Какие волнующие ощущения испытал я, слушая исполнение нашего гимна! Сотни раз я его слышал до этого, сотни раз с воодушевлением пел сам. Но все дело заключалось в том, что исполнялся он под окнами королевского дворца, цитадели одной из самых деспотических монархий в мире. Исполнялся, должно быть, впервые на египетской земле. Нельзя было не видеть в этом знамения времени, ибо «Интернационал» отражал не только победную поступь трудящихся Советской страны, но и неудержимое движение вперед людей труда во всем мире.

С праздничным чувством прислушиваясь к такой родной и вдохновляющей мелодии, я в то же время мысленно представлял себе, как воспринимается сейчас гимн за стенами дворца. Знакомы ли его обитателям слова «Интернационала»? Наверняка знакомы и преданы анафеме. Как, должно быть, режет слух Фарука и всех его присных революционный призыв: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!» Это же к их рабам призыв, к их голодающим, угнетенным массам! Какой возмутительный подрыв всех устоев деспотизма! Однако надо терпеть: из песни слова не выкинешь. Особенно если это государственный гимн державы, чей представитель через минуту будет вручать свои верительные грамоты.

Но вот смолкли последние звуки «Интернационала», и мы опять во власти обветшалого церемониала и обветшалых понятий, в затхлой атмосфере обветшалого режима. Оберкамергер стряхнул с себя напускное оцепенение и принялся за свои обязанности, начав с того, что отрекомендовал мне лиц, собравшихся на ступенях подъезда. Часть из них была в таких же раззолоченных сюртуках, как и у Теймур-бея, другие – в военной форме, но все они принадлежали к придворной знати – я чуть было не сказал: «челяди». Внутри дворца, куда Теймур-бей повел нас вместе с нашими новыми знакомыми, мы поднялись на второй этаж по мраморным ступеням, устланным ковровыми дорожками, затем пошли широким коридором, вдоль стен которого выстроились шпалерами еще какие-то придворные чины и военные. У входа в тронный зал наша свита отстала, и в зал вошли только мы – советские дипломаты, ведомые Теймур-беем.

Это была не банальная буржуазная гостиная, как в резиденциях королей-беженцев43, а настоящий тронный зал внушительных размеров, роскошно декорированный, уставленный произведениями искусства – скульптурами, вазами и т. д. В дальнем конце зала возвышался трон, в данный момент пустовавший. Король предпочел встретить нас возле трона, стоя в окружении группы придворных.

Высокого роста, атлетически сложенный, с самодовольной миной на лице, украшенном холеной рыжей бородкой и завитыми рыжими усиками, Фарук был в парадном военном мундире с огромными эполетами, в феске, при орденах непомерной величины, с цветными муаровыми перевязями через плечо и еще с какими-то сверкающими регалиями.

Таким предстал перед нами король Египта, государь Нубии, Судана, Кордофана и Дарфура Фарук Первый. И Последний – можем мы сейчас с удовлетворением добавить.

Вводя нас в зал, обер-камергер еще в дверях низко поклонился стоявшему в отдалении королю, чем подавал нам пример, которому мы последовали с гораздо меньшим усердием. Пока мы пересекали зал, Теймур-бей сумел поклониться с полдюжины раз, превзойдя число наших поклонов по крайней мере вдвое. Только приблизившись к Фаруку, я отвесил поклон, более или менее отвечавший требованиям придворного этикета.

Теймур-бей с торжественным видом представил меня королю, и мы с ним пожали друг другу руки. А дальше все пошло по известному шаблону. Я вручил Фаруку послание М. И. Калинина, затем мы обменялись с ним краткими речами. Я представил Фаруку дипломатический персонал посольства, а король мне – лиц из своего окружения. В их число помимо уже знакомого мне Наххас-паши входили начальник королевской канцелярии, главный адъютант короля и еще несколько сановников.

Когда процедура вручения грамот была исчерпана, Теймур-бей взглядом дал нам знак к отступлению – в том самом варианте, против которого я тщетно возражал44. И тут из-за непривычки двигаться задом с нашей группой произошел забавный конфуз. Еще вступая в тронный зал, я учел, что путь к королю вел от входа налево почти по диагонали.

Держа это в памяти, я и попятился по диагонали, бок о бок с кланяющимся, как китайский болванчик, Теймур-беем. Мои же коллеги упустили диагональ из виду и ретировались напрямик от короля, в результате чего сразу же оторвались от меня. Сигналить им о перемене курса было неудобно, да они и не заметили бы этого, поскольку в эту минуту «ели глазами» его величество, как предписывал этикет. Свой просчет они обнаружили лишь неподалеку от противоположной стены зала, по счастью ни на что не наткнувшись. Здесь они сделали полуоборот вправо и под улыбки присутствующих смущенно допятились до выхода, где их уже поджидали мы с Теймур-беем. Над этим промахом мы потом немало смеялись между собой. Впрочем, смеялись, наверное, не мы одни.

Обратный путь в посольство проходил все с той же пышностью и торжественностью, включая вторичное исполнение перед дворцом египетского гимна и «Интернационала». Толпы народа на тротуарах, как мне показалось, были теперь еще гуще. Может быть, основная причина их интереса заключалась в том, что впервые в истории Египта королевская карета везла представителя Страны Советов.

Формально самостоятельное суверенное государство Египет – фактически является страной, зависимой от иностранного империализма и в первую очередь от английского. Эта зависимость наложила отпечаток во всех областях политической, общественной и хозяйственней жизни страны. Англичане ведут себя здесь как полновластные хозяева, и это ощущается всеми и во всем. Английские власти полностью осуществляют контроль над печатью, радио, деятельностью всевозможных общественных организаций и т. д. Эта полуколониальная зависимость сказывается и в вопросах протокольного характера.

Англичане везде и всегда на особом положении, им оказывается явное предпочтение на всевозможных церемониях и торжественных приемах. Если на торжестве или приеме присутствует король Египта, то английский посол лорд Киллеарн не знает другого места, кроме как быть рядом с королем.

Машинам английского посла и других английских дипломатов всегда отводятся особые, самые удобные места.

На всех других приемах, где не присутствует король, английский посол – самая высокопоставленная личность для всех, включая и министров египетского правительства.

И в отношениях других английских дипломатов и даже простых чиновников везде можно наблюдать всяческие старания египтян (полиции, чиновников) во всяких мелочах угодить «хозяевам».

Дипломатический протокол представляет собой комплекс различных норм и правил общения между дипломатическими представителями и пр[авительст]вом данной страны, а также между членами посольств или миссий, находящихся в данной стране.

Кроме общепринятых правил дипломатического протокола, установленных еще на Венском конгрессе в 1815 г., обязательных для каждого дипломата, существуют еще некоторые правила и обычаи, установленные или исторически сложившиеся в данной стране. Например, существуют особые церемонии при вручении верительных грамот, на торжественных приемах и т. д.

Египетский протокол мало чем отличается от общепринятого большинством стран официального дипломатического протокола, но есть некоторые особенности восточной пышности, которые приняты в Египте. Например, присылка королевских золотых карет, специальные эскорты гвардии, бегуны при следовании на церемонию при вручении верительных грамот, встречи царедворцем во дворце и т. д.