— Я вас не боюсь. Вы мне просто не нравитесь.

Он до крови прикусил нижнюю губу, а я была готова волосы рвать от ужаса: это же надо так оскорбительно разговаривать с хозяйкой! Матушка за моей спиной охнула. Госпожа же и бровью не повела.

— Это, знаешь ли, взаимно. Раньше я бы и пальцем ради тебя не пошевелила, но сейчас обстоятельства сложились весьма причудливым образом. А тебе, щенок, я посоветовала бы в следующий раз не тявкать на руку помощи, которую тебе протягивают. А то, знаешь ли, можно и по загривку схлопотать.

Рийк уже дернулся, чтобы сморозить еще какую-нибудь глупость, но я подскочила к нему и зажала рот, стараясь при этом улыбаться как можно дружелюбнее.

Тротто наконец оставил в покое кочергу и поспешил мне на выручку.

— Госпожа, вы не голодны? У нас еда простая, но сегодня мы накупили много всего хорошего и вкусного для Веспы. Думали, будем пировать.

— Нет, есть я не хочу, благодарю. Мне нужна свободная комната. Принесите туда побольше свечей и одеяло, чтобы завесить окно — я не люблю темноту.

Я тут же предупредительно дернулась.

— Думаю, моя комната как раз вам подойдет!

Я повела гостью на второй этаж, шепнув матушке, что я-то есть хочу просто ужасно и, когда спущусь, именно этим планирую заняться.

Мою скромную обитель Высшая оглядела с сожалением, граничащим с брезгливостью. Мне стало обидно за собственное жилище. Ну да, хоромы не очень просторные, но прибрано чисто, на совесть. Я ведь не собиралась сюда больше возвращаться, вот и привела все напоследок в божеский вид.

Госпожа достала из сумки два горящих шара, что-то шепнула им, разжала руки, и они зависли под потолком, озаряя комнату теплым, мягким светом. Ну и зачем ей, спрашивается, еще и свечи понадобились? И без того тут стало излишне ярко, на мой вкус. Я быстренько, под ее презрительным взглядом, застелила постель и опустила шторы на окне.

— Сделай так, чтобы полукровка ночевал в соседнем помещении. Я не знаю, насколько четко работают браслеты, так что пусть держится ближе ко мне. И пришли сюда своего брата.

— Госпожа, а что делать мне? Спать под одной крышей с семьей мне уже нельзя — это нарушение Закона. Куда мне идти?

Она устало вздохнула.

— Давай отложим обсуждение тебя и твоих проблем хотя бы до завтрашнего утра? Считай, что Закон на тебя сегодня не распространяется. Если честно, я не знаю, что тебе ответить, но рано или поздно все прояснится.

Она отвернулась от меня, намекая, что прием окончен и мне пора сваливать.

Матушка в мое отсутствие накрыла на стол. Она периодически шлепала по загребущим лапам Тротто, норовящим утянуть самые лакомые кусочки. Перед Рийком стояла полная тарелка, в которой он апатично ковырялся. Я плюхнулась на стул и пододвинула к себе блюдо с аппетитной жареной курочкой. Три пары глаз уставились на меня в немом ожидании. Под этим тяжким гнетом мне даже жевалось трудно.

— Братик, шел бы ты наверх, а? Госпожа тебя требует.

— С чего бы это он ей понадобился? — встрепенулась матушка.

— А я почем знаю? Может, сказку перед сном рассказать. У меня знакомых слуг, которые могли бы поведать о том, как проходят ночи Высших, нет.

Тротто беспомощно оглянулся на матушку. Та пожала плечами.

— Ступай! Не съест же она тебя, в самом деле. Не забудь свечи прихватить.

Третий ушел, сцапав напоследок самую большую грушу из вазы. Я проводила его взглядом и вернулась к горячей, сочащейся душистым соком куриной ножке.

— Рык, а пофему ты офтафя?

Мне не терпелось задать этот вопрос, и даже битком набитый рот не остановил. И тут же я схлопотала затрещину от матушки.

— Сколько раз я тебе говорила: сначала прожуй, а потом разговаривай. Совсем никаких манер!

Рийк опустил взгляд.

