Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пусть эта книга станет венком памяти Якову Львовичу Тейтелю, а у его дела Человеколюбия и Добра, будем верить, найдутся достойные последователи в России и за ее пределами.

Яков Львович Тейтель

Из моей жизни за сорок лет

Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии - b00000208.jpg

Я. Л. Тейтель (1850–1939)

Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии - b00000210.jpg

Е. В. Тейтель (1858–1921)

Посвящаю светлой памяти моей жены, верной спутницы моей жизни – Екатерине Владимировне Тейтель

От автора 153

Наконец-то моя мечта осуществляется. Мемуары, посвященные памяти моего лучшего друга, покойной моей жены, Екатерины Владимировны, выходят в свет.

Не будет «смирением паче гордости», если я скажу, что мои воспоминания – не мемуары большого человека, видного политического или общественного деятеля. Большими делами я не занимался. Всю жизнь я и жена оказывали людям мелкие услуги, приходя на помощь, по мере сил, обращавшимся к нам в трудную минуту их жизни.

В конце 1918 года мы приехали в Киев, где тогда жили мой сын со своей женой. Пробыли мы там до конца 1920-го. При нас было чуть ли не пятнадцать смен правительств 154 . Каждое из них своей жестокостью, насилиями старалось перещеголять своего предшественника. При нас на Украине были и страшные погромы. В самом Киеве, на наших глазах, грабили, резали людей, насиловали женщин, умерщвляли детей. Человек озверел.

Настоящее было мрачно, впереди никакого просвета 155 . Оставалось одно прошлое, и вот я погрузился в это прошлое, стал им жить и изложил на бумаге то из него, что сохранилось в моей памяти. А вспомнить было о чем: целый ряд встреч с видными политическими и общественными деятелями, художниками, писателями; служба моя, чуть ли не единственного в российском судебном ведомстве еврея, в течение сорока лет; полувековая собственная работа по общественным делам.

В сырой комнате, при трехградусном холоде, в шубе, калошах, шапке, я диктовал свои воспоминания группе молодежи, которая окружала меня и согревала искренней любовью.

Выходящие ныне воспоминания доведены до начала великой мировой войны. Продолжением их будет рассказ о пребывании моем в Лондоне в самый разгар войны, о свиданиях с тамошними политическими и общественными деятелями, переезде в Петербург и Москву, Февральской Революции, Октябрьском перевороте, переезде в Киев, переселении в Берлин, о жизни русской беженской колонии и о работе моей в берлинских эмигрантских организациях.

Я буду счастлив, если судьбе угодно будет продлить мою жизнь, чтобы я мог увидеть в печати и вторую часть моих воспоминаний.

Под могильной плитой всякого человека схоронена целая всемирная история.

Генрих Гейне

Детство

Яродился 1851 года 2 ноября156 в местечке Черный Остров Подольской губернии Проскуровского уезда. Дед мой по отцу реб Янкель Малишвецер – назывался он так по имени села, в котором арендовал мельницу, – известен был своим добродушием и гостеприимством. В Черном Острове у него был небольшой винокуренный завод: «Гарельня».

Он считался местным аристократом, встречался с польскими помещиками и детям дал приличное по тому времени образование. Отец мой знал польский и прилично русский языки, а на древнееврейском даже пописывал стихи, и слыл за свободомыслящего: носил платье европейского покроя. Когда введены были винные откупа157, отец служил по этим откупам «акциз-ником». Акцизники считались либералами и даже атеистами, так как они нарушали чуть ли не все шестьсот тринадцать правил, обязательных для правоверного еврея158.

Помню я себя с шестилетнего возраста, когда меня носили в хедер – первоначальную школу159Помню изможденного меламеда160 с рыженькой бородкой и его жену, несчастную женщину, окруженную многочисленной детворой.

Помещался наш хедер в комнате с земляным полом, учеников было около тридцати, все сидели на полу, тут же находилась и коза меламеда, учителя нашего, кормившая своим молоком всю семью. С удовольствием вспоминаю зимние вечера, когда мы возвращались домой с фонарями и песнями. Дома меня ожидали мать и сестры, и, так как я был единственным сыном, они меня сильно баловали. Мать моя была родом из пограничного местечка Радзивилова. Отец ее был содержателем почты, отпускал лошадей проезжим по казенной надобности, курьерам, фельдегерям и другим. При проезде лиц царской фамилии он садился на козлы рядом с ямщиком и правил лошадьми. Характера он был властного, считался гордецом. Властность унаследовала от него дочь, моя мать. В Черном Острове устроила она свою квартиру по-заграничному, с некоторым комфортом, что не особенно нравилось многочисленным родственникам, особенно родственницам моего отца. Лишился я матери, когда мне было лет девять. Она уехала из Черного Острова к моей сестре в город Ровно, где и умерла. Врезался в мою память ее прощальный взгляд, брошенный на меня, когда она садилась в пролетку, взгляд, полный любви и горести, как будто она предчувствовала, что больше меня не увидит. После смерти матери воспитанием моим занялась моя сестра Анна. Ей я многим в жизни обязан. Надо удивляться, как ей, девушке, выросшей в глухом местечке, удалось познакомиться с произведениями русских и немецких писателей. Всеми силами она стремилась дать мне европейское образование.

