На вечерних семинарах отдал Мелиссу крохотную игрушку, вполне возможно, спасшую ему жизнь. Неужели это было лишь позавчера? Столько всего случилось, столь многое переменилось в жизни Келли с того момента, когда он положил в карман чужой телефон и практически сразу позабыл о нём. После семинаров, на удивление Ройса и прочих бездельников, он согласился пойти с ними в студенческую пивную. Теперь у него было время. Чем позже он вернётся в чужую квартиру у чёрта на куличках, тем лучше. В результате целая компания провожала его на автобус, и Келли немного трусил: а кто же будет его провожать на окраине, когда в темноте он будет идти между пустырём и заброшенной стройкой?.. Здесь-то что, центр города.

В автобусе достал телефон, вызвал к жизни любимое имя. Родной голос прозвучал тепло:

— Ну вот, сегодня точно загулял…

— Загулял, — тихо засмеялся Келли. Довольно много людей было в автобусе, и каждый как будто прислушивался к разговору. — С одногруппниками на пиво ходил. В первый раз за два года, представляешь?

— Да, отстал ты от студенческой жизни. Столько ещё навёрстывать придётся. Сначала пиво, потом водка. Потом травка, плюхи, кокс… Кислота. Трудно тебе придётся.

— А ты такой специалист по выживанию в студенческих условиях, я погляжу… Как только уцелел.

— Сам не знаю. Но для меня это всё — пройденный этап, детка. Это тебе ещё учиться и учиться.

Автобус петлял по темным улицам рабочих окраин, мимо закрытых ларьков и магазинов, мимо серых многоэтажек, гаражей и складов, а любимый голос звучал так близко, совсем рядом, будто его сероглазый альфа сидел рядом, а с ним ничего не страшно.

— А я сегодня с братом поругался. Он копался в моих вещах, а я этого не люблю. Ну, я ему и сказал обидное.

— Злюка. Это тот самый брат, с приданым? Нахер его, не переживай. Он несчастный человек, а ты — счастливый. Ты умный, сильный, смелый и красивый до неприличия. Конечно, его колбасит. Не сердись на него. Будь выше.

— Да, ты прав. Может, стоит извиниться?

— Не вздумай. Такие, как он, принимают вежливость за слабость.

Келли выбрался из автобуса в темноту неожиданно холодного и позднего вечера, в утробу пустынных улиц, зажатых между громадами домов.

— Поговори со мной, пожалуйста, ещё, Берг. Я сейчас иду к родителям, а уже темно и как-то неуютно. Это ведь не ваш пригород и не Принца Родрига.

— А где это, солнце? — тут же подобрался Берг. — Может быть, ты подождёшь на остановке и я подъеду за тобой?

— Нет, что ты, это очень далеко. Бывшая деревня, а теперь микрорайон Блакмор. Ты даже не знаешь, где это.

— Почему же не знаю. Там есть гипермаркет «Неделька», у меня там знакомый омега работал. Конфеты мне таскал шоколадные.

— Наверное, с тех пор ты и не любишь сладкого…

Знакомый голос — как оберег в ночи. Пока звучал он так далеко, так близко, жались в подворотнях хищные тени, но выползать не смели, горели на пустыре огни, как глаза ночных хищников, но горели вдалеке, и Келли не боялся. Но только рядом с голосом. У дверей чужой квартиры, где жили родные люди, Келли распрощался.

— Спокойной ночи, Берг. Спасибо, что поговорил со мной.

— Ты не забыл, что мы завтра встречаемся?

Ха, забыл ли он? Думал ли он о чем-нибудь другом сегодня?

— Помню, в шесть, в парке Содружества, возле фонтана.

— Тогда до завтра, малыш. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Берг.

Дверь открыл недовольный заспанный Джен.

— Какого хрена ты так поздно? Где ты шляешься среди ночи?

— Извини, пожалуйста, Джен, — проговорил Келли и неожиданно коснулся поцелуем щеки брата. — Мне, наверное, нужны свои ключи, чтобы я никого не беспокоил.

Ошеломлённый Джен промолчал. Раскладной диван с новым бельём и лёгким теплым одеялом оказался той ночью неожиданно удобным. Почти домашним.

