Предложенный закон должны были уже вынести на голосование, когда другой трибун, Октавий, представлявший интересы крупных землевладельцев, воспользовался своим правом вето, и голосование перенесли. Через несколько дней его самого провалили на выборах за противодействие воле народа. Тут же был принят аграрный закон. Для контроля за ходом реформы была назначена комиссия из трех человек. В нее вошли сам Гракх, его брат Гай и его тесть Аппий Клавдий.
Принятие закона сделало Гракха популярным. За ним повсюду ходили толпы народа, как если бы именно он основал Италию. Тем временем крупные землевладельцы собирали силы для отпора. Когда настал срок переизбрания трибунов, они решили сместить Гракха, который уже выдвинул новые предвыборные обещания – к примеру, о сокращении срока службы в армии и о праве апелляции на судебные решения. Началось голосование, и первые две трибы уже проголосовали за Гракха. Но тут богатые римляне возмутились: закон не дает права два срока подряд занимать выборную должность. (Либо Гракх забыл об этом, либо богатые только что это придумали.)
На следующий день должно было состояться голосование на Капитолийском холме. Богатые и их многочисленные клиенты снова устроили Гракху обструкцию. Гракх подал заранее условленный сигнал, и началась свалка. Он сам и многие из его сторонников были убиты, а тела их сброшены в Тибр. Говорят, что это был первый кровавый конфликт в истории Римской республики; он положил начало цепи событий, позднее названных римской революцией. Гай Гракх в свой черед попытался довести реформы до конца – о призыве на воинскую службу с 17 лет, о разделе государственных земель между бедняками, о предоставлении италикам тех же избирательных прав, что и у римских граждан. Но и он был убит – через 12 лет после Тиберия.
Описание этих событий наводит на мысль об анахронизме. Все выглядит так, будто журналист ХХ века истолковал события древней истории. Все звучит настолько знакомо, будто это происходило вчера где-нибудь в Латинской Америке: аграрная реформа, алчные землевладельцы, латифундии, популярные реформаторы, пытающиеся бороться с злоупотреблениями и погибающие жертвой богатых лендлордов. Но каждая деталь вышеизложенных событий взята из двух античных источников, сообщающих нам большую часть того, что мы знаем о Гракхах, – из работ историков Плутарха и Аппиана. Плутарх написал свои «Жизнеописания» в начале II века н. э., а история Аппиана была написана десятью или двадцатью годами позже[174].
Оба они, несомненно, симпатизируют Гракхам (в отличие от Ливия и Цицерона). Но и Плутарх, и Аппиан дают понять, что в расширяющейся республике назревала серьезнейшая проблема. В конечном счете она проистекала из самого устройства римской республики. У богатых действительно было решающее преимущество над бедными соседями, и дело не только в деньгах. Проблема была в том, что они могли вести свое хозяйство с помощью рабского труда.
Мелкие фермеры не могли конкурировать с ними, потому что землевладельцы имели право – иными словами, были обязаны – служить в римских легионах. Это отрывало их от хозяйства, иногда на несколько лет подряд. С другой стороны, рабам не было позволено служить в армии, потому что вооружать их считалось делом опасным. Как раз когда разворачивались эти события, на Сицилии уже несколько лет бушевало восстание, в котором участвовало около ста тысяч рабов. В общем случае свободная рабочая сила производительнее, чем труд раба, но в римской республике эта самая свободная рабочая сила часто отсутствовала, занятая в военных кампаниях, а рабы усердно трудились на латифундиях. Экономический эффект был сравним с тяжелым налогом на средний класс, который никак не затрагивал состоятельные слои.
Пытаясь восстановить справедливость с помощью перераспределения земли, Гракх, пожалуй, не понял реальную проблему, заключавшуюся в рабстве, соединенном с воинской повинностью, что было равносильно временному рабству. Но рабство и обязательная военная служба были столь важны для жизни Рима, что их нельзя было не то что отменить, а даже и обсуждать. Стоит отметить те неблагоприятные для собственности последствия, к которым привел в конечном итоге имущественный ценз. По словам современного историка, он побудил мелких землевладельцев, не желавших служить по десять и более лет в римских легионах, избавиться от земли и, «вычеркнув себя из реестра assidui, раствориться в трущобах Вечного города»[175]. (Assidui – «оседлое население», которое в соответствии с имущественным цензом имеет право на ношение оружия.)
Потребность в призывниках к тому же объясняет, почему земли, распределенные в ходе реформы Гракхов, не подлежали продаже. Не имея возможности избавиться от земли, новые землевладельцы стали бы вечным источником новых легионеров. В этом был не экономический смысл, а военный. Вполне возможно, однако, что реальной целью Гракха было не восстановление сословия свободных землепашцев, а пополнение римских легионов. Конечным результатом предложенных им мер было устойчивое увеличение призывных контингентов. «В нагрузку» к хозяйству новые землевладельцы получили тяжелую и опасную службу в армии.
В своем «Экономическом обзоре Древнего Рима» профессор Тенни Франк говорит, что начиная с реформы Тиберия Гракха и до 118 года до н. э. «небольшие участки земли получили от 50 до 75 тыс. бедняков, преимущественно из среды городского пролетариата»[176]. Поскольку в течение нескольких лет эти наделы не подлежали отчуждению, «многие бывшие горожане, вероятно, научились фермерствовать и остались на земле, но наши источники настаивают, что, когда разрешили продавать наделы, число мелких землевладельцев начало быстро уменьшаться». Если ценой землевладения была служба в армии, мелкие фермеры отказывались ее платить. Необходимость пополнять легионы оставалась прежней, и через немного лет римский генерал и консул Гай Марий ликвидировал имущественный ценз для призывников. Позднее Юлий Цезарь удвоил плату легионерам, а ветераны при выходе в отставку начали получать денежное пособие[177]. Август наделял отставных солдат участками земли, а император Тиберий и вовсе ликвидировал призыв в армию.
Какой бы ни была действительная цель Гракхов, мотивом их действий стало перераспределение собственности. Мы еще не раз встретимся с этим явлением – с аграрной реформой, нацеленной на перераспределение собственности, но при этом игнорирующей более серьезную глубинную проблему. Можно даже считать общим правилом, что всякий раз, когда предлагается перераспределить землю, на самом деле существуют проблемы, почти заведомо имеющие более фундаментальный характер, чем распределение собственности. В том обстоятельстве, что у некоторых больше денег (а значит и земли), нет ничего плохого, и можно не опасаться, что так будет всегда, если за этим не стоит различие в правовой дееспособности. Но если различия в правовой дееспособности существуют, именно они должны быть целью реформ. А если этого не сделать, то даже после попытки аграрной реформы в распределении земельной собственности опять возникнет устойчивая диспропорция.
Цицерон полагал, что предоставление такой власти народным трибунам вроде Гракха может привести только к раздорам и несчастьям – «водружению копья на форуме» и бросанию имущества граждан «под ноги глашатаю, чтобы он объявлял о его продаже»[178]. Он призывал к восстановлению аристократического строя, который постепенно терял силу со времен начатого Гракхом «полного переворота государства». Что же касается имущественного уравнивания, это совершенно гибельная политика. «Ведь государству и городу свойственно, чтобы каждый свободно и без тревог охранял свое имущество». Люди искали защиты городов прежде всего для защиты своих владений. Даже те, кто затевает перераспределение собственности в поисках популярности, обнаруживают, что просчитались. «Ибо тот, у кого имущество отняли, им не друг; тот, кому оно было дано, даже скрывает, что хотел его получить»[179].
