И тут же, перевернув страницу, я увидела его статью. Судя по сложному названию, она была посвящена средневековой схоластике. Схоластика находилась вне моей компетенции, поэтому оценить, насколько глубоки познания отца, я не могла. Но зато я прочитала предшествующую статье краткую биографию автора.

«Краузенштайн Вильгельм Карлович – молодой, но необычайно талантливый ученый, кандидат наук, доцент кафедры философии института славянской письменности и литературы…»

В этом институте училась моя мама!

Далее перечислялись его научные работы, сообщалось, что он внес существенный вклад в изучение и осмысление различных аспектов… и т.д.

В других журналах, которые я стала с интересом рассматривать, тоже время от времени попадались его статьи, к которым прилагалась та же самая аннотация, с той лишь разницей, что в более поздних выпусках отец уже именовался не доцентом, а профессором; не просто талантливым, а видным ученым, и, наконец, мне попалась большая посмертная статья, как сообщалось – неоконченная, в предисловии к которой значилось, что от нас ушел светило философии, человек редчайшей одаренности и невосполнимая утрата для науки академик, член-корреспондент академии наук В.К.Краузенштайн.

На табличке над входной дверью значится «профессор», – почему-то вспомнила я. – Старая, наверно.

Как бы вскользь в статье было сказано, что отец погиб при невыясненных обстоятельствах.

Я продолжила свои исследования и вскоре наткнулась на журнал, даже, скорее, альманах, изданный в ФРГ на немецком языке. Знанием немецкого я обладаю весьма скудным, однако кое-какие отрывки смогла перевести и выяснила, что отец родился в небольшом местечке в Западной Германии, в богатой семье, принадлежащей к знатному немецкому роду; далекие предки его были чуть ли не приближенными курфюрста.

Вот это да! Вот так папу я нежданно обрела!

Называется, не было ни гроша, да вдруг алтын!

Только этот алтын почему-то очень жжет руки.

Я сложила журналы аккуратной стопкой, вернула на место и вздохнула. Аптечка так нигде и не попалась.

Я оглядела кабинет. Где бы еще поискать?..

В коридоре раздались тихие шаги. Они были едва слышны.

Но я их услышала.

Подбежала к двери и резко распахнула ее.

Выглянула наружу.

Никого.

Но дверь гостиной прикрыта, кажется, уже не так плотно…

Тревога густым потоком опять начала просачиваться внутрь, заполняя все без остатка.

Но внутренний голос снова неловко попытался списать все на мое утреннее похмелье, тяжелую ночь и буйную фантазию.

Я вернулась в спальню несолоно хлебавши. Выглянула в окно. На улице начал накрапывать дождик, который усиливался с каждой минутой.

Погода явно не для прогулок.

Да ладно бы еще погода, но нога…

Мысленно взвешивая, что лучше – хромая, брести по улице под дождем или сидеть в шикарной обстановке в тягостном состоянии, я решила избрать третий вариант: пригласить кого-нибудь в гости. Выходные я обычно проводила с подружками, Оксаной Филоновой или Альбинкой Ступниковой: мы ходили в театр или на концерты, сидели в кафешках, слонялись по городу или зависали друг у друга в гостях. Пожалуй, это удачная мысль.

Я вызвонила Оксанку, но та оказалась в пригороде у матери. Ну, что ж, значит, первой мой дворец потомка приближенных курфюрста увидит Альбинка.

Я представила, как открою ей дверь, и она рухнет на паркет при виде всей этой роскоши.

В предвкушении этой столь приятной реакции я набрала номер. Альбинка Ступникова работает в священном месте: госпитале ветеранов войн. Сегодня она должна быть в первую смену.

– Привет, Альбинон, – сказала я, услышав бодрое «Алло».

– Марта! – обрадовалась она. – А я как раз сегодня собиралась тебе позвонить. Ты не представляешь! Этот Серега…

– Это какой Серега? Водитель депутата?

– Какой водитель депутата?.. – пауза. – А-а! Ну, Марток, ты отстала от жизни.

Немудрено отстать от жизни при Альбинкином вихре страстей.

