Последний день я провела в сборах и прощаниях. Ко мне заглянул мой кузен, Эрик который не успел еще уехать из города, передал мне книги от моего Наставника, нотации от отца и пару приятных сюрпризов от себя. Магические артефакты, хотя и уступали гармским в искусности, обладали редкими, подчас уникальными свойствами. Я почти не глядя запихала их в чемодан, пообещав прочесть инструкции, как только выпадет свободно время, а после того, как ушел Эрик, связалась с отцом по магическому зеркалу. Надо ж мне было с ним поругаться на дорожку. Поругаться с ним мне, впрочем, не удалось, даже из-за договора. Папа выглядел настолько растерянным и виноватым, хотя мой брак с Бергелем отнюдь не был его идеей, что мне стало его жаль. Но зато узнала одну любопытную вещь — мой старший брат, Эйнар, как раз находился по делам в столице Алискана.

Об этом не знал даже дед. А вот папа — вполне. Что и ни говори, он за своими детьми всегда присматривал. Даже если они столь беспутные, как Эйнар.

Мой сводный брат Эйнар был старше меня почти на сорок лет, и уже вступил в возраст зрелости магов. Отношения у нас с ним были странные — точнее отношений не было совсем. К тому времени, когда наш отец женился на моей матери, Эйнар уже жил отдельно и занимался своей собственной карьерой.

Так что познакомилась я с ним, когда мне было лет пять. То, что случилось потом, можно оправдать многим: неудачностью момента, моей детской впечатлительностью, неумением Эйнара общаться с детьми, но при первом нашем знакомстве я его жутко испугалась. Статью он был больше похож на отца, крупного и массивного, нежели на деда и меня, взяв от родовых признаков Эйнхери только светлую масть. А вот характер у него был гораздо тяжелее, дедовский, и это сочетание большого тела и тяжелого взгляда производило поистинне мощное впечатление. Эйнар как раз прибыл с какой-то очередной военной заварушки, был взвинчен и чрезмерно агрессивен, что в купе с его массивностью произвело на меня удручающее впечатление, и поэтому его попытка "покатать мелкую на плечах" привело только к детским слезам и приступу истерики.

Все пребывание его в гостях у моего отца было омрачено тем, что я старательно пряталась от старшего брата и отказывалась с ним говорить. Став старше, я конечно перестала его боятся, но отчуждение между нами осталось. Да и что нас связывало — только родство, а это не так уж много. Хотя с теми же двоюродными братьями я ладила гораздо лучше.

Разница в мировоззрении и характере, я думаю, существовала не из нашей разницы в возрасте, а из-за неодинакового воспитания, косвенной виной чему были брачные традиции магов, которые диктовались жестокой необходимостью. Маги действительно могут жить очень долго — средний срок жизни чародеев триста-четыреста лет, а некоторые наиболее могущественные (или хитрые) доживают и до тысячи. Такой долгий срок жизни по человеческим меркам отнюдь не способствует постоянности в отношениях, и маги в течении жизни неоднократно меняют партнеров и супругов. Еще бы — маги и так не обладают мягким и покладистым характером, а одному магу терпеть другого в течении сотни лет и вовсе невыносимо. Люди же обычно или не выносили долго жизни рядом с магами, или очень быстро кончались…

Но как бы не бились над этим целители и маги-теоретики, репродуктивный возраст женщин, будь они обычными человечками или магичками, ограничивался возрастом чуть более сорока лет, и поэтому магический закон обязал вступать в брак чародеек и волшебниц до сорока лет. Закон этот не был столь уж жесток, и не заставлял связывать себя узами с нелюбимым человеком, да и если бы ты отказывался от брака, никаких смертельных кар на твою голову не выпадало, но и избежать его было не так уж и просто.

Только тех женщин, кто игнорировали этот закон, ожидало презрение своих сородичей и отлучение от семьи, и не так уж много чародеек рисковали его нарушить. Магов же этот закон практически не касался — они могли заводить детей и в семьдесят, и в сто лет, поэтому в магических семьях нередко существовала асимметрия — юная супруга и зрелый, на несколько десятков (если не сотен) лет старше супруг. К сожалению, такие браки редко бывали крепки, так как нередко совершались по расчету и необходимости, а не из крепких чувств, да и матерями юные магички были так себе. Ну подумайте сами — вы еще не перевалили ваш первый полтинник, магия, что вы пытаетесь обуздать, опьяняет вас силой и могуществом, и весь мир как большой полигон, на котором можно пробовать свои силы.

