Эсмеральда вздрогнула, услышав в отдалении какой-то нечеловеческий жалобный возглас. Напряженная до предела, подобно тетиве взведенного арбалета, она могла сорваться в любой момент. Клод же, услышав этот вопль, выдохнул с облегчением: хорошо, что он благоразумно сделал крюк и не пошел известной звонарю дорогой. Теперь он молился только о том, чтобы на пути им не встретился патруль.

Сознание измученной навалившимися на нее несчастьями девушки, оцепенев, словно бы вовсе отказывалось принимать участие в происходящем: покорно поспевала она за своим пленителем, не предпринимая ни единой попытки к бегству. К тому же призрачный огонек надежды на то, что каким-то чудом удастся избежать расплаты за свое опрометчивое обещание, до последнего теплился в юном сердечке. Инстинктивный страх неминуемой гибели, вздумай она позвать на помощь, боролся с другим, не менее сильным, трепетом перед ожидавшей ее в лапах монаха участью. Два этих чувства оказались настолько яркими, что полностью вытеснили в эти минуты все прочие мысли: Эсмеральда уже не вспоминала о предавшем ее капитане, не надеялась на помощь своего уродливого друга, не могла даже строить планов, как избавиться от своего мучителя - только страстно мечтала вырваться на свободу, выжить, бежать. Если днем жизнь казалось конченой, а собственная дальнейшая судьба вызывала интереса не более, чем непонятные слова на стенах маленькой кельи, то теперь апатию как рукой сняло. Умирать не хотелось точно так же - а, может, и больше - как и сдерживать данную клятву. Лишь поняв, что они уже достигли нужного переулка, ощутив дыхание неотвратимо надвигающегося рока, плясунья сделала, наконец, выбор в пользу того, что казалось более далеким и менее реальным. Собрав остатки сил, крикнула она, что есть мочи:

- Помогите!..

- С ума сошла?! – шикнул обернувшийся Фролло.

Глаза его метали молнии, а лицо приняло такое разъяренное выражение, что повторить попытку цыганка не решилась – лишь сморщилась от боли, когда железная хватка усилилась. Никаких других плодов ее отчаянный возглас не принес: ни одно лицо не мелькнуло в окне, не говоря уже о появлении стражи, очевидно, редко заглядывающей в многочисленные узкие парижские дворики, которые не так уж редко слышали на своем веку отчаянные мольбы о помощи. А через минуту взывать к равнодушной тишине, укутавшей столичный муравейник в этот ночной час, стало поздно: священник грубо втолкнул ее в знакомое жилище и вошел следом, безошибочно отыскав в темноте замочную скважину и накрепко заперев дверь. Только после этого он позволил себе выдохнуть.

- Девушка, ты совсем спятила?! – накинулся он на нее, кое-как справившись со светильником и разглядев притаившуюся в углу фигурку. – Тебя спасут только для того, чтобы вздернуть на рассвете на Гревской площади! Хочешь навеки уснуть в Монфоконе?

- Уж лучше провести вечность в склепе, чем одну ночь – в твоей постели, грязный монах! – дрожащим голосом запальчиво ответила та.

- По счастью, у тебя нет выбора! – процедил мужчина, делая шаг вперед.

Ее неожиданный возглас заставил архидьякона порядком понервничать, и теперь любовная горячка уступила место гневному негодованию. Да что она о себе возомнила?! Гордячка!

- Ты, быть может, забыла, красавица, но у нас с тобой был уговор. Свою часть я выполнил, пришло тебе время выполнить свою!

- Отпусти меня!.. – взмолилась девушка. – Я обещала, знаю, но я… Я не могу! О, как это все ужасно!.. Пожалуйста, не заставляй меня – я не могу! Ты пугаешь меня, мне страшно. Лучше убей меня, но не принуждай делить с тобой ложе!..

«Делить с тобой ложе!» - в отличие от прочего, эта фраза музыкой прозвучала в голове Клода. Ярость его тут же улеглась, а жаркий греховный огонь полыхнул с новой силой, будто в него плеснули раскаленного масла.

- Не бойся, дитя, - низким от страсти голосом произнес он, обхватывая дрожащие плечики и заставляя маленькую чаровницу подняться. – Прости, что причинил боль, но едва подумаю, как своим опрометчивым возгласом ты могла погубить нас обоих… Не будем об этом. Теперь все хорошо, здесь ты в безопасности…

- Отпусти меня, - снова тихо попросила Эсмеральда, не отводя будто прикованного страхом взгляда от его горящих глаз.

