Фигура отца стояла уже не так близко к лесу.
Но этого не может быть!..
ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!
…Да нет, определенно, он стоит уже не вплотную к черной непроходимой стене,
словно он немного отошел от нее.
Я потерла лоб. ЭТО ВСЕ ЧЕРТОВО БРЕНДИ.
Надо, кстати, еще выпить.
Я вернулась в кресло и царственным жестом поднесла к губам до середины наполненную рюмочку.
И снова затянула прерванную на время песню.
– Хрустальный замок до небес,
Вокруг него дремучий лес,
Кто в этот замок попадал,
Назад дорогу забывал…
Внезапно совсем рядом раздался какой-то звук, похожий на скрип дерева. Я остановилась на полуслове.
Может, это мое кресло скрипит?
Скрип повторился, на этот раз громче и протяжнее. Он доносился с левой стороны.
Я мгновенно словно приросла к креслу.
Все смолкло, вновь наступила тишина, но это была уже другая тишина.
Она как будто зловеще обступала меня со всех сторон.
Из последних сил я пыталась воззвать к голосу разума и убедить себя, что это скрипело мое кресло, но тут среди наступившей тишины явственно послышался глухой шелест деревьев.
Рюмка с остатками бренди выпала из дрогнувшей руки, и хрупкое богемское стекло тотчас же разбилось на несколько мелких осколков.
Шелест усилился, словно невидимый лес чуть приблизился; воздух неожиданно изменился – он как-то посвежел, будто рядом находился водоем, и я почувствовала сладкий аромат луговых трав.
Надо бежать отсюда!
Но я не могла подняться с места, страх сковал меня по рукам и ногам.
Запах достиг невероятной концентрации и стал удушающим; шелест постепенно превращался в бешеный свист, в комнате поднялся ветер, и…
Если ты не встанешь с этого кресла сейчас, то не встанешь уже никогда, – хлестнула меня отчетливая мысль.
Собрав все силы, я вскочила с кресла и, не поворачивая головы, выбежала в столовую. Правую ступню пронзила острая боль – меня угораздило наступить на осколок рюмки. Через столовую, не разбирая дороги, я неслась вверх по лестнице, пока не достигла своей спальни.
Вот, наверно, удивился бы сейчас мой школьный учитель физкультуры!
В спальне я перевела дух, сердце ходило ходуном. Пока я летела, из меня единым махом вышел весь хмель. Из разрезанной ступни сочилась кровь.
Нечаянно взгляд упал на будильник – десять часов.
Как же так?! Я ведь пришла в одиннадцатом часу… Стоят, что ли?
Снизу донесся отдаленный бой больших часов в гостиной.
Десять.
Меня прошиб холодный пот.
Что за чертовщина? То я целый час иду до остановки, до которой рукой подать, то прихожу домой раньше, чем вышла с работы…
От всего пережитого голова шла кругом.
Надо покурить.
Сунула руку в карман халата – сигареты и зажигалка на месте.
Дрожа, как мокрая мышь, я, шатаясь, вышла на балкон и буквально наткнулась на плотную кромешную темноту. Воздух еще уплотнился, казалось, его можно хватать руками.
Боже правый, куда я попала?
Что со мной?
ПОМОГИ!
В голове высоким и чистым голосом зазвенела песня:
Звон звон звон
Малиновые реки
Испокон вовеки
Ходил на поклон
Падал на ступени
Все обиты пороги
В кровь истерты колени
Я бросилась обратно в комнату и упала на постель.
Не помню, как я заснула.
Глава шестая
Проснулась я в восемь утра по местному времени в совершенно разбитом состоянии. Приподнялась на постели. За окном который день был промозглый сумрак и ни малейших признаков солнечного света.
Что поделать, поздняя осень…
Я вылезла из постели, взяла сигареты и, хромая, вышла на балкон, чтобы покурить и немного прийти в себя. Слава богу, сегодня суббота, и на работу спешить не надо.
