В неоновых вспышках и под песню «Beautiful Stranger» колыхалось море людей, и я подумал, что до сих пор нахожу в этом что-то волшебное. Мужчины и женщины, молодые и старые — все они собрались вместе, чтобы проводить один век и приветствовать новый. Сколько раз я уже это видел?

Рядом со мной сел какой-то тип — судя по всему, такой же пьяный, как я.

 — Что будешь пить? — гаркнул он мне во всю глотку: обычный голос в этом шуме и гаме остался бы абсолютно неразличим.  — Ром! — заорал я в ответ. Сосед махнул перегруженному бармену, и — о чудо! тот мгновенно выставил перед нами два запотевших ледяных стакана с ромом.  — Ты, наверное, владелец этого клуба? — сказал я в шутку.

Он сверкнул белыми зубами в неоновом свете.

 — Нет, разумеется. Просто даю хорошие чаевые.

Мы салютовали друг другу, я отпил от своего стакана и снова огляделся вокруг.

Людей все прибывало и прибывало, словно селектор решил в честь нового года впускать всех желающих. Меня уже пару раз толкнули в спину танцующие, и настроение слегка испортилось.

 — Слишком много народу, а? — сказал мой сосед, словно в продолжение моих мыслей.  — Точно — ответил я — во времена моей молодости столько не набиралось. Он хохотнул.  — Можно перейти в другое заведение. Я покачал головой.  — Это вряд ли. Если уж выберусь из этой свалки — то только домой.  — Слова не мужа, но деда — сказал сосед.

 — Смешно — признал я и допил свой ром — можно теперь мне угостить тебя?

 — Ну попробуй — и вновь сверкнула его улыбка. Я попробовал сделать заказ, но безуспешно — бармен игнорировал меня напрочь, словно я внезапно стал стеклянным.  — Может, позже — великодушно сказал сосед — кстати, как тебя зовут?  — Адам. Адам Эвигер.  — А меня — Бадхен.  — Баттхед? — не расслышал я и растерялся от такого странного имени. Он запрокинул голову и расхохотался.  — Черт, с тобой весело, Адам! Нет, меня зовут Бадхен. Кажется, с какого-то языка это переводится как «шутник»?  — Откуда ты? — задал я обычный вопрос туриста туристу.  — Да много откуда. То там живу, то сям. Пока, как видишь, в Риме. А ты?  — Я здесь пятый год. До этого… тоже то там, то сям.В Вене, Ницце, Валенсии…  — Вечный турист — ухмыльнулся он.  — Что-то типа того — согласился я. Константин сделал жест бармену и перед нами вновь появились стаканы с напитками.  — Ты волшебник? — спросил его я почти на полном серьезе.  — Ты мне льстишь, Адам Эвигер — ответил он в тон мне. Его рука плавно опустилась на мое колено, и я невольно опустил туда же свой взгляд.  — Точно не хочешь уйти отсюда? В Риме много укромных мест — сказал он негромко, но я услышал.

Пару секунд думал над его предложением.

Потом покачал головой.

 — Сегодня я хочу только пить. Давно уже прошли времена, когда я воспламенялся похотью и желанием от кого-либо. С веками во мне притуплялись многие страсти, которые занимают людей в течение жизни. Ушла похоть, ушло чревоугодие. Ушли гнев, жадность и жажда наживы. И сегодняшний день не стал исключением.

Сегодня я вышел, чтобы посмотреть на людей, и может, немного разогреть свою почти угасшую человечность об их неуемную радость жизни. До сей секунды мне казалось, что я это делаю довольно-таки успешно. Оказывается, обманывал сам себя.

 — Если хочешь пить, то мы будем пить, Адам — легко согласился Бадхен и убрал руку.

Мы допили вторую порцию рома, и потом он опять сделал заказ — на этот раз водку. Мы не спеша цедили эту порцию, разговаривая в основном о разной чепухе — о римских реалиях, об Ошибке 2000, травили байки, обычные для туристов и очень пьяных людей.

В какой-то момент благодаря смеси водки и рома в своей крови я перестал ощущать не только свое тело, но и тяжесть веков на плечах.

Бадхен, как это часто случается после огромного количества алкоголя, вдруг показался мне необыкновенно привлекательным, и я прервал его на полуслове, легко притянув за ворот рубашки к себе.