- Отпущу. Я ведь обещал тебе помочь бежать, а я, как видишь, держу свои обещания. Сдержи и ты свое…

С этими словами он одним движением развязал тесемки плаща. Тяжелая ткань с тихим шорохом сползла на пол. С рясой пришлось повозиться подольше, однако скованная ужасом цыганка не могла уже противиться и покорно позволила снять с себя черное одеяние. Следом за ним отправился покрывавший плечики яркий платок… Она стояла перед мужчиной в своей карминной юбке и простой льняной рубахе, опустив взор, с полыхавшими от стыда щеками. Длинные ресницы трепетали, одинокая слезинка прочертила дорожку на раскрасневшемся личике.

- Красавица!.. Колдунья!.. – выдохнул Фролло, с трепетом стирая большим пальцем прозрачную каплю.

Это невинное прикосновение к мягкой коже показалось священнику-девственнику таким волнительным, что он, не в силах больше сдерживаться, припал в жадном поцелуе к алым устам. Оказавшись в ловушке, в которую сама себя загнала, плясунья, вжавшись в угол, ощущала, как шершавые руки властно блуждают по ее телу, как быстрые поцелуи жалят шею, плечи, грудь… Как судорожно расшнуровывают ворот рубахи дрожащие от нетерпения пальцы. Справившись, в конце концов, с завязками, Клод уткнулся лицом в лебединую шейку и с силой прижал к себе гибкое тело, не сдержав тихого стона. Этот стон будто вывел пленницу из оцепенения.

- Не трогай меня!.. – слабо затрепыхалась она, понимая, что силы не равны, но не желая все же сдаваться. – Пусти! Ненавижу тебя! Гадкий монах, за что ты терзаешь меня?!

- Я люблю тебя! – глухо прорычал архидьякон, выведенный из сладкой истомы этими жестокими словами. – А ты – что ж, ненавидь, если желаешь того. Однако же, несмотря на свою ненависть, тебе придется отдаться мне, слышишь?! А если не захочешь сдержать свою клятву добром, я возьму тебя силой, девушка, так и знай! Но сегодня ночью, так или иначе, ты будешь моей: довольно я ждал, довольно умолял, довольно терпел твои отказы!..

Мужчина, взяв в правую руку светильник, левой вновь сжал тонкое запястье и потащил несчастную наверх.

- Слабой мушке не спастись из цепких лап паука, - неразборчиво пробормотал он про себя, - сеть надежно спутала ее маленькие ножки, и хозяин уже спешит полакомиться долгожданной добычей. Рок!

========== xi ==========

Комментарий к xi

Во-первых, хочу поблагодарить всех, кто дошел до этой части - если вы есть, значит работа опубликована не зря.

Во-вторых, во избежание разочарований, небольшая ремарка: сюжет далее НЕ развивается, оставшиеся строки посвящены исключительно заявленным в примечании откровенным сценам, зарисовкам на тему “а что, если бы В. Гюго авторским произволом все-таки толкнул Эсмеральду в объятия Клода”… Строго 18+. Чтобы желающим удобнее было пролистывать излишне нескромные подробности без ущерба для повествования и спокойно дочитать до развязки, все они написаны курсивом.

Итак…

Толкнув на кровать онемевшую от ужаса жертву, Фролло, едва не разорвав резким движением плотную ткань, скинул сутану, оставшись в одном подряснике. Горя нетерпением, мучимый невыносимой похотью, он накинулся на цыганку, подобно оголодавшему тигру. Вжав слабо трепыхавшуюся Эсмеральду в постель, священник покрыл неумелыми пылкими поцелуями наполовину обнажившуюся в широком вороте грудь, округлые плечи; припал к плотно сомкнутым губам… Он лихорадочно шарил руками по желанному до безумия телу, не зная, как следует ласкать женщину, повинуясь лишь грубому инстинкту. Однако стоило Клоду через ткань сорочки легонько сжать небольшую грудь, раздался пронзительный вопль:

- Не смей! Пусти меня, или я убью тебя, слышишь?!

Пустая угроза: хотя красавица прилагала все усилия, чтобы вывернуться из-под навалившегося на нее мужчины, силы явно были неравны. Тем не менее, дождавшись, когда подобная разъяренной кошке девица затихнет под ним, побежденная, архидьякон отпустил ее и присел на край кровати. В момент вскочившая плясунья потирала саднящие запястья – хватка была чересчур крепкой; впрочем, другая ее бы не удержала.