— Рассказывай.

Но когда услышал, чью именно смерть я видела, ему пришлось позвать старшего сержанта Карса. К счастью, он оказался из тех, кто не пренебрегает помощью спиритов. Так что, когда я рассказала все, что видела, он довольно быстро понял картину произошедшего.

Оказалось, что у девушки было двое мужчин, один из которых был ее официальным женихом. А тот, кто убил, оказался его братом и ее давним любовником. В общем, та еще драма. Зато теперь осталось лишь хорошенько потрясти брата жениха, с которого, кстати, сняли подозрения, потому что никто никогда не видел их вместе, и считалось, что они почти не общались.

Старший сержант Карс поблагодарил меня и пошел работать, а я посмотрела на Тома и наткнулась на цепкий, изучающий взгляд.

— Сперва я подумал, — медленно начал он, — что это видение уже застало тебя где-то, и ты бежала рассказать о нем, слишком уж решительное лицо у тебя было. Но когда ты переступила порог кабинета, ты растерялась. Если бы видение уже было, ты была бы к этому готова.

Раздражение, часто владеющее мной после видений, смешалось со вновь вспыхнувшей злостью, когда я вспомнила, зачем собственно явилась.

— Ты не зря пошел в детективы, лейтенант. Твоя проницательность граничит с мистикой.

— Я спишу это на последствия видения, — помолчав, сказал он. И, присев на край стола, спросил. — Так что ты хотела мне сказать?

По глазам Тома было видно — он знает, зачем я пришла. Это немного отрезвило, и я уже спокойнее спросила:

— Зачем ты ходил к моей матери и рассказал ей о расследовании?

— Ты разговаривала с ней?

— Да, и это был не самый приятный разговор в моей жизни. Она снова пыталась убедить меня, что в смерти отца нет ничего странного. И это злит меня больше всего. Я ведь знаю, что она лжет, а говорит так, будто сама верит.

Том только поджал губы в ответ на мою тираду, и тихо сказал:

— Вообще-то я не за этим к ней приходил.

— Я знаю, — встав с дивана, я подошла к окну и открыла его, впуская уже по-весеннему теплый воздух и окончательно успокаиваясь, — Том, — повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза, — мы давно знаем друг друга, и смею надеяться, ты доверяешь мне так же, как и я тебе. Ты явно хочешь оградить меня от чего-то. Расскажи мне. Я устала от загадок. Ты против присутствия в моей жизни Макса, это понятно. Но что с ним не так?

— Да все с ним так, — поморщился Том, — просто, — он замялся, но все же продолжил, — я не хочу, чтобы ты разочаровалась.

Я вопросительно на него уставилась, но, кажется, поняла, о чем он и, не сдержав удивления, протянула:

— Боже, Том, ты что, боишься, что я в него влюблюсь?

Это действительно было удивительно, до моих сердечных переживаний даже маме не было дела. Но от этого стало неожиданно приятно. Я подошла и, положив руки ему на плечи, сказала:

— Томас, за эти годы ты стал мне другом, это так. Но давай наша дружба ограничится свойствами моего дара. Я рассказываю тебе о новом трупе, ты ищешь его убийцу. Не лезь в мою жизнь, пожалуйста. Если, конечно, это не будет касаться ее безопасности. А со своими сердечными пристрастиями или их отсутствием я разберусь сама. И даже если я разочаруюсь, клянусь, что не стану тебя обвинять. Договорились?

Том убрал мои руки и, хмурясь, буркнул:

— Не пожалей.

Я видела, что он переживает, а потому не обиделась и, улыбнувшись, покачала головой:

— Не пожалею.

А потом, поддавшись моменту, поцеловала его в щеку и, махнув рукой, вышла из кабинета. Как ни крути, этот человек был рядом последние несколько лет и в моем сердце занимал не последнее место. И несмотря ни на что, иногда и правда, был для меня кем-то вроде любящего дядюшки.

Когда я вышла из участка, настроение мое было вполне сносным. Конечно, за всеми попытками Тома уберечь меня от Макса скрывалось что-то совсем другое, но я уверена, что предположение о моей влюбленности имеет место быть и меня оно изрядно повеселило. Хотя, если вдуматься, веселого мало, учитывая, что Том опоздал с предупреждениями.

