Мы уселись под тенью деревьев — несмотря на то, что через неделю начинался январь, было откровенно жарко.

 — Скажи пожалуйста, какую игру ты ведешь? — сказал я прямо, — Что за выдумки про секту и про мертвую жену? Зачем отравил Бадхена, если знал, что без него ничего не можешь? Почему врал, что тебе тоже отшибло память? И не свисти, что проделал это все ради меня.

Женя откинулся на спинку скамейки. Некоторое время он рассеянно смотрел по сторонам — на яркое солнце, на стариков, гуляющих с собачками, на детишек на детской площадке.

 — Я не знал, что его состояние подействует на меня так — сказал он наконец. — а сделал я это… скажем так, и ради тебя тоже. Я хмыкнул. Ну, разумеется.  — Про секту Хачикова мне сказала Вика, — продолжил он. — наверное, у нее была куча версий и вариаций легенды. Эту она рассказала мне про Дерево. Жора, значит, услышал другую историю.

 — Ты ведь помнишь, что Вика была набитая дура, да? Подумай об этом, прежде чем сваливать все свои грехи на нее. Про секту тоже она тебе рассказала? И откуда она знала про это дерево? Почему сама его не искала?

 — Я не знаю, Адам — сказал Женя спокойно — может, вместо выяснения являюсь ли я вселенским злом, займемся поисками Бадхена?

Он лжет, подумал я. И правды от него не дождешься — пока. Но я подожду.

 — Какие версии? — сказал я, сдаваясь.  — Я был уже везде, проверил любые места, которые он упоминал. Даже его эскейп рум проведал. Ничего.  — Так эскейп-рум это правда? — изумился я — думал, это еще одна выходка его памяти. Он правда банкрот?  — Правда.  — Как?! Почему? Он может быть кем угодно — миллионером, суперменом, президентом…  — Вот именно, он может быть кем угодно, поэтому он банкрот и живет у друзей, не беспокоясь ни о деньгах, ни о пропитании — перебил меня Женя. — не уходи от темы — мы все еще ищем Костю. Какие версии у тебя? Я подумал.  — Это будет звучать дико, но я бы проверил хосписы.  — Думаешь? — Женя не слишком удивился.  — Он спрашивал меня, получают ли люди в хосписе достаточное утешение. Почему бы не предположить, что ему захотелось получить себе толику внимания и любви?  — В хосписе?  — Других идей у меня нет.  — Ну что же, проверим тогда хосписы. Начнем с твоего?  — Начнем. После того, как я искупаюсь и переоденусь после полета.

Женя, как ни странно, не протестовал, и я подозревал, почему именно, особенно, когда он предложил:

 — Поехали ко мне тогда. Отсюда ближе чем к тебе, сэкономим пару часов стояния в пробке.

Я еще ни разу не был у Финкельштейна дома, поэтому согласился, хоть и понимал, что лучше было бы поехать к себе и нормально отдохнуть. Как говорится, любопытство губит не только кошек, но и благие намерения.

Район, где жил Женя, и правда был фешенебельным — тихая тенистая улочка со скромными, но дорогими домами, приличные соседи, дети, играющие в футбол без присмотра взрослых. Это много о чем говорило. Сама квартира была светлой, но словно нежилой.

 — Я вижу, ты окончательно переселился ко мне, пока меня не было? — прокомментировал я пустынную ванную, когда вышел из нее после душа. Я не нашел даже следов зубной щетки и пасты, и что-то подсказывало мне, что они уже давно стоят в моей ванной комнате.  — Костика хотел застать — сказал Женя извиняющимся тоном.

 — Надеюсь, что диван не провонял гарью окончательно.

Он виновато хмыкнул, и я не выдержал — притянул его к себе, хоть и зарекался в Праге, что тот раз был первым и последним. Женя не сопротивлялся, глубоко вздохнул, отвечая на мой поцелуй.

 — Мне казалось, что все приснилось, когда ты уехал — сказал он тихо.

Я толкнул его на постель — идеально застеленную, словно на нее никогда не ложились, и уж тем более не трахались. Скинул с бедер полотенце, наслаждаясь хрусткой прохладой простыней.

 — Раздевайся. В прошлый раз на тебе было слишком много одежды, я ничего толком не понял.

Он мгновенно скинул с себя все, и я мог наконец увидеть его целиком — рослого, светлокожего, возбужденного не меньше моего.

