Литмир - Электронная Библиотека

Проснулся Оньша, но господина не потревожил, лишь блеснули в темноте внимательные глаза да напряглось под ладонью крепкое плечо.

— Вставай, Оньша. Мы едем на Север. Я кое-что забыл у Дамиана.

========== Глава 10 ==========

Конечно, уехать так сразу не получилось. Пока Горан, человек подневольный, попал на приём к стольнику, чтобы отпроситься на обычную зимнюю подработку, пока занятой чиновник Тамир ответил согласием, прислав отпускную грамоту с личной печатью, пока собрали в дорогу нужные припасы и нашли подходящий караван, отправляющийся на север по зимней дороге, закончился месяц листопад, а снежень дохнул первыми робкими морозами. Дожди прекратились, лужи во дворе стали покрываться за ночь льдом, а на пожухлой траве засеребрился иней. Днём неяркое солнце спешило растопить лёд, но дороги оставались прочными — самое время для путешествий. Караван, с которым Горан и Оньша покинули столицу, вёз на север соль, зерно и железо, чтобы весной вернуться с грузом пушнины и шерсти. В декаде пути от ондовичской границы Горан распростился с купцами, заплатив им щедрого отступного, да заодно купил, не торгуясь, небольшую повозку, груженную мешками с пенькой. Его путь лежал к полуразрушенному замку, где товарищ юных лет прятал то, на что права не имел.

К замку Дамиана они подъехали поздно вечером. Лучше было бы подождать до утра, но нервное нетерпение измучило Горана. Казалось ему, что именно в этот миг его темный испускает последнее дыхание, что слышится в вечерней тишине скрип колеса, натягивающего веревку, которая поднимает к потолочной балке длинное белое тело, а ещё слышится свист кнута и противный влажный звук, с которым липнет к коже плетёный ремень. Он медлил долгих шесть лет. Теперь же каждая минута казалась пыткой.

Чтобы не вызвать подозрений неожиданным визитом, прибегли к простой хитрости. Нарядили Оньшу в кожаную куртку и островерхую шапку с лисьим хвостом, совсем не ондовичскую мордаху прикрыли пушистым воротником тёплого плаща. У ворот по-ночному безжизненного замка закричали с требованием впустить господина даруга с охранником. Снова пришлось ждать. Горан не сомневался, что тремя ударами боевой секиры разобьёт в щепки ветхую преграду, но пока он будет прорубать себе путь, хозяин сможет избавиться от опасного пленника. Наверняка именно такой приказ ему и дан: держать тёмного живым, но при первой же опасности убить. Вот и пришлось ждать, когда откроется знакомая калитка, когда старый слуга проведёт их по пустынному двору, когда ступят они под арку башни. Когда Дамиан встретит их в зале, в лучшие времена малом, а теперь единственном, когда проговорит с робостью и с наглостью в голосе:

— Всегда рад приветствовать под своим кровом слугу Солнцеликой, но в этом году был уже даруг, так отчего же…

Закончить он не успел. Горан набросил на него Путы Махолма и подхватил обездвиженное тело, пока оно не упало на камни.

— Горан! — ахнул усаженный в кресло Дамиан. По его лицу пробежала целая вереница эмоций: облегчение, удивление, страх, радость. Причем страх был настоящим, зато радость — лживой насквозь. — Силы Света, это ты! Освободи меня поскорее, друг! Не узнаешь меня, что ли? Что это все значит?

— Есть вопросы к тебе, друг, — Горан оскалился, будто не слово произнёс, а выплюнул что-то горькое. — Где ты прячешь Высокого тёмного Ольгерда?

— С чего ты взял, что он у меня? Это вздор! Его убили ещё шесть лет назад в Храме Тьмы!

Горан на мгновение засомневался: «А в самом деле, откуда такая уверенность? Ну, померещилось что-то, нервы разыгрались». Но в голосе Дамиана различил он заклятие Убеждения, и гнев накатил с новой силой: «Сколько его будут держать за дурака, за ребёнка, которого так легко провести?»

Бич Агни хлестнул неподвижное тело, запахло паленой шерстью и горелой плотью, зазвенел резкий визг, эхом отразился от стен. Странное дело, Горан совсем не почувствовал жалости. Тело Дамиана забилось в лихорадке, он заговорил сбивчиво, горячо:

— Горан, Горан, ты как был простаком, так и остался! Ты ввязался в дело, в котором разобраться не в состоянии! За мной стоят люди и маги, большие люди и сильнейшие из магов…

— Господин, — Оньша тронул его за рукав и тряхнул за шиворот старого слугу. Тот нервно заморгал.

