— Ты быстро.
— Сам удивляюсь! Пробок почему-то вообще не было. Ну так что у тебя сегодня?
— Молодой парень, двадцать лет. Мы оба знали, что это значит. Тяжело, очень тяжело уходить в молодом возрасте. И тяжело провожать молодых. Слезы, злость, обида. Почти всегда. — Нет проблем. Веди меня, Сусанин. Мы прошли в комнату, идентичную той, где лежал дядя Идана. А может, это была та же самая комната. Даже стаканы для воды на красивом столике в углу стояли так же, как я запомнил в прошлый раз. — Рои — позвал Идан. Паренек на кровати выглядел не старше пятнадцати, и вместе с тем, его глаза смотрели на меня так же, как глаза выживших в Освенциме в сорок пятом. Взглядом человека, видевшего все — и ад, и смерть. — Привет, Рои — сказал я негромко. — Это еще что за хрен? — спросил он хрипло, с сильной отдышкой. — Адам работает у нас в хосписе, проводит время с гостями — отозвался за меня Идан. — А, проводник в мир иной, значит — хмыкнул Рои — наслышан… наслышан о таких… как вы. Любите смотреть… на умирающих, да, Адам… или как вас там? Потом передергиваете… себе в туалете, наверное?..
Он закашлялся — слишком уж длинной получилась речь для измученных легких.
Идан открыл рот, чтобы ответить, но я его остановил.
— Дальше мы сами, ладно? Иди к своим.
Дождался, пока за ним закроется дверь и, повернувшись с Рои, сказал:
— Если не хочешь проводника, просто скажи и я уйду. Все сугубо добровольно. Тот пожал плечами.
— Мне все… равно.
Я уселся в неизменно удобное кресло лицом к нему. — Что хочешь пока что делать? — Не умирать — глухо ответил он. Я хмыкнул. — Еще что? — Ты… не соцработник, да? — Нет, не соцработник. А что? — У них всегда… есть что сказать… в утешение. А ты… зачем здесь? Смеяться…надо мной? — Смеяться над умирающим от рака ребенком? Таких ублюдков я в своей жизни пока не встречал — сказал я без тени улыбки. Рои облизал губы. — Почему… ты стал проводником? Я подумал над его вопросом. Самого это интересовало. — Потому, что на данный момент это придает моей жизни смысл — нашел подходящий ответ — Эгоистичненько — хмыкнул он. — Какую причину ты хотел бы услышать от меня? — Что ты… хочешь облегчить людям… страдания. Сделать смерть не такой… невыносимой. — Я делаю это прямо сейчас. — Что-то… незаметно. Я уселся поудобнее. — Ты сказал родителям, что тебе лучше, хотя сам знаешь, что это не так — чтобы они не приезжали сегодня сюда. Тебе говорили, что в некоторых случаях хоспис предоставляет гостям проводников. А еще тебе хочется выместить страх и злость на ком-то, но не на своих родных. Не ты первый, не ты последний. Для этого я здесь.
Рои не ответил. Сил у него, видимо, почти не осталось, потому что он закрыл глаза и молчал. Я видел, как время от времени по его виску сползают вниз прозрачные слезы и, стекая по лысому черепу, прячутся в ткани подушки.
— Как ты думаешь… что… будет… со мной… дальше? — спросил он. — Я не знаю — честно отозвался я. — Рай?.. Ад? Перерождение?.. Неужели никаких… теорий? — Вообще никаких. — Не умеешь… утешать. Черт… ну и облажался… — он шмыгнул носом, выглядя в этот момент едва лет на двенадцать. Я наклонился к нему. — Если я скажу, что после смерти ты попадешь в рай, тебе станет легче? Он криво улыбнулся, не открывая глаз. — Нет. Потому… я в это… не верю. — Так зачем слушать ложь в свои последние часы? — А что еще…слушать? — сказал он устало. — Ты решай. — Хочу… хочу, чтобы…рассказал мне… всегда хотел сказать… умирающему… но…не делал. Я взял ладонь Рои в свои руки. — Ну тогда слушай. И я сделал то, что он просил. Я рассказал ему про гостя в покоях царя Ирода, про разлившееся вино и про века скитаний. Я говорил тихо, почти что ему на ухо. Я открывал свою тайну в первый и последний раз в своей жизни — и только ему. Замолк, когда понял, что он больше не дышит. Жизнь, благодаря современной фармацевтике, ушла из него безболезненно и незаметно.