 — Ого — сказал он, насмешливо приподнимая бровь, и сам сократил оставшееся расстояние, накрыв мои губы поцелуем.

Поцелуя, кстати сказать, я не ощутил — тело онемело настолько, что я мало что соображал, разве что точно осознавал, что похмелье будет невообразимо жестоким, и уже прямо сейчас раскаивался в сегодняшнем отрыве.

Бадхен отстранился.

 — Жаль, что ты мало что соображаешь сегодня, Адам — сказал он с сожалением — у меня ведь были такие планы на тебя…  — Как-нибудь в другой раз — проговорил я заплетающимся языком.  — Да. В следующий раз. Бог ведь троицу любит?  — Угу — я махнул бармену в последней отчаянной попытке сделать заказ — и тот, даже не спрашивая меня, поставил перед нами два бокала красного вина.  — Вино после рома и водки — хмыкнул Бадхен — тебе не кажется, что наш бармен — серийный убийца? Я не рискнул отвечать — язык уже совсем не слушался. Поднял бокал и из чистой вежливости сделал глоток. Жить мне все еще хотелось. Или, по крайней мере, не умирать мучительной смертью от похмелья.

Неоновые вспышки в такт внезапно сменившейся музыке стали мигать в ускоренном темпе, то освещая нас зеленовато-белым светом, то оставляя в кромешной темноте. Из-за этого движения всех в клубе казались рваными, словно после каждого жеста включался стоп-кадр.

Я смотрел, как Бадхен поднимает за высокую ножку бокал к губам, и пьет — глоток за глотком. Потом ставит его обратно на барную стойку — и тот полон до краев.

В эту самую секунду с моих глаз словно спала пелена — я узнал его.

Музыка в моих ушах заглохла. Я смотрел на бокал, в котором под буханье басов подрагивало темно-красное вино, и думал, что сейчас, в эту самую секунду — прекращу свое существование.

 — Ты слишком пьян сегодня, Адам — повторил Бадхен — наверное, сегодня мне будет скучно заканчивать эту затянувшуюся шутку.

Басы безостановочно бились в вискИ, и я подумал, что сейчас меня стошнит от страха и выпитого — прямо под ноги соседа. Или даже лучше — ему на колени.

 — Мы еще увидимся, Адам — сказал Бадхен — только тогда ты будешь трезво оценивать все, что с тобой произойдет. Так ведь будет интереснее?  — Ты… убьешь меня? — выдохнул я.  — А ты этого хочешь? — ответил он вопросом на вопрос.  — Не знаю — честно сказал я.  — Слишком предсказуемо это было бы, не так ли? Не лучше ли придумать что-то поинтереснее?  — Что…  — Например, мне всегда было интересно, что чувствует человек, проживая тысячи лет день за днем — только в обратном порядке — сказал он и, протянув руку, дотронулся до моей щеки.  — Нет… Господи, нет. Прошу тебя, господин... — я отшатнулся, с мольбой глядя на него. Сможет ли он такое сотворить? Я не знал и не хотел знать — но здравый смысл говорил, что тот, кто уже заставил меня прожить два тысячелетия, сможет исполнить любую свою угрозу.  — Иди, Адам — сказал мягко Бадхен — иди и радуйся жизни. Пока.

Неон в последний раз мигнул — и померк.

Когда свет вспыхнул вновь, моего соседа рядом уже не оказалось.

К концу двадцатого века непреодолимое желание путешествий слегка притупилось, и я начал задерживаться в каждой стране по несколько лет. Жилье я почти нигде не покупал, только снимал в аренду. Купил только одну квартиру, но за последние девятнадцать лет заезжал туда крайне редко — Рим с некоторых пор начал вызывать во мне не самые приятные воспоминания.

Денег я смог за последние века накопить и вложить столько, что ближайшие пару сотен лет можно было не думать о необходимости работать ради пропитания. И, разумеется, к моим услугам во все времена и века находились люди, которые за небольшую плату могли изготовить любой поддельный документ — да такой, что даже израильские пограничники в аэропорту лет пять назад всего лишь бегло осмотрели мой европаспорт и пожелали «приятно провести время в нашей прекрасной стране».

Несмотря на свой почтенный возраст, я старался идти в ногу с современными технологиями. Если уж арбалетом в свое время научился пользоваться, почему бы не научиться аркебузой, велосипедом, автомобилем и компьютером? А уж новомодные телефоны словно специально создавались для идиотов.