— Не переживай, дорогая, — мягко говорит Шарлотта, замирая за её спиной, — ты очень-очень красива.

Перед глазами невесты появляется легкая, белоснежная фата, укрывающая от любопытных взглядов её миловидное лицо. Затем Шарлотта опускает на её голову нечто увесистое, и Кристина тихонько выдыхает в предвкушении.

— Теперь можно взглянуть?.. — спрашивает она с замиранием сердца.

— Еще кое-что, — с улыбкой отвечает герцогиня и протягивает Кристине аккуратный букет из коротких ветвей сирени и трилистника, — вот теперь — идеально!

Герцогиня отступает в сторону и резко сдергивает с зеркала занавесь, открывая взору Кристины её чудесный образ.

Девушка пораженно восклицает, бросив на себя лишь взгляд. К глазам невесты подступают непрошеные слезы, и она судорожно выдыхает, возводя взор в потолок.

— Это великолепно, — лепечет девушка, борясь с застывшими на глазах слезами, грозящими испортить нежный макияж.

Чуть успокоившись и собравшись с духом, она решается взглянуть ещё раз — роскошные бантовые складки юбки неповторимо сочетаются с плотным кружевом соблазнительного лифа, так хорошо подчеркивающем все достоинства фигуры Кристины. Она медленно поворачивается к зеркалу боком и заворожено вглядывается в отражение — небольшой вырез на спине так и выделяет её выдержанную, строгую осанку.

— Портные просто волшебники! — восклицает Даае, скромно оборачиваясь на стоящих в стороне швей.

Снова взглянув на себя, она, наконец, замечает переливающуюся, сверкающую диадему, удерживающую на её изящно уложенных волосах длинную фату. Крупный розовый топаз в самом центре тиары, становится неповторимой изюминкой в образе сказочной невесты.

— Господи, — шепчет Кристина радостно, — откуда такая невообразимая красота?

— Семейная ценность, — отвечает с улыбкой Шарлотта, отступая к двери, — что ж, ты настраивайся, милая. Мне нужно еще проведать Эрика.

— Передай ему, — восклицает девушка вслед герцогине, — передай, что я безумно его люблю!

Никогда еще, даже в самых смелых мечтах, Кристина не могла себе представить такого. Этот день и без того, будь он даже самым невзрачным и простым, отпечатался бы в её памяти навсегда, а теперь… Теперь это и вовсе будет вызывать её улыбку каждый божий день, проведенный рядом с её родным супругом.

И по сердцу пробежали мурашки лишь от одного понимания, что теперь она имеет право так называть родного, любимого Эрика.

***

Происходящее кажется сном. Глядя на себя в зеркало, Эрик не может поверить, что всё происходит по-настоящему, что это и есть его отражение — в его лице почти не возможно разглядеть изъяны, столь аккуратно замаскирована грубая расщелина между искусственным носом из папье-маше и его собственной кожей; его медово-янтарные глаза сверкают солнечными искрами счастья, а улыбка от предвкушения торжества и вовсе делает его неузнаваемым.

Тихий скрип двери оповещает Эрика о госте, и он тотчас оборачивается, никак не переставая широко улыбаться. В дверях замирает Шарлотта, пораженно выдыхая, и сцепляет руки у груди.

— Боже! — восклицает она, быстро подходя к сыну. — Ты невероятно красив, Эрик!

— Работа портных и правда великолепна, — мягко отвечает он, бросая мимолетный взгляд на зеркало.

Костюм-тройка угольного цвета эффектно гармонирует с белоснежным стоячим воротничком и туго накрахмаленными манжетами рубашки, а брюки в тёмно-серую полоску выгодно подчеркивают поджарую фигуру мужчины. Он действительно чувствует себя уютно в этом аристократичном образе.

— С Днём Рождения, милый, — впервые в жизни слышит он от мамы, и она вынимает из-за спины изящную трость, чтобы затем протянуть её Эрику, — пускай это будет моим скромным подарком тебе в этот чудесный день.

Он осторожно принимает из её рук трость и внимательно её оглядывает — инструмент впечатляет. Внимание Эрика всерьез привлекает рукоятка, выполненная в виде черепа, оплетенного шипящей змеей. От его взгляда не укрывается нечто необычное и он тут же аккуратно тянет рукоять на себя, вынимая тем самым из полой трости острый, длинный стилет.

