— Ты умеешь призывать истинное пламя?

— Костер зажечь смогу.

Он кинул мне под ноги свою добычу и, вытащив из сумки одеяло, уселся на него, скрестив ноги.

Я наклонился над хворостом, умоляя высшие силы не дать мне опозориться. Мое владение силой миин’ах по-прежнему оставляло желать лучшего. Наконец, после пары минут сосредоточенного пыхтения с моих пальцев соскользнул крошечный огонек. Ветки занялись, и вот уже веселое пламя заплясало на них, высвечивая наше убогое пристанище. Раш достал хлеб и другие припасы, предусмотрительно прихваченные с собой из Торонто. Часть протянул мне, но я отрицательно покачал головой: в такой атмосфере даже думать о еде было противно.

— Не стоит голодать. Силы тебе могут еще понадобиться.

— Зачем? Ты же говоришь, что шансов нет.

— Но это же не значит, что мы не выйдем на арену. Возможности выбора у нас примерно столько же, сколько и шансов.

Я молча принял у него из рук кусок хлеба и стал сосредоточенно и монотонно его пережевывать.

Поев сам, тьерто изъял своего симбионта (как там его, дарки, что ли) и принялся кормить его. Зрелище было омерзительным настолько, что аппетит у меня улетучился окончательно. Я отложил недожеванный кусок и стал смотреть в пролом двери на небо, мерцающую Сеть и все что угодно, кроме происходящего напротив.

Хотя я в упор глазел на улицу, приход неожиданного гостя каким-то образом умудрился проморгать. Огромная фигура къерго возникла из ниоткуда, словно сотканная самой ночью прямо на пороге. Я дернулся от неожиданности, а Раш даже бровью не повел и продолжал свое занятие как ни в чем не бывало.

Бросив цепкий взгляд по сторонам, незнакомец (впрочем, они все для меня незнакомые и вообще на одно лицо) бросил:

— А, это вы.

— Мы, — Раш отвечал, не поднимая взгляда. — А в чем, собственно, дело?

— Я думал, люди. Им нельзя ночью огонь разводить, за исключением холодов. Вот пришел наказывать.

Сказал и тут же исчез так же неожиданно, как и появился. Интересно, как такая громадина может перемещаться настолько бесшумно?

— Обалдеть. И много еще запрещено людям? — Я обернулся к Рашу, не особо, впрочем, рассчитывая на ответ.

— Да практически все. Проще перечислить то, что им разрешено. Работать до изнеможения, сражаться на арене, плодить новых рабов и сдохнуть в муках.

Тьерто аккуратно запустил своего сытого червя обратно в плоть и, расстелив одеяло пошире, раскинулся на нем.

— Вы же вроде должны днем отсыпаться, а ночью бодрствовать?

— Не все, к сожалению, подчиняется нашим желаниям. Завтрашний день будет слишком трудным, чтобы пережить его, предварительно не отдохнув.

Я последовал его примеру и улегся. Было ужасно жестко, острые камни впивались в ребра и спину, а еще эта вонь… Спать не хотелось совершенно.

— Как-то это неправильно, — я снова заговорил спустя какое-то время. — Люди хозяева здесь, а не къерго. Почему же их превратили в рабов?

— В каждом аркхе свои правила и традиции. Не стоит копать глубоко и пытаться судить о том, что правильно и что нет. Уважение к чужим законам и границам — единственный способ сосуществовать мирно для столь различных существ.

— На Сель было так же? Взаимное уважение и не нарушение чужих границ?

Он замолчал надолго, и я совсем уж было решил, что мой вопрос проигнорируют, когда наконец услышал ответ:

— Нет. На Сель было по-другому, и именно это стало причиной катастрофы. Возможно, пришло время усвоить урок.

Я почти не спал в эту ночь. Никогда еще, даже на Черном острове, мне не было так тоскливо и страшно. Больше всего на свете хотелось сбежать куда-нибудь подальше от предстоящего заведомо проигрышного боя, от надвигающегося Хаоса, от самого себя. Только две мысли удерживали от того, чтобы не подняться и не выскользнуть на цыпочках в ночь, а там — найти другие врата или просто схорониться в Мертвых землях. Первая: беги, не беги, а от того, что грядет, не спрячешься; и вторая, абсолютно мальчишечья и глупая: если Раш каким-то чудом выберется отсюда и встретится с Веспой, он расскажет ей о том, что произошло, и о моей слабости. Больше всего на свете мне не хотелось выглядеть трусом в ее глазах. В чьих угодно, только не ее…

Утро было дрянным. И небо сплошь заволокло тучами, и подняли меня почти сразу, как я задремал на рассвете.

