МАРТ А утро выдастся погожим, Сугроб, как магний, ослепит, И зазевавшийся прохожий Посетует, что долго спит. Махнет рассеянно рукою Весной согретый человек. Ну а сугроб уже спокоен, И магний превратился в снег. А там, момент подкараулив, Неважно – великан ли, гном Сперва задернет небо тюлем, А после – плотным полотном. Потом поземка задымится И с ветки оборвется вниз Желто-зеленая синица, Как чудом уцелевший лист. «Разыграю в орлянку бездомную жизнь…» Разыграю в орлянку бездомную жизнь, Вот смотрите, бросаю монету — Рублик, белый цыган, ну-ка, правду скажи, До какой остановки доеду? Выпадает орел, ну конечно, я знал. До свиданья, друзья, надо ехать. Мне рукою махнет суетливый вокзал, И колеса закатятся смехом. Полнедели пути, полнедели вина, Проводницы раскрытые губы… Полнедели вина, а потом тишина. И тоска не уходит на убыль. От себя убежал и вернулся к себе, Этот замкнутый круг нескончаем. И опять во мне зреет трусливый побег, И опять будет выбор случаен. Может быть, повезет, а скорее, что – нет. И кривится хмельная усмешка. Словно волчьи глаза, светофоровый свет. Рубль лежит на полу кверху решкой. Новостройка-1972 Трещит башка от новоселий. А утром с бала на корабль, Где на похмелье ставит Север Сорокаградусный… с утра. И мы для новых снова строим, — К доске подогнана доска, — Для тех, кого приводят строем, И нас – свободненьких пока. «И причем здесь получка…» И причем здесь получка, И причем здесь тоска, Выпьешь – станет ли лучше В городке из песка. Раз ушел без потери, Ты ушел без следа. Слишком сильно мы верим «Голубым городам». Все считаем – поможет. Сопки утро трубят. Ну, приехал? И что же? Снова встретил себя. А дорога? Дорога Это тоже запой, — Выпил город и трогай К новой встрече с собой. «Ты будешь спать, а я уже уеду…» Ты будешь спать, а я уже уеду. Не мучайся, что много проспала. Не разбужу. Нечестно, если беды Я разделю, как радость, пополам. Я не ханжа. И рад бы твою руку Прижать к губам, услышать пальцев дрожь. Но мокрые глаза перед разлукой И обещаний – сладкая, но ложь? Нет, не могу. Пусть буду я серьезен, Пусть до вагона еле добегу… Но чем я заплачу за эти слезы? А просто так я взять их не могу. Меня изрядно в жизни поболтало, Дорога стала вроде ремесла. Я разучился плакать на вокзалах. Но все же, Почему ты проспала? В ресторане Академгородка Грибоедов сгинул в Тегеране, Не увидев «Горе от ума». Набираюсь в умном ресторане — Медленно, но кажется, что в мат. Грибоедов, где вторая пьеса? Радость, как корова языком. Мне официантка-поэтесса Срифмовала пиво с коньяком. Власти любят жирного барана — Здесь и ультиматум, и ясак. Возвратясь домой из Тегерана, Новой пьесы Вам не написать. Целина податливей, чем залежь. Грибоедов, это я шучу! Ты мужик? Скажи, ты уважаешь? Уважаешь – пей! Я заплачу. «Чую взгляд на спине…» Чую взгляд на спине. Чей-то профиль в зерцалах, Он не нравится мне — Уберите швейцара. Откровенен со мной Друг. И я ему – тем же. А швейцар за спиной Плешь зеркальную чешет. Рад бы этот урод В генеральских лампасах Нам устроить курорт В магаданских пампасах. Ну, а тем не менее, Взгляд почти потушен, На лице смирение. Но как встали уши! Слушает, как лекцию, Про бордель в Париже. Эту бы эрекцию Да чуть-чуть пониже. Все-таки достойнее Подыскать молодку, Чем ломать застолье И поганить водку. «Вскрою письмо, как консервную банку…» Вскрою письмо, как консервную банку. Яблоки в сахаре сладеньких слов. Зря мне врала ты, неряха цыганка, Что-то не вижу, чтоб мне повезло. «Милый», Не сыщешь приятнее слова. «Все без тебя непроглядно серо». «Милый, целую». И снова, и снова Мягкие яблоки, липкий сироп. «Милый, разлука нам – лучший экзамен». «Верю, любовь наша будет жива». В сладеньких строчках завязну глазами, И не дотянется сердце к словам. «Милый, разлука длиннее, чем вечность». Что эти строчки, когда тебя нет? «Все отдала бы за краткую встречу». Хочешь, я денег пришлю на билет? ИЛ-18 – и рядышком Север. Стань сумасшедшей, взбунтуйся, порви… Долгую зиму Консервы, консервы — Банки томатов, компотов, любви. |