За окном открылась панорама города. С высоты двадцать второго этажа я увидела парк с облетевшими деревьями, скамейками и скульптурой, за парком – знакомый супермаркет, возле которого проступало пятнышко трамвайной остановки. Из-за супермаркета выглядывала величественная башня с неправильно идущими часами. Весь пейзаж был отчетливо виден. Куда же он девается вечером?
Словно его сжирает наползающий мрак?..
Внезапно меня охватило необъяснимое тягостное чувство. Захотелось одеться, взять все свои вещи и бежать отсюда куда глаза глядят.
Я вынула из пачки вторую сигарету. Щемящая тоска неодолимой силы, будто клещами, сжала сердце. Что-то из самой глубины души с надрывом кричало:
Не могу здесь больше. Не могу!
Вспомнились подробности вчерашнего вечера. Шум леса, дурманящие запахи трав, скрип моста, влажный речной воздух, и – страх, приковавший к месту, ужас, проросший в самое сердце.
Сквозь тяжелую, тревожную, мучительную тоску изо всех сил продирался голос разума.
С чего все началось? Кажется, со скрипа кресла? А как же ему не скрипеть, когда ему почти сто лет?
А жуткий шум леса?..
А ты вспомни, сколько в тебе сидело к тому времени? Помнишь, как в песенке поется: «Выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове…»
А удушливые запахи?
Милая моя, а ты бы не курила по пачке в день, глядишь, и запахи перестали бы душить…
А отец?..
Внутренний голос только посмеялся надо мной.
Это все твое пьяное воображение, дорогая фройлейн. А пропусти ты еще рюмочку, отец не только прогулялся бы по мосту, а сошел бы с картины и посидел с тобой у камина…
Голос меня как будто убедил; он умел все так просто объяснить!
Но, несмотря на это, заходить в гостиную почему-то чертовски не хотелось. Хотя надо бы подмести осколки и вытереть кровь с пола…
Я уберу в гостиной…
попозже
…и больше туда ни ногой!
Это обещание выглядело двусмысленно.
Я пошевелила порезанной ступней.
Если ранят тебя сильно, себе рану первяжи, – вспомнилась песня гражданской войны.
Безуспешно обшарив в поисках аптечки обе спальни и ванную, я заковыляла по лестнице вниз. Спустившись, поразмыслила: где бы она могла быть?
На первом этаже царили покой и умиротворение.
С замиранием сердца я взглянула на дверь гостиной.
Дверь поманила войти.
Нет!..
Я сделала шаг.
Нет, нет!
Я отчаянно затрясла головой и, волоча за собой ногу, попятилась в сторону отцовского кабинета.
Может, там найдется хотя бы пузырек йода или кусочек пластыря?..
Приоткрыв дверь, я заглянула в пустую комнату, озираясь по сторонам, потом вошла и притворила за собой дверь.
Мне показалось, что в кабинете как будто накурено; чтобы удостовериться, я втянула носом воздух. Точно, накурено!
Я вчера, конечно, переборщила с курением, но ведь я курила в гостиной…
И запах какой-то особенный; не такой, как от моих дешевых сигарет, а ароматный, с привкусом ванили.
Это-то как объяснить?!
Внутренний голос молчал.
Я почувствовала, что на меня опять начало накатывать желание уйти отсюда навсегда.
Сейчас я только обработаю ногу, созвонюсь с подружками и свалю отсюда до вечера.
Опять обрастая только что с таким трудом изгнанной тревогой, я начала рыться в шкафу, но там не было никаких шкатулок или коробочек с лекарствами,
а если бы и были, лекарствам было бы уже лет десять.
Бинт и пластырь, правда, не имеют срока годности.
Перебирая старые журналы, я из любопытства открыла один из них. Полистала. Журнал представлял собой сборник научных статей, выпускаемый академией наук в советские годы.
Может, тут есть и изыскания моего отца, которому не стоится спокойно в портрете?
