— Обещаю, — выдыхаю я, глядя с упоением в её нежные глаза, застеленные пеленой слёз.
Дверь тихо скрипит, предупреждая о возвращении доктора, и Кристина отстраняется от меня, позволяя надеть стерильную рубашку.
— Ну, мадемуазель, — бодро обращается к Кристине врач, — забираю Вашего жениха в операционную, а Вы можете подождать здесь или на ресепшн.
Она легонько кивает и подходит ко мне, чтобы крепко-крепко обнять. Я бережно поглаживаю её по растрепавшимся волосам с теплой улыбкой.
— Я люблю тебя, — шепчет она мне на ухо едва слышно.
— И я тебя люблю, родная, — откликаюсь я, отстраняясь и неторопливо отступая к двери, — не переживай.
Меня пробивает дрожь, пока я иду по длинному коридору за доктором, инстинктивно скрывая лицо ладонями даже от врачей. Неизвестность пугает, несмотря на убедительные слова моего доктора и Кристины о простоте этой процедуры.
Он отворяет предо мной дверь в просторное, залитое слепящим светом помещение, стены которого увешаны многочисленными экранами.
— Располагайтесь, — улыбчиво говорит доктор, указывая ладонью на широкую кушетку в центре операционной, и я на ватных ногах двигаюсь к ней, чтобы затем не помня себя лечь на неё.
Мужчина походит ко мне со шприцем внушительных размеров, до упора заполненным какой-то жидкостью, и берет мою дрожащую от волнения руку в свою уверенную, твердую. Он медленно вводит длинную иглу в вену на тыльной стороне моей ладони.
Почти сразу сознание мутнеет. Лампы, так противно светящие в глаза, плывут, ровно как и напряженное лицо врача, внимательно оглядывающего меня. Мрак окутывает быстро, принимая меня в свои радушные объятия, как старого друга.
========== Глава 26 ==========
Перед глазам возникают многочисленные цветные вспышки, а голова идёт кругом при малейшей попытке её приподнять. Тошнота противно саднит где-то в горле, не позволяя вдохнуть полной грудью.
— Милый… — зовет ласковый голос Кристины где-то рядом, и Эрик пытается обернуться на неё, но тотчас шипит от боли, пронзающей голову.
Его груди, покрытой легкой испариной, касаются нежные пальцы девушки и ведут осторожно вверх к напряженной шее.
— Всё хорошо, — шепчет она совсем близко, и он бессознательно улыбается ей, несмотря на жуткую боль, — на ночь мы останемся здесь, чтобы ты мог окончательно прийти в себя, а утром сможем отправиться домой.
Она осторожно склоняется к его лицу, чтобы запечатлеть на пересохших губах Эрика невесомый поцелуй.
— Попей, Эрик, — обращается Кристина к нему, и он чувствует губами тонкую грань стакана.
Сделав несколько глотков, Эрик глухо выдыхает, приоткрывая тяжелые, будто налитые свинцом, веки. Яркий свет больно бьет по глазам, и он издает бессознательный, тихий стон.
— Ну, — печально говорит Кристина вполголоса, — потерпи, родной. Наркоз скоро отойдет, и тебе станет лучше. Уже через неделю здесь мы сможем установить протез, обещают, что будет не отличить от настоящего.
— Кристина… — шепчет он, протягивая руку на её голос.
— Я здесь, — тихо отвечает она, с трепетом беря его за слабую руку, — Я рядом. Отдыхай, я никуда не уйду.
— Как же я люблю тебя, — на выдохе говорит он, сплетая свои пальцы с её, наконец, расслабляясь и позволяя Морфею вновь забрать себя в его царство.
***
Слова Карлотты раздаются эхом в голове Убальдо, и он растерянно моргает, не силясь воспринимать их всерьез сразу. Её взволнованный взгляд испуганно бегает по интерьеру кафетерия, боясь столкнуться с глазами побледневшего Пьянджи.
Так быстро. Безумно быстро. Кажется, еще пару дней назад он изливал душу Дориану, говорил о том, как болит его сердце по приме театра — Джудичелли, а теперь… Теперь у них будет ребёнок.
— Это точно? — рассеяно спрашивает Убальдо, сцепляя руки в замок.
— Похоже, что да, — шепчет Лотта, не решаясь взглянуть на Пьянджи, — то есть тест не должен врать, но, наверное, стоит и врача посетить. Мне важно знать, хочешь ли ты его так же сильно, как я…
Мужчина тотчас подскакивает со своего места и помогает Карлотте подняться из-за стола, спешно накидывая на неё своё теплое пальто.