Он со стоном зарылся мне в шею, опрокидывая на спину и ложась сверху. Опустился вниз, покрывая поцелуями покрывшуюся мурашками кожу. Горячие губы обхватили меня огненным теплом, и я схватил его за волосы, не жалея и не сдерживаясь. Остановился только, когда понял, что слишком быстро все вот-вот закончится, оттянул от себя опять-таки за волосы.

 — Хочу тебя трахнуть…

 — Трахнешь — прошептал Финкельштейн — в следующий раз, обещаю.

Пальцы закружили внутри меня, безошибочно находя нужную точку.

 — Эй! — гаркнул я, хватая его за руку.

Он засмеялся и подался мне навстречу за новым поцелуем, вталкивая язык мне между губ, захватывая все, до чего мог дотянуться.

 — Ты помнишь, о чем я тебя просил перед отъездом? — спросил он, когда наши губы разомкнулись.  — Помню — я слегка оттолкнул его, пытаясь все-таки повернуть на живот, но он потянул меня к себе, заставляя снова сесть к нему лицом и опуститься ему на бедра. Я обхватил его шею рукой, лбом оперся о его разгоряченный лоб. Он облизал пересохшие губы, глядя мне прямо в глаза.  — Хочу трахать тебя до окончания времен, Адам. Как же я жалею, что прождал столько лет зря…  — Тогда поспеши, пока Костик не аннигилировал — посоветовал я, привыкая к новым ощущениям.  — Хочешь жить? — спросил Женя хрипло.  — Еще как, — я хотел сказать это шутливо, но голос предательски сорвался. Словно я клянчил у него шанс выжить.

Наши языки столкнулись в яростной схватке, его рука скользила по моему телу, словно стараясь охватить всего сразу. Я обхватил свой член, который пульсировал в такт его толчкам, голова горела, в горле пересохло, как в лихорадке.

Хоть и мечталось продолжать так целую бесконечность, через некоторое время я не выдержал и вскрикнул, а потом вообще забыл, зачем пытался сдерживать рвущиеся из горла стоны. Женя тоже застонал и прижал к себе еще крепче. Я забился у него в руках — ощущения стали невыносимыми, в ушах пронзительно зазвенело, и наконец давно забытое наслаждение выплеснулось из меня, оставив дрожащим и опустошенным.

Как кончил Женя, я не заметил, но в какой-то момент он прижал меня к себе еще сильнее, и замер, дрожа всем телом.

Потом почти уронил на постель, которая больше не выглядела такой девственно-чистой, как почти час назад, и лег рядом.

 — Я не отдам тебя Бадхену — сказал он тихо.

Эх, если бы это было бы правдой… к сожалению, я слишком хорошо понимал, что отдаст, еще как отдаст.

Но сейчас было лень думать о плохом, и я только устало кивнул — мол, понял тебя. И незаметно для себя заснул.

Комментарий к Глава 11 * Трдельник: выпечка из дрожжевого теста, наматываемого на вертел из дерева или металла по спирали.

Махараль: крупнейший раввин и галахический авторитет, мыслитель и учёный в XVI веке. ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C_%D0%B8%D0%B7_%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B8

Каль Гав: израильская фирма, производящая рюзкаки.

пешеходный маршрут, пересекающий территорию Государства Израиль в длину с севера на юг.

====== Глава 12 ======

Глава 12

В тот день мы успели объездить несколько хосписов. С помощью моей карточки волонтера удалось узнать информацию, которую нам иначе никогда не сообщили бы, а именно, что никакого Константина Бадхена ни в одном из них не наблюдалось. Впрочем, Бадхен мог бы зарегистрироваться под чужим именем, убедив всех, что смертельно болен — если уж ему под силу убрать четыреста с лишним человек с лица планеты, то остальное было раз плюнуть. Так что наше «расследование», честно говоря, не стоило потраченного на него бензина.

 — Ты теперь куда? — устало спросил Финкельштейн. Я заменил его за рулем после того, как он чуть не разбил машину вдребезги о столб.  — Домой, спать. Чего и тебе желаю.  — Давай я подвезу тебя и поеду к себе.  — У тебя есть деньги на новую машину, если эту грохнешь по пути назад? — сказал я. — отвезу тебя и возьму такси до дома, вот и все дела.