том, что она красит волосы и наносит броский макияж – в этом ничего плохого я не вижу. Естественная потребность женщины чувствовать себя красивой. Пусть ей и 73.

Но увлекаться черной магией и колдовством – это уже как-то перебор. Даже единственную комнату в маленькой квартирке она обставила в соответствии со своим хобби: черные портьеры, непонятные предметы на полках, среди которых был даже пластиковый череп, и тяжелые старинные  фолианты.

А мне еще стирать с них пыль!

Да, я социальный работник, и в мои обязанности входит присматривать за такими вот беззащитными старушками, от которых отвернулись родственники.

Или у которых их вообще нет, как у Серафимы Ивановны. Мне ее искренне жаль, и, в отличие от других социальных работников, я не беру с нее денег за то, чтобы протереть пыль или вымыть полы. Мне не трудно, да и площадь небольшая.

Но вот эти фолианты меня раздражают. Не могу на них спокойно смотреть. И картинки в них – дурацкие, словно рисовал малолетний ребенок. К чему она их держит? И обернуты они, между прочим, тканью! Когда протираешь такую книжку мокрой тряпкой, пыль сваливается в комья и еще больше прилипает. Брр…

– Леночка, ну подожди, – все-таки отвлеклась от своего занятия старушка и опустила руки, которыми пыталась подчинить себе шар, – сама не понимаю, что с ним случилось. Всегда меня слушался…

Я понятливо кивнула.

– Конечно, Серафима Ивановна, день на день не приходится. Вы, главное, не волнуйтесь! А то опять давление поднимется и врача придется вызывать…

– Да нет, Леночка! Ты не понимаешь. Шар – это продолжение меня… Он – мой слуга, мои глаза и уши! Как они могут вдруг  перестать видеть и слышать?

И такой у нее был несчастный вид, что жалость затопила мое сердце. Мельком глянув на часы, я предложила:

– А давайте попьем чаю? У меня есть  полчаса до следующей клиентки. Она живет неподалеку, так что в магазин заскочить я успею.

Серафима Ивановна некоторое время все еще пытала шар силой своей мысли.

Но он не поддавался.

Ни в какую не хотел показывать мое будущее.

Хотя старушка и уверяла, что в прошлом она не раз подрабатывала колдуньей.

Шар молчал и отказывался идти на контакт.  Во сколько я выйду замуж – абсолютно точно не хотел показывать.

Я еще с горечью подумала, что, вероятно, никогда.

Не то, чтобы была старой девой – всего-то 25, какие мои годы! – но и потенциальных мужей на примете у меня давно уже не было. Так что несбыточных иллюзий я не питала.

Встретится, полюбится – выйду замуж. Нет – заведу кота. От отсутствия отношений не умру.

Но Серафима Ивановна столько раз предлагала мне погадать. Сегодня мне почему-то  неловко было отказываться.

– Шарик, миленький, ну что же ты бунтуешь? – натянуто улыбнулась колдунья и после ответного молчания все-таки сдалась: – Ладно, давай отложим на следующий раз. У меня остались твои любимые конфеты!

И мы пошли пить чай.

Как всегда, старушка меня закармливала сладким и убалтывала историями из своей жизни. Сколько она выдумала и сколько из ее рассказов были правдой – я не знала, но слушала всегда с удовольствием. Иногда она показывала мне фотографии разных мест, в которых бывала.

Удивительно, как много она путешествовала! Сама родилась недалеко от Иркутска в небольшом городке – Нерюнгри, а вот на старости лет приехала и обосновалась в Москве.

– Сколько всего я умею – ты и не догадываешься, деточка, – между делом говорила она мне, и взяла меня за руку. – И школу бы мне открыть, да преподавать разные науки… Да все ноги нейдут. Я уж и отварами, и кореньями…

Сочувственно покачав головой, я все-таки не могла не признать факт, что старушка преувеличивает. Бегает по квартире – быстрее меня самой, а таблеток я у нее вообще никогда не видела.

Хоть врачи и ведут над нею шефство.

– Благодарю за чай и сладости. Всё было очень вкусно, – любезно улыбаюсь я и собираю сумку. – Если вспомните, что нужно купить – звоните.

Она рассеянно кивает, и я ухожу в коридор. Проверяю, все ли сложила в сумку, не забыла ли мобильник.

Так… Ключи захватила, взяла.

Мне их  на всякий случай Серафима Ивановна  отдала. Хоть и не принято их давать социальным работникам. Но у старушки никого нет, да и я – не мошенница какая-нибудь. Вдруг что случится? Хоть я могу прийти и помочь…

Когда натягивала сапоги, случайно подняла голову и наткнулась на яркий свет, исходящий из гостиной.

У старушки одна только комната, но она называет ее гордо – гостиная.

Так вот шар, который все еще стоял не закрытый  на столе, ярко светился.

Намного сильнее, чем в то время, когда его пытала Серафима Ивановна.

Я даже отложила в сторону второй сапог, проверяя, не привиделось ли…

Но сомнений быть не могло. Темная комната, и единственная свеча на полочке чуть в стороне.