— Вставай. У тебя полчаса, чтобы прийти в себя.

— А потом?

Я голову-то поднял с величайшим трудом и к подвигам и свершениям готов совершенно не был.

— Тренировать тебя будем.

— Серьезно? — Я так обалдел, что даже рывком сел и протер не желающие открываться глаза. — Ты за сколько там осталось до этого их последнего дня хочешь сделать из меня бойца, способного противостоять горе мускулов?

Он, казалось, моего сарказма не заметил или решил его проигнорировать.

— Три дня — ровно столько у нас есть в запасе. И, разумеется, я не надеюсь, что ты сможешь справиться с къерго, тем более с Зараком. Даже сотня лет усиленного обучения тут не поможет. Мне просто нужно видеть, на что ты способен.

Скрипя зубами, я поднялся и стал растирать онемевшие за утро лодыжки и кисти рук.

— Чем он такой особенный, этот Зарак, и повезло нам или нет, что именно он будет нашим соперником?

— Не знаю, — Раш пожал плечами. — С одной стороны, он самый сильный боец своего народа, недаром он правая рука вождя — его нож. Но при этом я даже рад, что это именно он. Я хорошо знаю его еще по Сель. В нем никогда не было черной ярости къерго, ненависти ко всему. Он всегда предпочитал не вступать в бой без веских на то оснований — немыслимое качество для представителя его расы. Завтракай! — Он кинул в меня куском вяленого мяса. — Смотри только, не переедай. Мне нужно, чтобы через полчаса ты смог показать мне все, на что способен.

Площадкой для тренировок Раш выбрал небольшой расчищенный участок между двумя руинами. Он заставил меня бегать, прыгать, делать какие-то странные телодвижения. Сам при этом не пошевелил и пальцем, не сдвинулся с камня, на который присел.

Довольно скоро мы обросли зрителями. Множество маленьких, не старше семи лет, детей наблюдали за нами из соседних развалин. Поначалу они робели, но вскоре, видимо, решив, что опасаться нечего, подобрались совсем близко. Особенный восторг у них вызвала моя попытка проявить способности миин’ах. После достаточно долгого сосредоточения мне удалось призвать огненный шарик, и размер у него был шикарный, с кулак младенца. Но надо признать, что тьерто, в отличие от мелюзги, мои успехи не впечатлили.

Когда я рухнул рядом с ним, окончательно обессилев, он задумчиво смотрел за горизонт. Заговорил не сразу, но весь вид у него был явно разочарованным.

— Плохо. Я надеялся, что гены миин’ах в тебе сильнее. Пламя — это, пожалуй, единственное, что мы могли бы противопоставить ему.

Злость и усталость переполняли меня, и с губ сорвалось резкое и обиженное:

— Мы? Я что-то не видел, чтобы ты вообще приподнимался. Создается впечатление, что на арену буду выходить я один.

Он фыркнул и заговорил с прежним равнодушием:

— От того, что я начну скакать и бегать наравне с тобой, проку будет немного. Я не боец и стать им за три дня не смогу. У меня другие силы и таланты.

— И как нам помогут твои силы и таланты на арене, где вокруг будут невосприимчивые к контролю къерго? — спросил я как можно ехиднее.

— Ты, слава Тьме, всего лишь наполовину их родственник, так что я надеюсь сделать тебя своим щитом и мечом. Поверь, у меня большая практика ведения боев через кого-то.

От удивления и возмущения я чуть не прикусил язык, а он неожиданно подмигнул мне.

— Мне самому не слишком нравится этот план, но другого у нас все равно нет.

— И когда ты намереваешься попробовать? — Я сглотнул жесткий комок, вставший в горле.

Он пожал плечами.

— Почему бы не сейчас? Времени на тренировки у нас не слишком много.