– Дикости! Хочу дикости! – первое, что услышал Фадеич, когда открыл дверь. На крыльце стояли три парня, девушка и паромщик Толик. Вперед выступал молодой человек низкого роста, коротко стриженный, лет двадцати пяти – двадцати восьми. Лицо его еще не потеряло юношеской свежести и наивности, но в глазах уже читалась взрослая расчетливость и, как показалось Фадеичу, жестокость. Полуулыбка, полуусмешка блуждала на его тонких губах. Это он хотел дикости. Фадеич сразу отметил парня как главного в компании и мысленно обозвал Бугром.

Рядом с ним стоял здоровый, под два метра ростом, румяный, с вьющимися рыжими волосами молодец и тоже улыбался. Улыбался искренне, во весь рот. Физиономия со всеми морщинками и зигзагами выражала мальчишеский задор и шкодливость. Фадеич пометил его Телком. Третий гость был щуплый, со всклокоченными волосами, оттопыренными ушами и выпирающим кадыком. Возраста примерно такого же, как и его товарищи. Он смущенно растягивал губы и смотрел виновато. «Щуплый».

Девушка единственная, кто не улыбался в их компании. Она выглядела уставшей. Ее лицо излучало какое-то ускользающее, утонченное очарование. Привыкший видеть дородных деревенских женщин, Фадеич засмотрелся на стройную фигуру в обтягивающей синей футболке и облегающих джинсах. «Цацка», – согласился он с собой.

Толика-паромщика Фадеич знал давно.

– Вот, Фадеич, русо туристо. Принимай постояльцев. Как договаривались, сразу к тебе, – говорил Толик, присвистывая в дыры между зубов. Многозначительно подмигнул: – Я пойду, паром надо закрыть и вещички парней принести.

Толик спустился с крыльца и, прихрамывая на короткую ногу, поковылял к калитке. От компании шел крепкий запах спиртного.

– Ты нас извини, отец, но мы просто взрываемся от восторга. Тысячу лет не покидали цивилизации, а у вас здесь такая глушь, – Бугор обернулся и окинул покровительственным взором свиту. Телок громко загоготал. – Крутэйбл, земли не чую. Стопудовый тачдаун, – задрал физиономию, вытянул губы в трубочку и завыл. Щуплый хихикнул, словно поперхнулся.

– Ну давай, бать, устраивай нас. Паромщик хвалил твои сервисы. – Бугор вытянул из кармана пятитысячную купюру, сунул Фадеичу в руку.

– Въездные, – пояснил он. Оттеснив хозяина с дороги, шагнул через порог. Товарищи плотной группой последовали за ним через переднюю в гостиную. Девушка задержалась, посмотрела на Фадеича, вжавшегося в вешалку с бушлатами, и когда тот посторонился, вошла свободно в распахнутую дверь.

Крепкий мужчина с красным широким лицом, закаленный суровым забайкальским климатом, привыкший работать руками и самостоятельно добывать пищу, стоял с открытым ртом, часто моргал и сжимал в кулаке купюру. От такой наглости и напора у него перехватило дыхание. Тем временем постояльцы вертели головами по сторонам, беззастенчиво рассматривая жилище, словно оказались в краеведческом музее.

После распада Союза исправительное учреждение закрыли, рудники затопили. Отставной прапорщик внутренних войск осел с женой Натальей в забайкальской деревушке. «Обросшие» хозяйством Торгашевы жили охотой, тайгой, огородом и редкими туристами, наподобие тех, что, не снимая обуви, сейчас топтались в его передней.

Фадеич покосился на деньги, рассмотрел циферки, отлегло. Сунул билет в карман, растянул сухие потрескавшиеся губы в улыбке, потер порванное ухо: «Другой разговор».

– У меня для гостей три комнаты, – заговорил он, притворяя дверь в комнату. – Но, если вы настаиваете, мы с Натальей переберемся в баню.

– Мы не настаиваем, – Бугор брякнулся в кресло, отчего оно жалобно скрипнуло, а по лицу Фадеича прошла болезненная дрожь. – Нам три и надо. Я с девушкой, а эти двое как хотят.

Телок засмеялся молодецким хохотом: – Тачбэк, блин, ну ты, Кир, скажешь. С Масяном спать?! Да я лучше на крыльце завалюсь или его там завалю. – Он швырнул в Масяна мячом, напоминающим дыню-торпеду, который постоянно тискал в руках.

Щуплый с рюкзаком за плечами зажмурился и по девчачьи выставил вперед руки, словно приготовился ловить не мяч, а ядро. Он таки поймал снаряд, невесело улыбнулся: – Сказали ведь три комнаты. Одна – Киру со Светкой, другая – мне, третья – тебе, Дэн. Чего здесь делить?