— Веди, — велел Горан.

Но Дамиан остановил его резким:

— Нет! Постой! Погоди, ты же ничего не знаешь!

Он так напрягся в своих магических путах, что едва не перевернул кресло. Жилы вздулись на шее, и побагровело лицо, но освободиться он, конечно, не мог. Горан ни о чем не спросил, но Дамиан заговорил сам, запинаясь и перебивая себя:

— Послушай, это дело большой важности! Не нам с тобой судить! Тёмный — пленник Архимагуса. Сначала он его пытал, спрашивал, куда ушли тёмные. Куда они открыли портал, понимаешь? Ведь это государственной важности… Потом про золото спрашивал, ведь Алвейрны — богатейший род, а в их особняке ничего не нашли, так, по мелочи. Потом велел мне отвезти его сюда и держать под стражей. Ты не понимаешь, он его ото всех прячет. Даже ондовичи не знают, что тёмный жив. Никто не знает, кроме меня. Я не знаю, как ты это выяснил, но это такой секрет, что только в могилу с собой унести…

— Такой секрет, что ты давал его своим безмозглым гостям попользоваться? Чтоб они потом в каждом кабаке языками чесали о том, какие у графа Дамиана забавы?

— Силы Света, откуда им было знать? — взвизгнул от возмущения Дамиан. — На нем разве написано? Я держал его в гартовских браслетах, потом снимал, чтоб он мог восстановиться. Это чудо, Горан, как быстро эти твари сами себя лечат! Потом два ведра воды – и как новенький!

Глаза Дамиана загорелись нездоровым, алчным блеском, в голосе появилось другое: возбуждение, голод. Горана передернуло от отвращения, но пленник понял это по-своему:

— А, я вижу, вижу, ты ведь тоже живой человек! А знаешь, как это, когда можно всё? Всё, Горан, границ нет! Ты помнишь его, какой он был? Как глядел на всех, будто на грязь у себя под ногами. А теперь он в полной твоей власти, понимаешь, полной! Хочешь попробовать? А хочешь — вместе, так даже веселее? Поверь мне, самые холодные, самые пресыщенные столичные…

Горан отвернулся, чтобы не видеть этих полных губ, этого горящего взгляда. Чтобы не убить его одним движением. Он это может, и никогда он об этом не пожалеет, и рука не дрогнет. Снова махнул слуге:

— Веди!

Идти пришлось недолго. В крошечном замке не было никакого подземелья, лишь один пролёт винтовой лестницы, скользкой от сырости, лишь дубовая дверь с простым засовом. Слуга снял с крючка масляную лампу, чиркнул огнивом. Красноватый неяркий свет упал на крупные камни стен. Оньша помог отодвинуть засов, толкнул тяжелую дверь, та отворилась нехотя, со скрипом.

Сначала показалось Горану, что в небольшом каменном мешке никого нет. Но слуга поднял лампу повыше и уверенно шагнул вперед. И тогда Горан увидел что-то серое, похожее на паклю. Неровные клочки лежали на каменном полу, образовав в углу небольшую кучку. Подошел ближе, в самый последний миг понадеялся, что ошибся, что все это сон и блажь, что проклятый тёмный давно мёртв. Что это не он, сжавшись в один дрожащий комок, лежит в углу, накрывшись седыми свалявшимися патлами… Превозмогая отвращение, жалость и что-то горячее, сжимающее сердце огненным кулаком, опустился на колени, отвёл в сторону серые пряди. И увидел обтянутый бледной изорванной кожей скелет, выступающие позвонки, острые лопатки, уродливо искривлённые плечи. Изломанные узловатые пальцы, закрывающие лицо. Снова мелькнуло трусливое: «Может, это не он, не может это быть он…» Но натянулись в груди острые струны, и трудно стало дышать, и вскинулось сердце, забившись заполошно, неровно: «Он, он-он, он-он-он!»

Бережно поднял невесомое тело, шагнул к дверям. Затем опомнился, осторожно положил ношу на камни, вызвал поток Мёртвой Воды, от которого тело на полу болезненно дёрнулось. Сбросил с плеч тёплый плащ, укутал тёмного в тяжелые складки, подхватил на руки, понёс прочь. Все это, ни о чем не думая, нарочно отключив на время страх и ненависть, жалость и гнев, чтобы просто делать то, что должно именно сейчас, в данный момент. Больного нужно напоить, накормить и согреть. Нужно осмотреть его раны. Потом ему нужно поспать в тепле и покое. И лишь потом тронуться в путь. Месть, раскаяние и сочувствие подождут. Их момент ещё настанет.

21
{"b":"667815","o":1}