Поэтому как только младший ребенок подрастал лет до пяти-семи, его скидывали на воспитание более старшим родственникам, а браки в большинстве своем распадались. Так было и с матерью Эйнара — она рассталась с моим отцом когда моему брату было шесть лет, и сейчас находилась во втором браке, уже счастливом. А Эйнар, как и большинство детей, родившихся в магических семьях, воспитывался в главном поместье Эйнхери, на глазах у деда, и редко общался с отцом.

Моя же мать, тоже маг, но очень слабый, из лэров, вышла замуж за отца, когда он уже вполне состоялся. Она принесла ему истинное счастье и покой, как отец говорит. Мои родители сами обучали меня лет до пятнадцати — отец боевой магии, а мать своей странной разновидностью ментальной магии, и я была наверное самым счастливым ребенком на свете… А потом она пропала. Уехала, исчезла из нашей жизни, и все развалилось. Уже тогда, почти взрослая, я переехала в поместье к Рорику, и вместе с другим молодняком начала обучаться у старшего поколения, как это у нас принято. Поэтому, наверное, я не такая жесткая и принципиальная, и не столь беззаветно преданна роду Эйнхери. Домашняя девочка, что уж тут сказать.

Так что я не так уж была уверена, что старший брат будет мне рад. Стоит ли с ним вообще встречаться?

Под вечер меня ждали скучнейшие должностные обязанности — я должна была получить инструкции у заместителя Траута. Мне хотелось бы зайти к Нортону, но меня все еще не пускали к нему. Из всей нашей встречи с Траутом я поняла одно — он не одобряет мою кандидатуру, считая что назначение было несправедливым. Уж не знаю, на что он пытался намекнуть — то ли что меня протолкнул мой отец и Рорик, то ли что я сплю с канцлером. Задал пару вопросов о Мэй, для галочки — о моем отравлении, и наконец соизволил дать мне инструкции. Я слушала, машинально качая головой, когда мне казалось, что он ждет моего ответа, пока мое сознание не зацепилось за одну фразу.

— Так-так, — зловеще произнесла я. — Вы поставили меня под начало Анхельма? Первоначально предполагалось что мы будем с ним партнерами, лорд Нортон ни слова ни говорил мне о том, что я должна буду отчитываться о своих действиях еще и Анхельму.

Траут скривил кислую рожу, и резко стал похож на обиженного жизнью жабеныша.

— Будь моя воля, я бы и близко не подпустил этого некромага к делу, но вводить новых игроков уже поздно. А из вас двоих он более рассудительный, так что подчиняться будешь прямо ему. Но это не значит, что вас двоих не будут страховать.

Ага, "страховать" это примерно то же самое что "следить и контролировать". Интересно, уж не мой ли это братец будет? Хотя вряд ли, он всегда был слишком высокомерен, чтобы служить правительству, и слишком прямолинеен, чтобы играть в шпионские игры.

Вышла я оттуда не то что сильно расстроенная, но все же с подпорченным настроением и с твердым решением, что как только Анхельм попытается мной командовать, я тут же поставлю его на место.

Я не стала больше искать приключений на свою голову, и отправилась в кровать. Ночью мне снились приключения с погонями и сражениями, я спасала мир, отбивалась от злобных демонов, и признавалась в любви к высокому мужчине, чьего лица я так и не видела. Хотя это мог быть практически кто угодно — высоких мужчин в моей жизни хватало.

Анхельм Нидхегг

Истик всегда казался Анхельму одним из самых счастливых городов Ойкумены. Мощенные мостовые, аллеи и парки, маленькие магазинчики, пекарни и кофейни. Летом здесь запускали небесные фонарики, зимой приходило время фейерверков и театральных фестивалей, весной проводили карнавалы, а осень была временем ярмарок. Город, где один праздник следовал за другим, и самое худшее, что могло случиться — это карикатура на мэра на стене ратуши. Город, в котором даже в военное время дети беззаботно носились по улицам и не боялись заговаривать с незнакомцами.