Как я сказал, отец мой служил по акцизу. В его ведении было несколько винокуренных заводов. В одном из них смотрителем был некий Розен, из Кременца Волынской губернии, большой знаток Библии. Тогда очень распространено было Пятикнижие с древнееврейским и немецким текстами. Розен был большой знаток также немецкого языка. Отец поместил меня у него, и тот занялся моими воспитанием и образованием.

Единственным светлым лучом тогдашней моей жизни был мой товарищ Трохим, сын заводского ночного караульщика, мой ровесник. С ним мы делили горе и радость. Полюбил я очень этого Трохима. Любил бывать в землянке его родителей. Отец его попивал, а мать горемыкала с ребятишками. Особенно она любила беловолосого Трохима и часть любви переносила на меня, одинокого сироту. В избе родителей Трохима я чувствовал себя как дома и не понимал, как можно не любить человека только потому, что он «гой» или «жид»161Я многим обязан милому Трохиму и его матери, типичной хохлушке162.

В ведении моего отца был также винокуренный завод в местечке Степань Волынской губернии. В Степани проживал реб Танхум Розенцвейг, пользовавшийся большим уважением местного и окружного населения.

Он уговорил моего отца отпустить меня с ним в Воложин163, где он хотел определить меня в ешибот164, предсказывая блестящую карьеру раввина. Меня стали готовить к отъезду. Сшили соответствующий костюм, длинный капот-лапсердак, заказали пантофли165 и остальные принадлежности. К счастью или к несчастью, поездка господина Танхума не состоялась, и меня вместо Воложина отвезли в Немиров, где я стал готовиться к поступлению в гимназию. Признаться, я был плохо подготовлен и провалился на экзамене. Отец отвез меня в местечко Черный Остров, на мою родину. В этом местечке было четырехклассное дворянское училище. Называлось оно «дворянским» потому, что содержалось на средства местного польского дворянства. После польского восстания 1863 года166 правительство ввело в училище строгую дисциплину, увольняло учителей-поляков и назначало чистокровных русских, старавшихся не о толковом преподавании своих предметов, а о насаждении русской государственности. Поступил я в это училище в 1865 году.

вернуться

153

Опубликовано: Тейтель Я. Л. Из моей жизни. С. 5–241. Воспоминания воспроизведены здесь по их первому книжному изданию, с устранением явных текстуальных дефектов издания, необходимыми по современным нормам русского правописания изменениями орфографии и пунктуации, раскрытием сокращений имен собственных и дополнением значимых для понимания текста примечаний. В отдельных главах публикатор взял на себя право сокращения детального описания расследований в связи с тем, что они представляют интерес более для профессиональной, чем для широкой читательской аудитории.

вернуться

154

чуть ли не пятнадцать смен правительств – за тридцать девять месяцев, с марта 1917 по июнь 1920 года, власть в Киеве поменялась четырнадцать раз: Временное правительство со 2 (15) марта по 7 (20) ноября 1917 г. Центральная Рада – 7 (20) ноября 1917 – 26 января (8 сентября) 1918 г. под председательством М. Грушевского. В этот период в Киеве боролись Войска Киевского военного округа, большевики, украинские силы, являющиеся сторонниками Центральной рады. 7 (20) ноября 1917 г. в Киеве была провозглашена Украинская Народная Республика как часть России, но не как независимое государство. Большевики пришли в Киев 26 января (8 февраля) и продержались до 1 марта 1918 г. Их приход сопровождался массовыми расстрелами всех, кто был против их власти. Центральная Рада, заключив Брест-Литовский мир с Германией и Австро-Венгрией, получила военную поддержку. Время с 29 апреля по 14 декабря 1918 г. киевляне запомнили как порядок при немцах. В это же время в Киев прибывают многие беженцы из Москвы и Петербурга. 14 декабря 1918 г. к власти пришел гетман Скоропадский, и в город вошли отряды Петлюры, провозгласив Директорию. Все русскоязычные вывески были в трехдневный срок заменены на украинские, однако вывески на польском и еврейском языках остались без изменений. Директория продержалась до 5 февраля 1919 г. 22 января 1919 г. был объявлен Универсал о соборной Украине (объединение УНР и Западно-Украинской Народной Республики). Большевики вернулись в Киев 5 февраля 1919 г. и пробыли в городе до 3 августа 1919 г. Далее власть менялась буквально в недельном и даже дневном темпе: УНР: 30 августа – 31 августа 1919 г. В этот день власть в Киеве поменялась дважды. Исторический бой, начавшийся на Думской площади, продолжился почти 100 лет спустя на Майдане. Добровольческая армия: 3 августа – 14 октября 1919 г.Большевики: 14 октября – 16 октября 1919 г. Добровольческая армия: 16 октября – 16 декабря 1919 г. Большевики: 16 декабря 1919 г. – 7 мая 1920 г. Польская армия: 7 мая – 12 мая 1920 г. Большевики пришли в Киев 12 июня 1920 г., после чего из Киева начался массовый отъезд всех, кто был не согласен с режимом. Ни в одном городе борьба за власть не доходила до такой интенсивности и до такой трагедии, как в годы революции и Гражданской войны в Киеве.