– Дай сюда. – Дэн махнул кистью. Поймал мяч, брошенный нетвердой рукой, и тут же замахнулся, намереваясь швырнуть его обратно. Масян скривился, весь скукожился, закрылся руками. Дэн загоготал.

– Боишься, Мася?

– Придурок, – послышалось из угла, где на стуле у кухонной тумбы сидела девушка.

– Сама дура, – веселость таяла на румяном лице.

– Хватит вам, – рыкнул Кир, – надо устраиваться и дуть на реку. В лёгкой лодке на шумной реке, – он широко улыбнулся, дернул бровями, – пела девушка в пёстром платке. Перегнувшись за борт от тоски, разрывала письмо на клочки. А потом, словно с лодки весло, соскользнула на темное дно, – продекламировал он и добавил с энтузиазмом: – Мы же купаться хотели, – вдруг замолчал, будто вспомнил о чем-то важном, посмотрел на притихшего Фадеича: – А лодка есть?

– Есть, – неуверенно проговорил хозяин, предвкушая «веселые» денечки. – А вы надолго?

– Что? Лодку?

– Нет, вообще.

– Не знаю. Планируем зависнуть на недельку, а там как пойдет. Насколько хозяин будет любезен, вкусная ли будет еда на столе, весело ли у вас здесь, развлечения какие подскажете, может, рыба знатная в реке водится. Главное, предлагайте. Кстати, как тебя звать?

– Фадеич.

– Вот и здорово, Фадеич. Я – Кир, это, – он кивнул в сторону здоровяка, – Дэн, девушку звать Светулек, а там с мешком Масян. Да сними ты его уже. Все, приехали.

Масян зашевелился, стягивая с плеч рюкзак.

– Полторы тысячи в сутки, – выпалил Фадеич и побагровел. Он никогда не называл такую бешеную цифру. Но компания, на первый взгляд, того стоила. Он продолжал сжимать в кармане пятитысячную купюру. Казалось, что она источает тепло, рука никак не хотела с ней расставаться.

– Не вопрос. Покушать входит в цену?

– Да.

– Мужик на понтонах рассказывал, что у вас здесь дешево, но чтобы так, я даже не представлял, – Кир криво ухмыльнулся и полез в карман. – Карточки принимаешь?

– Что?

– Так, ничего, – Кир достал бумажник, расстегнул и отсчитал купюры. – Держи, камрад, – сунул Фадеичу деньги. – И пожалуйста, разведи нас по комнатам, жуть как устали с дороги. Да, троглодиты? – Кир обвел взглядом компанию.

– Так точно, квотербек! – воскликнул Дэн и вздернул руку с дынеподобным мячом.

– Да уж. Неплохо бы, – промямлил Масян. Светлана захлопнула пудреницу с зеркалом. – Ноги гудят.

– Наталья, – гаркнул Фадеич, и в то же мгновение распахнулась дверь в соседнюю комнату. Казалось, что женщина стояла за ней и только ждала, когда ее позовут. На пороге появилась невысокая полная Наталья в халате, вся складная, перепоясанная передником. Крашеные каштановые волосы на затылке стягивал тугой пучок. – Здгасте,– прокартавила женщина.

Дэн с Киром переглянулись. На губах кучерявого расплылась многозначительная улыбка, брови подпрыгнули.

– Кирилла, я так понимаю, – Фадеич посмотрел на главного, тот кивнул, – с девушкой устрой в большую на втором этаже. Денису, – указал подбородком на крепкого парня, – покажи Сашкину, а Ма… Я правильно расслышал, Масян?

– На самом деле его звать Игорьком, – заговорил Денис, – но он не против, чтобы его звали Масян. Ему даже так нравится. Правда, Масян? Не против же?

Игорь помотал головой. – Нет.

– Положи паренька рядом с большой.

– Идемте, – женщина проплыла вдоль стены и исчезла в коридоре. Гости проследовали за ней. Фадеич остался в комнате один. Подошел к окну, поднял руку и разжал пальцы. На ладони лежало семь пятитысячных купюр. Он одновременно приподнял руку выше и склонился ниже. Через несколько секунд, когда, наконец, рассмотрел, его губы растянула довольная улыбка. Полторы тысячи в сутки он имел в виду со всех, а тут получил за каждого, да еще с лихвой. Фадеич еще некоторое время стоял, прищурив глаз, как расчетливый ростовщик, и о чем-то смекал. Потом резко сжал кулак, словно поймал удачу за хвост, сунул руку с деньгами в карман и вышел из дома.