Вот и четверг. День как день. Ранний завтрак, переполненный автобус, другой, на сей раз худощавый и очень юный альфа, норовящий прижаться к его бедру. Весна, что поделаешь. Сонная тишина библиотеки, гулкий амфитеатр аудитории, лекция по болевым симптомам. Кофе в кафетерии, булочка с изюмом, чуть подсохшая, но зато совсем дешёвая, видимо, вчерашняя. Практическое занятие по внутрисуставным инъекциям, на экране — цветные фото разных суставов, очень графические. Игла тонкая и длинная. Келли отлично делает инъекции, богатая практика. И все это время, в каждом вдохе, в каждом движении — ожидание. Что бы он ни делал в тот день, о чем бы ни думал, с кем бы ни говорил, глубоко, на самом дне его мыслей и ощущений, лежало ожидание, звучало за каждым словом, придавало особый вкус пище и воде. Келли старался не смотреть на часы, но видел знаки времени повсюду: на экране телефона, на слайдах презентации, в обрывках чужих разговоров. Три часа, без четверти четыре, пять пятнадцать. Келли побежал в спортивный корпус, там принял душ и переоделся. Любимая зелёная рубашка все же немного пахла омегой. Может быть, к лучшему?..

В парке оказался за десять минут до назначенного времени. От радости и волнения кружилась голова. Сейчас он увидит Берга. Чушь, ничего он ему не скажет, ничего не станет объяснять. Просто обнимет его что есть сил. Положит голову на плечо, прижмётся к груди и ни за что не отпустит, ни за что!

Сначала ему показалось, что Берг ещё не пришёл. Келли оглядел публику у фонтана и отступил в тень аллеи. Все же напрасно он пришёл раньше времени, он поставит Берга в неудобное положение…

И вдруг он увидел его. Увидел большой букет желтых тюльпанов, зажатый в руке. И хрупкого белокурого омегу, положившего тонкую руку на грудь его Берга. А в следующее мгновение они шагнули друг к другу и обнялись, и горячо, и нежно. Рука с букетом легла на узкую спину омеги, прижала крепче, щека, которой он касался столько раз, легла на белокурую макушку, и пара замерла в тесном объятии, чуть покачиваясь, растворяясь друг в друге.

Келли поспешно отступил. Сошел с дорожки, спрятался за дерево. Прижался спиной к жёсткой коре, бессильно сполз на землю. Спрятал лицо в ладонях. Как он мог забыть? «Я хочу познакомить тебя с человеком, очень важным в моей жизни». Вот он, белокурый омега, маленький, нежный. Может быть, не самый молодой и не самый красивый, Келли не рассмотрел его издалека. Но, несомненно, обладающий той хрупкой привлекательностью, которую ценят альфы, предпочитающие видеть в своих омегах детей. Нет, он не хочет знакомиться с этим человеком, важным в жизни Берга. Не может.

Келли с трудом поднялся на ноги, побрел по влажной земле, не разбирая дороги. Где был этот милый омега, когда Берг так нуждался в нем? Когда он задыхался от паники, корчился от боли, сгорал от стыда? Впрочем, какая теперь разница? Это Берг, он понял, и простил, и вновь впустил в свою жизнь того, кто однажды его предал. Это дело Берга. А его, Келли, дело оказаться как можно дальше от этого страшного места.

Он споткнулся о низкое ограждение, упал на четвереньки. Где-то близко рассмеялись. Только бы Берг не обернулся на смех, только бы не увидел его! Келли вскочил на ноги, побежал. Растоптал голубые цветы на клумбе, выскочил на аллею, гравий зашуршал под подошвами. Лишь бы скорее, только бы не обернуться! Силы Света, можно ли быть таким безумцем! Ведь его, Берга, пришлось уговаривать, пришлось просить о сексе! Как он не понял уже тогда, что он посмел себе возомнить? Как мог принять простую человеческую порядочность, благодарность и великодушие за… Что? Любовь? Влечение? «Я не собираюсь делать вид…» Прости, Берг, объяснения не будет! У тебя есть твой омега, человек, очень важный в твоей жизни. Как мог он подумать, что сумеет, найдет в себе силы нянчить их детей? Глядеть, как хрупкий белокурый омега кладёт голову ему на плечо, обнимает за шею, касается губами виска?

Аллея закончилась, ушла из-под ног дорожка. Келли споткнулся, по инерции сделал несколько неверных шагов и замер, ослеплённый ярким светом, оглушённый пронзительным рёвом. И в один неправдоподобно длинный момент увидел летящую на него громаду, переливающуюся огнями, и чёрное небо с серыми облаками, стремительно падающее под ноги.