— Я не хочу больше бежать. Мне хорошо здесь. Впервые в жизни хорошо, и если есть хоть маленькая возможность того, что я смогу спокойно здесь жить, что эта Высшая не врет — я не могу ей не воспользоваться. А если все окажется не так, то какая разница, где умирать? Ясно же, что в Мертвых землях я тоже долго не протяну.

На этот раз подзатыльник достался ему, а не мне.

— Опять ты о смерти! Ишь, чего удумал. Зря я, что ли, с тобой столько возилась? Долгую ты проживешь жизнь, запомни. Долгую и счастливую.

Рийк горько хмыкнул.

— Как бы там ни было, — мои челюсти, наконец, справились с мясом, и говорила я уже вполне внятно, — тебе стоит сегодня поспать в комнате матушки. Хозяйка сказала, что ты должен держаться поближе к ней.

— Почему ты даже в ее отсутствие говоришь о ней «хозяйка»?

Лицо Рийка при этих словах исказилось от ярости. Я вздрогнула: никогда прежде не видела его таким разозленным.

— Кто они такие, чтобы вы поклонялись им и трепетали перед ними?! Да они…

Еще одна матушкина затрещина прервала пламенный монолог.

— Крамолы в моем доме еще не хватало! Ты доел? Марш куда велели.

Рийк демонстративно медленно встал, пожал плечами и поднялся наверх с нарочито равнодушным выражением на лице.

Я облегченно перевела дух, а матушка вздохнула — жалобно, по-бабьи.

— За что мне все это? У всех дети как дети. Вырастают, приходят вечерами в гости, принося с собой новости, сплетни и сладости. А у меня? Старший в другом аркхе — все равно, что нет его, никогда уже не свидимся. С тобой беда сплошная — не девка, наказание божье. Вот что завтра люди скажут, когда узнают, что ты здесь ночь провела? И этот — еще мальчишка, а гонору на десятерых взрослых хватит.

— Матушка…

Я подошла к ней, чтобы обнять. Но ее пальцы сжали мои запястья с силой кандалов.

— Он ведь из-за тебя не сбежал.

— О чем ты?

— Глаза-то разуй. Цыпленок привязывается к тому, кого первым увидит, когда вылупится — будь то курица, человек или собака. Мамкой его считает. Так и Рийк к тебе прикипел. Не знаю уж, братская ли это любовь или еще какая. Он боится сейчас ужасно. Видела бы ты, как он метался, пока вы не пришли. Трусит, но не рыпается. Подумай об этом, девонька. Кто из вас кому больше навредить может.

— Глупости ты говоришь, матушка. Вовсе не об этом мне сейчас думать надо. Ты засовы все замкнула?

Она кивнула. Я вернулась к процессу поглощения пищи, стараясь не обращать внимания на коготки страха, царапавшие мою грудную клетку изнутри.

Время шло, и ничего не происходило. Мне жутко хотелось спать, матушка тоже казалась порядком измотанной. Интересно, как она уговорила себя расстаться с младшенькой и как там вообще мои братики и сестрички у чужих людей? Я начала клевать носом прямо за столом. Но раздавшийся грохот в мгновение ока смел с меня всю сонную одурь. Мы с матушкой подскочили одновременно.

Стук был оглушительным. Матушка на дрожащих ногах подошла к ходящей ходуном двери.

— Кто там?

Ответа не последовало. Но стук не прекратился, а стал еще громче. Перекрестившись, матушка откинула засов. На пороге стоял юноша. Его глаза в ночной темноте отсвечивали синим.

Он был красив настолько, что на него хотелось смотреть и смотреть. Просто любоваться, как произведением искусства. Длинные пепельные волосы, изящные руки, тонкие черты лица. Облик портило только отстраненное выражение льдистых глаз, полных абсолютного равнодушия. Явно в его возвышенном мире нас не существовало: меньше, чем грязь под ногами, ничтожнее муравьев.

Я заступила ему дорогу, но он лишь мазнул по мне взглядом и прошел, оттолкнув плечом.

— Куда вы, господин? — Матушка ухватила его за локоть. — Мы добропорядочные граждане. Нельзя просто так врываться к нам в дом.

Одним легким плавным движением он высвободил руку. Но все же соизволил заговорить:

— В вашем добропорядочном доме скрывается беглый преступник. Я пришел, чтобы его забрать. Не чините мне препятствий, и тогда никто не пострадает. Я не собираюсь доносить на вас миин’ах.