– Нет, это уже другой Серега, бармен. Из кофейни. Ну да это неважно… В общем, мы вчера собрались с ним в пиццерию. Так он, представляешь!.. – Не договорив фразы, Альбинка разразилась звонким хохотом и тут же, оборвав его, грозно заявила:

– Все правильно выписал. То, что надо.

– Что он выписал? – не поняв, переспросила я.

– Я вам еще раз повторяю, это аналог. Вашего лекарства сейчас в наличии нет.

А, так это она пациенту!..

В трубке послышалось отдаленное роптание ветерана войн.

– Алло! – вновь объявилась на проводе Альбинка. – Марток, говори короче: какие планы на сегодня?

– Приезжай ко мне, как закончишь! Только я не дома. Вернее, не совсем дома. У меня сногсшибательная новость…

– А-а, – многозначительно протянула Альбинка, – понимаю! И куда же приехать?

Она, конечно, подумала, что я у какого-нибудь парня. О, что ей предстоит узнать!

Я сообщила адрес и объяснила, как доехать.

– На пятнадцатом трамвае?.. – озадаченно переспросила подружка. – По-моему, от госпиталя он не ходит. По крайней мере, я ни разу не видела.

– Тогда пройди пару остановок пешком и садись от моего дома, с улицы Некрасова, оттуда уж наверняка доедешь, – предложила я.

– Куда это тебя занесло?.. – удивилась Альбинка. – Я и проспекта такого не знаю!

При этих словах мне невольно вспомнились пятеро таксистов, которые тоже не знали такого проспекта. На душе цапнули кошки. Но я решила не давать сомнению пустить корни, а добавила:

– Приезжай быстрее, я приготовлю что-нибудь вкусненькое.

– А долго туда ехать?

На этот раз на память пришли все эпизоды, связанные со странным течением времени.

Но я сама не могу в этом разобраться…

– Да нет, минут двадцать.

– А это не у Бородиной?

– Что?..

– Лекролин – это глазные капли, – просветила меня Альбинка. – Зайдите в пятый кабинет к Бородиной Ирине Викторовне. Я буду где-то к двум.

– Где это ты будешь к двум?! – напугалась я. – Ты же работаешь до часу! Я думала, к двум ты будешь уже у меня…

– А я тебе и говорю. Трамвай часто ходит?

У меня отлегло от сердца.

– Я дольше пяти минут никогда его не жду.

– Значит, к двум или чуть раньше. Сногсшибательная новость, говоришь? Я заинтригована!

И Альбинка повесила трубку, а я быстренько собралась в магазин.

Дождь, кажется, зарядил надолго. На сером небе не было даже крохотного просвета. В джинсах и куртке, которую заклеймила позором Мигунова, я брела по унылому проспекту, стараясь не наступать на правую пятку. Навстречу попадались редкие прохожие. Они были очень похожи друг на друга – все шли поодиночке, бесшумно, в темной одежде, серой, темно-синей или черной, длинной и глухой, и напоминали скользящие тени. И опять меня поразила ненатуральная тишина – как в безлюдном поле морозным утром. Настроение стало совсем пакостным. Согревала только мысль об Альбинке. Скоро мы устроимся в гостиной…

Нет, только не в гостиной!

Пожалуй, в столовой.

Или даже в кухне, без церемоний – там так уютно! Сейчас я приготовлю салат, куплю креветок, апельсинов… Включим музыку, зажжем подсвечник из кабинета,

пить не будем. Иначе опять начнутся видения.

Лучше выпьем ароматного чаю – я видела в папином буфете жестяные узорчатые банки и пакеты из золотой фольги с самыми разнообразными сортами черного и зеленого чая…

Поглощенная радужными мечтами, я нечаянно наткнулась на идущего навстречу мужчину в черном пальто чуть ли не до пят.

Мне показалось, что я уперлась не в твердое упругое тело, а в какую-то вязкую массу.

Удивившись необычному ощущению, я подняла на него глаза. Наши взгляды встретились, и мурашки пробежали по моему телу. Из-под надвинутой на лоб шляпы с небольшими полями на меня глянули холодные безжизненные глаза, как будто завешенные серой дымкой.