Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Спустя некоторое время я стал получать ответы на мое воззвание от многих лиц из разных городов и местечек. Во всех полученных мною письмах красной нитью проходило сознание необходимости бороться печатным словом с возродившимся антисемитизмом и именно в такой форме, в какой я предложил. Из некоторых местечек прислали список подписчиков с просьбой сообщить, сколько и куда выслать денег за газету.

Весьма интересен был ответ Богрова. Он разделил мою точку зрения и пригласил меня приехать в Петербург. Спустя некоторое время я поехал туда, остановился в меблированных комнатах «Рига», кажется на Садовой улице, и немедленно повидался с Богровым.

Министром внутренних дел был тогда всесильный Тимашев197, ярый враг печати и такой же антисемит. О получении разрешения на издание новой газеты нечего было и думать. Богров и Слонимский198 взяли на себя переговоры с издателями некоторых газет и по совету Богрова я должен был через месяц снова вернуться в Петербург для дальнейших хлопот.

Подписчики будущей газеты из провинции спрашивали меня, когда она наконец выйдет. Я успокаивал их, что непременно выйдет, а между тем из Петербурга друзья мне писали, что придется повременить, что политический курс не дает никаких оснований надеяться на разрешение новой газеты, но что они ведут переговоры с Трубниковым199 и другими издателями и надеются приобрести какой-нибудь из существующих органов.

Видя, что моей мечте не скоро осуществиться, я зачислился в кандидаты на судебные должности при Московской судебной палате.

С болью в сердце вспоминаю о моей неудавшейся попытке. Я убежден, что надобность в таком органе постоянно была и есть, и именно в существовании живой, серьезной ежедневной газеты, которая была бы не еврейским национальным органом, а общерусским.

Самара

Глава первая

В мае 1875 года я окончил юридический факультет Московского университета. Предстояло решить вопрос: чему себя посвятить – адвокатуре или магистратуре? Деятельность адвоката тогда еще была окружена некоторым ореолом. Адвокатская трибуна была почти единственным местом, откуда могло раздаваться свободное слово. Под флагом защиты обвиненных в нарушении законов некоторые – идейные – адвокаты смело указывали на те болезни общества и государства, которые порождали преступления.

К речам таких ораторов общество и государственная власть прислушивались. Помню, с каким вниманием зал уголовного заседания слушал речи известного адвоката Спасовича.

В первое время, после введения судебной реформы, адвокатура могла гордиться тем, что в ее рядах много честных, идейных деятелей. Но с течением времени в адвокаты пошли, в значительном количестве, люди далеко не идейные. Звание адвоката стало уже не так почетно. В статьях Щедрина200 и многих менее видных публицистов адвокатура рисовалась в самых мрачных красках.

Рядом с адвокатурой стояла магистратура. Хотя деятели вроде Стояновского, Ровинского201 и других тоже не часто попадались, судебное ведомство тогда еще не было развращено, над ним еще не оперировали Манасеины, Муравьевы, Щегловитовы202 и другие.

Не считая себя способным быть в числе адвокатов, которые «глаголом жгут сердца людей»203, я решил посвятить себя скромной деятельности – службе по судебному ведомству. К этому меня особенно побуждало мое глубокое убеждение, что евреям не следует гоняться за крупными адвокатскими кушами, а нужно иметь своих представителей в рядах скромных, честных судей. На государственную службу евреев тогда хотя и принимали, но неохотно. В первое время судебной реформы несколько евреев попали в секретариат Сената, в прокуратуру, а некоторые и в магистратуру, но почти все или вышли в присяжные поверенные, или приняли православие.

Родственник мой Владимир Исаевич Тейтель познакомил меня с членом Московской судебной палаты Степаном Макаровичем Гулькевичем204, и при его содействии я был зачислен в кандидаты на судебные должности при Московской судебной палате. Когда Гулькевич был назначен прокурором Казанской судебной палаты, я был переведен туда. Из Казани, в мае 1876 года, я откомандирован был в Пермскую губернию. Евреев по судебному ведомству в большом Казанском округе, в состав которого вошли восемь обширных губерний, на службе было всего двое: Дилон, впоследствии член Казанского окружного суда205, да еще исполняющий должность судебного следователя в городе Красноуфимске Пермской губернии Илья Яковлевич Троцкий206Так как в Пермском округе только что были введены новые судебные учреждения, для ликвидации дел старых судов к следователям прикомандировывались в помощь кандидаты на судебные должности. Я как раз попал к Троцкому. Илья Яковлевич, невысокого роста, плотный, добродушный, добросовестный труженик, был крайне религиозен и набожен.

По предписанию окружного суда мы с Троцким разделили следственный участок. Мне отвели несколько волостей с правом самостоятельно производить следствие. Поселился я сначала на Суксунском заводе, а затем в большом селе Ключи, на Сибирском тракте, по которому следовали все приговоренные к ссылке в Сибирь. Гостеприимство жителей Пермской губернии, их религиозная терпимость были совершенно исключительными. С удовольствием вспоминаю время, проведенное среди этого хорошего, здорового населения.