— Что ты делаешь? — растерянно уточняет она, ведомая Убальдо к выходу.
— Мы должны срочно съездить в больницу, — сбивчиво говорит он, торопливо заказывая такси через приложение.
— Зачем? — испуганно спрашивает она, ненароком предполагая худшее и едва не срываясь на слёзы, — Ты хочешь…
— Господи, — выдыхает Пьянджи, замечая стоящие в её глазах слёзы, — что ты, глупенькая? Я только хочу убедиться, что это и правда так, ведь нужно будет столько всего сделать!
— Ты не откажешься от нас? — всхлипнув, уточняет она, припадая к его крепкому плечу.
— Ни за что, — шепчет он ей на ухо, бережно обнимая за талию, — думаешь, я так долго ждал тебя, чтобы потерять?
Она отрицательно качает головой, невольно расплываясь в широкой, счастливой улыбке.
У них будет семья.
Ей больше не придется проводить в своей пустой квартире одинокие вечера, бесцельно убивая время просмотром очередного сериала о красивой любви, больше не придется засыпать в холодной постели и готовить завтрак для себя одной.
— Вот и такси, — замечает Пьянджи и мягко подталкивает женщину к выходу.
Когда они занимают задние места автомобиля, сердце Убальдо срывается в бег. Он сможет стать отцом. Так долго и трепетно он этого желал, а теперь эта мечта так близко, что он не может до конца поверить в своё счастье. Напротив, его охватывает страх.
— А ты? — разрывает устоявшуюся тишину Убальдо. — Ты хочешь, что бы предположение подтвердилось?
— Очень, — признается она, заглядывая в глаза Пьянджи, — и бесконечно боюсь того, что я могу ошибаться.
— А я чувствую, что он правда уже есть, — шепчет мужчина, кладя свою широкую ладонь на её аккуратный животик, — чувствую, что он предвестник нашего счастья…
***
Врач не спешит делать прогнозов. Он устало сидит в своем кресле и угрюмо глядит на Филиппа из-под своих больших очков.
— У Вашего брата глубокая кома, — констатирует он серьезно, — у меня, ровно как и у моих коллег, нет никаких сомнений в том, что Рауль де Шаньи правда желал свести счеты с жизнью. Полагаю, Вам удалось доставить его сюда в последние, считаные секунды.
— Но как же теперь? — теряется Филипп и качает отрешенно головой. — Он же придет в себя? Придет, доктор?!
Он поднимается резко со своего стула и делает резкий шаг на встречу к врачу, чтобы схватить его жестко за плечи и чуть встряхнуть.
— Я заплачу Вам, — шепчет отчаянно старший де Шаньи вглядываясь в раскрасневшиеся глаза доктора, — заплачу столько, сколько пожелаете, но прошу… Прошу, верните мне брата, у меня никого нет, кроме него.
— О деньгах Вам уж точно говорить не со мной, месье, — откликается мужчина, поправляя воротничок халата, смятый Филиппом, — если он пойдет на поправку, тут же будет переведен в другую больницу.
— В какую еще больницу? — не понимает де Шаньи, глядя на доктора растерянным взглядом.
— В Шато де Гарш, естественно, — хмыкает он, задумчиво глядя перед собой, — ему требуется очень серьезная терапия у психиатра.
— Да Вы спятили! — восклицает, нервно смеясь, Филипп, упираясь руками в стол врача.
— Боюсь, что это неизбежно, месье, — спокойно поясняет он и поднимается с кресла, — а теперь, прошу прощения, меня ждут пациенты.
— Пустите меня к нему? — спрашивает вполголоса де Шаньи, замерший над столом. — Хотя бы на пару минут?
Врач на секунду задумывается, но после легонько кивает и махает ладонью в сторону двери, вынуждая Филиппа тут же вскочить с места и отправиться следом за ним в реанимационное отделение.
Замерев у двери палаты брата, старший де Шаньи судорожно выдыхает, собираясь с силами. Вновь видеть его в таком беспомощном состоянии — невыносимо. Он решается легонько толкнуть дверь и войти внутрь индивидуальной палаты.
Положение Рауля вынуждает Филиппа замереть в ужасе на пороге — его лицо наполовину скрыто массивной маской, обеспечивающей искусственную вентиляцию легких, в вену на запястье вогнан катетер объемной капельницы, стоящей рядом, а на оголенное тело нацеплены датчики, отражающие на нескольких мониторах сразу его состояние.