Я дождался медсестру и вышел.
С Иданом мне сегодня общаться не хотелось и я сразу же поехал домой. Что-то говорило мне, что в ближайшее время будет не до волонтерства. А может, и не будет никогда.
Открыв дверь квартиры, я уже понял, что за ней кто-то есть. Осторожно прикрыл ее за собой, заглянул в гостиную. Посреди комнаты стоял Женя и сосредоточенно читал что-то в смартфоне. Поднял голову и без улыбки посмотрел на меня.
— Рассказал, значит. — Рассказал. — Зачем?! Тебе же сказали — никому и никогда… -… не рассказывать о бойцовском клубе, под страхом смерти. Сказали, да. Но что-то мне подсказывает, что меня так или иначе кокнут в ближайшее время, не ты — так Костик. Я прав? — Во всяком случае, это буду не я — глухо ответил Женя. — Как благородно с твоей стороны. Ну, значит это будет твой друг, начальник и брат. — Можно тебя спросить, зачем ты это сделал? Зачем рассказал первому встречному? — повысил он голос, упрямо возвращаясь к первоначальной теме. — Давай не преувеличивать. Первому встречному? Серьезно? Я молчал две тысячи лет. Потом вы оба врываетесь в мою жизнь и требуете спасти — кого?! Моего будущего убийцу! Какая ирония! Зачем я вообще должен вам помогать, Женя? А тем более — сохранять договоренности, которые уже ничего, скажем прямо, не стоят? Женя бросил телефон на стол. Судя по голосу, он едва сдерживался, чтобы не перейти на мат. — Ты — самый эгоцентричный и тупой смертный, из всех, что я встречал, Адам. Умирать не хочешь, помогать мне не дать Костику развалить мир по камешкам не хочешь, но при этом мелешь языком направо и налево, хотя знаешь, чем это чревато. Тебя просили одного — молчать. Остальные это условие выпол…
Он запнулся.
— Остальные? — переспросил я автоматически. И только спустя несколько секунд до меня дошло.
Садист Бадхен не только меня обрек на вечное существование.
— И где же они, эти остальные? Есть кто живой?
Женя попытался играть в партизана и отвернулся от меня к балконной двери, что выглядело супер мелодраматично и очень нелепо.
— Блин, Жека, не тяни резину. Сказал «а», говори и «б». Почему-то после этих слов люди всегда кололись. Финкельштейн не стал исключением. — Ты последний — наконец отозвался он. — Значит, зачищаете следы преступлений? — Да каких преступлений — фыркнул он — ошибок юности. — И, тем не менее, вам срочно понадобилось уничтожить «улики». Я, значит, последний на очереди? Как интересно.
Женя сунул руки в карманы и засмеялся.
— Умеешь же ты увиливать от темы, Эвигер. Да еще и меня виноватым выставил. Да, ты на очереди, и ты последний. Что дальше будешь делать? Тебе давно уже сказали, чтобы ты готовился. Я предложил прекрасную альтернативу — повторить тот же путь в обратную сторону, ты не согласился. — И сейчас ты меня убьешь — констатировал я. Несмотря на браваду, во рту пересохло. Я перевел взгляд на окно, где шелестели на ветру желтеющие мелкие листья акации. Не думал, что вот так… — К моему сожалению и на твое счастье — нет. — Нет?.. — На данный момент ни я, ни Костик ничего сделать не можем. Я могу тебя укокошить, но это совсем не так должно произойти. А Костик… даже если я очень попрошу его тебя уничтожить и приведу тысячи причин, зачем это необходимо — он меня не послушает. Ему плевать, знаешь ли. — Благословен будет плод — усмехнулся я. Какое счастье, что Бадхена накормили прОклятыми фруктами перед нашей заключительной встречей! — Так что можешь пока гулять — закончил Женя — только, прошу — хватит чесать языком налево и направо. — Да понял я, понял. Сейчас ты уйдешь, надеюсь? Он ощутимо слышно скрипнул зубами. — Ну и хам же ты, Эвигер.
— Слушай, что так на меня взъелся? — спросил я — Парень умер, свидетелей нет.
— Я просто не понимаю, почему ты это сделал. И боюсь, что продолжишь рассказывать и дальше, если уж тебе терять нечего.
Я невольно задумался. За сегодняшний день меня дважды спрашивали о мотивах моих поступков. Почему работал проводником, почему рассказал великую тайну бытия умирающему ребенку. Почему, почему, почему.
