Виргинская компания собрала еще денег, и летом 1609 года 500 новых переселенцев отправились через Атлантику. Один из кораблей, на котором плыл заместитель губернатора, потерпел кораблекрушение на Бермудах, и жизнь там оказалась настолько приятной, что многие не захотели плыть дальше. Инстинкты их не подвели. Большинство присоединилось к выжившим поселенцам Джеймстауна, и наступила катастрофа: «времена голода»[74]. За шесть месяцев население сократилось с примерно 500 человек до 60[75]. Когда пришла весна, выжившие решили вернуться в Англию. Они уже были готовы к отплытию, когда по реке Джеймс поднялся одинокий корабль с новыми колонистами, среди которых был губернатор, лорд Де ла Уорр, или Делавэр. Воодушевленные прибытием подкрепления, выжившие решили остаться.
Один очевидец написал о голодных временах: «Голод был настолько велик, что дикаря, которого мы убили и схоронили, самые отчаявшиеся из нас опять вырыли и съели; и умиравшие друг друга варили и тушили с травами и кореньями». Он продолжает: «Ужасно об этом рассказывать и вряд ли можно поверить в то, что мы пережили; но причиной были мы сами, отсутствие предусмотрительности, прилежания и управления, а не скудость и непригодность страны, как обычно считается»[76].
Сэр Томас Дейл, участник военных действий в Нидерландах, первым из представителей власти понял, что здесь не так. Он прибыл в Виргинию как представитель верховной власти в мае 1611 года[77]. В отчете отражено, что в день его прибытия колонисты на улице играли в шары – всего лишь через год после голодных времен. В оправдание колонистов историки отмечают, что Дейл прибыл в воскресенье. Но Ральф Хеймор, бывший в то время секретарем колонии, сообщает, что игра в шары шла «по обыкновению каждый день»[78].
Колонисты бездельничали, потому что большинство из них подписало договор, который обязывал их трудиться семь лет, внося плоды своего труда в общий котел, до получения статуса полноценного колониста[79]. Они не платили за своей переезд, и предполагалось, что они своим трудом возместят компании эти расходы. В исследовании «Экономическая история Виргинии XVII века» Филипп Брюс утверждает, что «у колонистов не было ни малейшей заинтересованности в земле или доли в урожае. Все произведенное ими шло на склад компании, а колонисты не имели доли в произведенном». В результате колонисты, естественно, предпочитали «работать спустя рукава или просто отлынивать от дела и замечали, что даже самые честные и энергичные по природе работали в поле вяло и без огонька»[80].
Томас Дейл все поставил иначе. В Лондоне его хвалили за то, что он ввел в колонии строгий уголовный кодекс, известный как «Божественные и нравственные законы военного времени». Куда важнее то, что он ввел частную собственность. Следующий отрывок из написанного Ральфом Хеймором был опубликован в Англии в 1615 году в сочинении «Правдивый рассказ о нынешнем положении в Виргинии»: «Сэр Томас Дейл направил всю колонию по другому пути… он выделил каждому мужчине в колонии по три английских акра чистой пашни, чтобы каждый, как это в природе у фермеров, выращивал там зерно и заботился о нем… и на любые работы, нужные Колонии, их призывают не больше одного месяца в году, но только не во время посева или жатвы, а поскольку они больше ничего для Колонии не делают, то должны ежегодно вносить на склад два с половиной барреля зерна…»[81].
Была установлена реальная система стимулов. Учреждена частная собственность и введен, как сказали бы сегодня, «плоский налог» («общественные работы» месяц в году и налог в виде фиксированного объема зерна). Нам в точности не известен год, в котором Дейл произвел эти изменения, но, скорее всего, это случилось в 1612-м или 1613 году. В 1616 году он навсегда покинул Виргинию, и с ним на корабле отправились в Англию индейская принцесса Покахонтас[82] и ее муж Джон Рольф, который первым начал выращивать в Виргинии табак[83]. Сам Рольф сказал, что в условиях частной собственности люди получили возможность сидеть под собственными деревьями «в безопасности и с радостной уверенностью пожинать плоды своего труда»[84].
Новые стимулы мгновенно изменили картину. «При всей его энергичности, – писал историк Виргинии Мэтью Пейдж, – Дейл не смог бы преодолеть общей пассивности, которую порождала изобретенная властями политика совместного владения. …Как только поселенцы были предоставлены самим себе, и каждый колонист приобрел право владеть собственностью, они быстро развили то, что стало отличительной чертой американцев, – ловкость во всех видах мастерства в сочетании с врожденной склонностью к изобретательству и экспериментированию»[85].
Вскоре после того, как Рольф, Покахонтас и Томас Дейл прибыли в Англию, лорд Кэрью написал акционеру Виргинской компании сэру Томасу Роу: «Худшие времена Колонии позади, потому что наши люди благодаря своему усердию хорошо запаслись провизией, но прибыли еще нет»[86]. Сэр Эдвин Сэндис, казначей Виргинской компании, знал, что в Новом Свете что-то переменилось, но приписывал процветание суровости введенного Дейлом уголовного кодекса, а не стимулирующему воздействию частной собственности. Действуя в выпавших ему обстоятельствах «с большой и неизменной суровостью, – писал Сэндис, – [Дейл] почти чудесным образом исправил этих распущенных бездельников и поставил их на путь честной трудовой жизни»[87].
Здесь перед нами то, с чем мы далее будем сталкиваться вновь и вновь: неспособность понять истинную роль частной собственности в экономической жизни и приписывание ее пользы иному фактору, в данном случае – неуклонной суровости.
В начальный период делу мешало и то, что колонию воспринимали как базовый лагерь для завладения природными, уже имеющимися богатствами, а не как постоянное поселение, в котором следует создавать новое богатство. В «Правдивой искренней декларации» говорилось, что колония должна завоевать «жалкие презренные души, гибнущие в почти неодолимом невежестве»[88]. Но и сами колонисты мечтали о захвате чужих богатств. В этом отношении, однако, Виргиния не оправдала их надежд.
«Случай дал нам землю в том виде, в каком ее создал Бог, – писал Уильям Симмондз в отчете, опубликованном в 1612 г., объясняя, почему все идет не так, как ожидалось. – Мы обнаружили там только праздных, непредусмотрительных, живущих розно [аборигенов], не знающих о золоте, серебре и других подлинных благах, не заботящихся ни о чем, кроме ничего не стоящих безделушек, и еле сводящих концы с концами; здесь нет ничего, что может нас увлечь, кроме того, что случайно дает природа». А вот испанцам в Мексике повезло несравненно больше. Они оказались в стране, где, на их счастье, было изобилие пищи и где люди умели обращаться с золотом и серебром. А в результате они сумели нажиться за счет «грабежа и мародерства» и им не пришлось «трудиться собственными руками»[89].
Решение Дейла выделить каждому мужчине в Джеймстауне по три акра земли привело к быстрому росту производства. В 1616 г. Джон Рольф уже мог написать: «Если до этого нам приходилось каждый год отправляться к индейцам, чтобы уговорить их продать нам зерна, из-за чего они относились к нам с большим презрением, то теперь дело совсем другое; они просят у нас – приходят в наши города, продают звериные шкуры, в которые они одеваются, чтобы купить зерно, – да, в прошлом году некоторые из их царьков заняли у нас четыреста или пятьсот бушелей пшеницы, а в уплату за это заложили нам свои страны целиком, и среди них есть такие, что немногим меньше, чем графство в Англии»[90].