вернуться

155

В эмигрантской прессе очевидец так описывал жизнь в Киеве в это время: «Город в полном смысле слова вымирает. Нет ни воды, ни света. Ощущается острый недостаток хлеба. <…> в городе свирепствует сыпной тиф». Украина. В Киеве // Последние новости (Париж). 1920. 27 апр. С. 3.

вернуться

156

1851 года 2 ноября – в немецкоязычном издании своих мемуаров «Aus meiner Lebensarbeit: Erinnerungen eines jüdischen Richters im alten Russland» («Из моей жизни: Воспоминания еврейского судьи в старой России». Frankfurt, 1929), с предисловиями С. М. Дубнова и А. М. Пешкова (М. Горького), автор указал в качестве даты своего рождения, по григорианскому («новому») календарному стилю, 2 ноября 1850 года. Расхождения не только в числе, но и в годе рождения вызывали вопросы уже при жизни Тейтеля. По этому поводу он заметил в том же немецкоязычном издании мемуаров, что точная дата рождения не имеет большого значения («ну, одним годом больше, одним меньше – разница небольшая»), и объяснил путаницу неточностью ведения метрических книг в еврейских местечках. Сам Тейтель предпочитал считать годом своего рождения 1850-й. В русскоязычном издании мемуаров, воспроизводимом здесь, днем рождения названо 2 ноября по юлианскому («старому») стилю, принятому в России до 1918 года. Таким образом, по григорианскому, общепринятому теперь стилю, датой рождения Тейтеля должно считаться 14 ноября. На его надгробии на кладбище Кокад (Cimetiere de Caucade) в Ницце указана дата рождения: 15 ноября 1850 г. Мы исходим из этого указания.

вернуться

157

Когда введены были винные откупа – имеется в виду введение в действие в 1847 году «Положения об акцизном откупном комиссарстве», которым были юридически закреплены элементы частичного налогообложения на продажу крепких напитков в России в рамках откупной системы. Закон устанавливал определенную цену на откуп вина для каждого города и уезда, числа питейных домов и прочее. Откупщик был обязан вносить в казну акцизно-откупную сумму, которая сообщалась на торгах, наделялся правами собирать акциз с питейных заведений и лавок, заключать личные соглашения с их содержателями и открывать питейные заведения.

вернуться

158

шестьсот тринадцать правил, обязательных для правоверного еврея – имеется в виду перечень основных религиозных предписаний в иудаизме, из которых 248 обязывающих выполнение заповедей и 365 запрещающих.

вернуться

159

хедер (ивр.– религиозная начальная школа у иудеев. Учебные заведения такого типа были распространены у ашкеназских евреев; дети изучали там Пятикнижие (Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие) и получали начальные сведения о Талмуде.

вернуться

160

меламед (ивр.– учитель в хедере и в караимском начальном учебном заведении мидраше, занимавшийся обучением детей еврейскому закону и языку.

вернуться

161

«гой» или «жид» – распространенные в Российской империи пренебрежительные прозвища неиудея и иудея соответственно.

вернуться

162

хохлушке (разг.) – украинке.

вернуться

163

в Воложин. Воложин – город в Белоруссии, к северо-западу от Минска, где находилась раввинская школа, одна из известнейших в царской России.

вернуться

164

ешибот (правильнее иешивот (ивр.)) – множ. число от иешива (букв.: сидение, заседание), высшее иуйдейское религиозное учебное заведение по подготовке раввинов.

вернуться

165

капот-лапсердак – длинное черное пальто; пантофли (образ. от Pantoffel (нем.– легкая обувь, туфли.

вернуться

166

После польского восстания 1863 года – имеется в виду национально-освободительное восстание на территориях Царства Польского, Северо-Западного края и Волыни, имевшее целью восстановление польского государства в границах 1772 года и жестоко подавленное русскими войсками. В ряде западных регионов это ускорило русификацию образования в начальных школах.

13
{"b":"668046","o":1}