— Этому оружию вот уже двести лет, Эрик, — тихонько говорит Шарлотта, — и от мужчины к мужчине оно передается в нашей семье.

— Оно великолепно, — выдыхает мужчина, рассекая резко воздух клинком, — так легко и послушно!

— Я искренне желаю тебе сегодня, — добавляет женщина, нежно целуя сына в щеку, — что бы как можно скорее у вас родился наследник, способный принять эту реликвию затем и из твоих рук.

— Наследник… — эхом повторяет Эрик и прикусывает губу, прикрывая в забвении глаза.

Мысль о ребенке тотчас охватывает его, и гадкое, такое несвоевременное сомнение начинает грызть его изнутри, шепча о том, что Кристина наверняка не пожелает иметь детей от него, испугается страшных последствий, жутких патологий…

А вдруг Кристина его не захочет? Вдруг посчитает, что не готова отдаться ему, вдруг это покажется ей абсолютно неприемлемым, и она никогда не подпустит его к себе?

Эрик готов принять и это.

Лишь бы Кристина была рядом. Лишь бы она была рядом, лишь бы он имел возможность смотреть на нее, а не на эту живую-неживую фотографию, ставшую родной за эти пустые годы.

Лишь бы видеть ее глаза.

Настоящие.

Лишь бы…

Шарлотта только кивает, с улыбкой глядя на сына и явно не разделяя его страхов и сомнений. Это торжество становится для неё особенным и невероятно радостным, не таким, как все былые предновогодние вечера, посвященные лишь одному Чарльзу, а оттого в ней только крепнет уверенность — сердца этой пары давно были соединены где-то на небе и обречены на счастье.

— Ну, готов? — тихонько спрашивает она, заглядывая Эрику в глаза.

Он только потерянно качает головой и вынимает из кармана сюртука все то же старое, потрепанное фото его Кристины, его прекрасной невесты, готовящейся вот-вот стать его женой. Волнение застревает где-то поперек горла, не позволяя сделать Эрику и вдоха — легкие сдавливает от резко нахлынувших чувств.

— Еще не так давно, — шепчет Эрик, стирая с глаз застоявшиеся слезы, — будто только вчера, я погибал от одних лишь её касаний, от одного дыхания Кристины, нечаянно достигающего моей кожи… И знаешь, мама, ничего не изменилось — моё сердце по прежнему замирает от самых простых мелочей: от её звонкого голоса, от нежных взглядов и сладкого аромата волос. Я трепещу пред нашим будущим, словно мальчишка, страшусь, что оступлюсь, сделаю хоть что-то неверно.

— Она переживает так же сильно, поверь мне, — вполголоса откликается Шарлотта, осторожно подталкивая Эрика к двери, — вы любите друг друга, разве может что-то пойти не так?

— Думаю, — он прикрывает глаза, переводя дыхание, — я готов.

Женщина расплывается в улыбке и помогает Эрику незаметно для уже собравшихся гостей пройти к подвенечной арке, освещаемой в ночной тиши лишь яркими, колеблющимися на легком ветру огоньками многочисленных свеч.

Он замирает там перед взглядами десятков людей и едва не перестает дышать, ожидая свою единственно любимую невесту. Сердце бьется с бешеной скоростью, а в висках жестоко стучит — его успокоит лишь её нежное «да», её долгожданное согласие.

Когда изящный силуэт Кристины, словно белоснежный лебедь, появляется вдалеке, Эрик с трудом подавляет слёзы, рвущиеся наружу. Он не видел в своей жизни прежде ничего прекраснее, чем образ его милого Ангела в самый важный день для них обоих.

Она медленно двигается по каменной дорожке, усыпанной алыми лепестками роз и легкими снежинками, и восторженные вздохи раздаются отовсюду, пробуждая в Эрике такую приятную, светлую ревность — сегодня она станет принадлежать лишь ему одному.

Жениха охватывает страшная дрожь, его ноги предательски подкашиваются, а в глазах темнеет — невеста тут же ускоряет шаг, вскоре останавливается напротив него, нежно улыбаясь за пеленой фаты, и аккуратно поглаживает его мелко трясущиеся запястья.

— Я рядом, — шепчет она так, что слышит её лишь Эрик, и он переводит дыхание, старательно отбрасывая прочь все свои сомнения и предрассудки.