Из Пермского округа я назначен был исправляющим должность судебного следователя в Самарский округ. В то время Министерство юстиции не утверждало судебных следователей в должности; оно не желало иметь несменяемых, независимых следователей, и мы все считались причисленными к Министерству юстиции и командированными к исправлению должности судебных следователей. Я назначен был в село Старый Буян Самарскаго уезда и, только что женившись, в декабре 1877 года, приехал туда с женой.

За неимением другого помещения мы сняли большой помещичий дом в восемнадцать комнат со старинной обстановкой: вольтеровские кресла, клавесины, часы Екатерининских времен. Этот дом принадлежал известному баснописцу Дмитриеву, бывшему министру Александра І207Кабинет был украшен портретами царственных особ конца XVIII и начала XIX столетий, грамотами на имя Дмитриева. За помещение с отоплением мы платили двадцать пять рублей в месяц. Эта сумма считалась очень большой в то время, и все знакомые настаивали на том, что мы должны написать наследникам Дмитриева в Петербург с просьбой уменьшить плату. Дом помещался в большом саду с выходом к мосту через реку. Как только доносился звук колокольчика, что означало приближение какого-нибудь проезжего к мосту, мы или сами выбегали, или посылали прислугу тащить проезжего к нам. Эти проезжие угощались чаем, обедом, а иногда оставались на день, на два гостить.

Случайно в Старом Буяне оказалась довольно интересная компания: судившиеся по известному «процессу ста девяноста трех»208 земский врач Иван Иванович Гауэнштейн209, молодой и интеллигентный социал-демократ, находившийся в переписке с вождем социал-демократии в Германии Бебелем210, и фельдшер Юнеев со своей женой211Они имели большое влияние на маленький кружок интеллигенции. К ним примкнули учитель с учительницей, дочери священника и сам священник Помряскинский212, необыкновенно симпатичный, толерантный человек.

вернуться

197

Тимашев Александр Егорович (1818–1893) – министр внутренних дел Российской империи (1868–1878).

вернуться

198

Слонимский Леонид-Людвиг Зиновьевич (1850–1918) – российский публицист, публиковался в журналах «Слово», «Вестник Европы» и др.

вернуться

199

Трубников Константин Васильевич (1829–1904) – издатель газет и журналов, инициатор создания первого русского телеграфного агентства.

вернуться

200

В статьях Щедрина… Салтыков Михаил Евграфович (Щедрин, 1826– 1889) – русский писатель и публицист.

вернуться

201

Стояновский Николай Иванович (1821–1900) – русский юрист, статс-секретарь (1895), один из проводников судебной реформы 1860-х гг.; Ровинский Дмитрий Александрович (1824–1895) – русский юрист, один из главных авторов судебной реформы 1860-х гг., прокурор Московского судебного округа (1866).

вернуться

202

Манасеин Николай Авксентьевич (Манассеин, 1834–1895), Муравьев Николай Валерианович (1850–1908) и Щегловитов Иван Григорьевич (1861–1918) – были в 1860-е гг. членами Комиссии по подготовке реформы судопроизводства. Манасеин впоследствии, будучи генерал-прокурором, участвовал в контрреформах – при нем, например, в 1889 году было запрещено принимать в сословие присяжных поверенных без особого на то разрешения министра юстиции, лиц нехристианских исповеданий.

вернуться

203

«глаголом жгут сердца людей» – измененная цитата из стихотворения «Пророк» (1828) А. С. Пушкина. У Пушкина: «Глаголом жги сердца людей».

вернуться

204

Гулькевич Степан Макарович (1830–1892) – тайный советник.

вернуться

205

Диллон Марк Львович (1843–1895) – судебный чиновник, окончил вилленское раввинское училище, член Пермского (1874) и Казанского окружных судов (1878–1896).

вернуться

206

Троцкий Илья Яковлевич – юрист (1838–1890), окончил воложинскую иешиву и виленское раввинское училище, судебный следователь в Красноуфимске (1875), член Казанского окружного суда (1890).

вернуться

207

Дмитриев Иван Иванович (1760–1837) – поэт и мемуарист, член Государственного совета (1810), министр юстиции (1810–1814).

вернуться

208

«процессу ста девяноста трех» – имеется в виду судебное «дело о пропаганде в империи», по обвинению народников в революционной пропаганде; оно разбиралось в Особом присутствии Правительствующего сената в Петербурге в 1877– 1878 гг.

вернуться

209

Гауэнштейн Иван Иванович (1847–?) – фельдшер, находился в Самарской губернии (1878–1891) в ссылке, занимался переводом немецких революционных брошюр.

вернуться

210

Бебель Фердинанд Август (1840–1913) – лидер германского и международного рабочего движения, основатель социал-демократического парламентаризма.

вернуться

211

фельдшер Юнеев со своей женой– сведения не установлены.

вернуться

212

священник Помряскинский Павел Гурьевич (1867–1937).

16
{"b":"668046","o":1}