Честно говоря, я не знала, можно ли назвать любовью то, что я испытывала к Максу. По той простой причине, что я никогда не любила — того соседского мальчишку я даже в расчет не беру. У меня не учащается пульс и не перехватывает дыхание от его взгляда, но иногда от теплых интонаций в голосе или случайных прикосновений по телу пробегают мурашки.

От воспоминаний по губам пробежала легкая улыбка, и я даже хотела позвонить Максу, от него давно нет вестей, но в тот момент, наверное, и себе не смогла бы сказать, чего я хотела больше: выяснить, нет ли новой информации или просто услышать его голос.

Но оказалось, что телефон я забыла дома, а когда вернулась в квартиру, позвонить не решилась. В конце концов, у него и кроме моего дела, наверняка, есть чем заняться. А если он что-то выяснит, то позвонит сам. Ну, или просто позвонит, если тоже захочет меня услышать.

Эта мысль почему-то оказалась сродни ушату ледяной воды. То, что я ему нравлюсь, очевидно, но насколько глубока эта симпатия, проверять резко перехотелось. Я встряхнулась и, оглядевшись, принялась за уборку. Говорят, физический труд способствует тому, чтобы не думать о глупостях. А в моем случае мысли о мужчинах — несусветная глупость.

Так прошел день. Я не вспоминала ни о неприятном разговоре с мамой, ни о сегодняшнем призраке, ни о Томе. Просто старалась отрешиться от всего и немного отдохнуть. Но не думать ни о чем у меня всегда плохо получалось. И к вечеру в голове снова стали крутиться мысли. И, как водится, в большинстве своем, неприятные.

Я снова подумала об отце. Правда, сейчас мысли о его двойной жизни уже не вызывали такого неприятия. В конце концов, в королевской лаборатории он не мог заниматься ничем противозаконным, а значит, скорее всего, работал над чем-то по-настоящему нужным.

Подумалось о маме. Интересно, когда она вернется, снова попытается уговорить меня не лезть не в свое дело? И что она станет делать, если я все-таки докопаюсь до правды? Сделает вид, что ни о чем не знала. А может, я к ней несправедлива и она действительно не знает ничего конкретного. Все это очень странно. И неприятно.

А Том? Что если он прав и я разочаруюсь? В Максе, в отце, в жизни. Хотя, от жизни-то я как раз многого не жду. Больше спокойных дней и меньше призраков. И правды. Ее хочется больше всего. И плевать, какой она будет.

За этими мыслями меня застал телефонный звонок. Вздрогнув, я чуть не выронила из рук чашку с какао. Размышляла я как всегда, сидя на подоконнике в комнате и даже не заметила, как на город опустился вечер.

Вздохнув, я посмотрела на экран и, не дав себе опомниться, сразу приняла вызов. Звонил Макс.

— Привет, — сказал он и в его голосе прозвучали те самые интонации, от которых по телу тут же побежали мурашки — от затылка до кончиков пальцев.

И мне пришлось постараться, чтобы голос звучал ровно:

— Привет.

— Извини, что долго не появлялся. У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы?

— Планов нет. У тебя есть новости?

— Вообще-то я звоню по другому поводу. Сегодня в городе праздник, почему бы нам с тобой немного не отдохнуть?

Да, сегодня в городе праздник — День основания Ингфола. На самом деле, никто уже и не помнит, когда именно он был основан, поскольку ему более тысячи трехсот лет, конкретная дата затерялась в истории, но последние пару веков его традиционно отмечают в этот день. В городе устраиваются представления и концерты, в Южном городском парке не протолкнуться от посетителей, а у Тома и его коллег работы прибавляется раза в три. В полночь на центральной площади устраивают фейерверк. В небе распускаются огненные цветы такой величины, что их видно даже с самых окраин. Толпу я не любила, а фейерверк прекрасно видно и из моего панорамного окна, так что мне не было нужды куда-то ходить. В детстве, с родителями я, конечно, бывала на этом празднике, но потом уехала в Оферхолм, а после смерти отца и вовсе перестала любить развлечения.