БАФ! Са! Второму парню прострелили мошонку, как в каком-то вестерне. БАФ! Са! Промазал. Ничего, главное продолжать. Теперь он стрелял в спины. Щелк. БАФ! Са! Пуля-дура прошла насквозь шеи самого педиковатого и патлатого скейтера, хотя целился Ивашка в затылок. Но стрелок все равно остался доволен. Ивашка ощущал себя не иначе чем Архангелом Гавриилом. Он выше морали, выше мира, выше всего. БАФ! Са! Еще один промах. Ивашка совершил небольшой спринт, чтобы лучше прицелится в убегающую в панике парочку, разодетую в парадные свитШОТы с огненной надписью. И БАФ! Са! Прямое попадание в порочное сердце одному. Порочное, ибо бестолковое. БАФ! Са! Второй подстрелен в бок и падает на вымощенные гранитные плиты, ударяясь головой.

Ивашка схватил пистолет за теплое от выстрелов дуло и что есть сил, беспощадно ударил жертву в копчик. «Так вот что чувствовала прекрасная Медея в момент прозрения!»

− Ай! – раздался единственный жалобный звук, все прочие буквы сожрал первобытный ужас.

Ивашка нагнулся над его шеей и яростно вонзил в молодую кожу свои зубы. Парень стал выдираться изо всех сил, истекая кровью, но припирающее к земле колено мстителя на спине помешало его замыслу. С остервенением бешенного пса Ивашка начал отгрызать кусок плоти с шеи. Соляная приторная кровь наполнила его рот. И именно в этот момент, пережёвывая кусок человеческой кожи, он ощутил катарсис всей своей жизни. Высшее блаженство от единства агрессии и счастья. Это его искренность.

«И всё-таки фиалка машину побед победит!»

Вопль разъярённой сирены.

− Тварь! Руки за голову!

Ивашка резко, как в боевиках, наставил револьвер на ментов, даже успев нажать на курок. Упс. ХххХ. Патроны кончились. А в это время в его голову прилетела пуля. И именно в этот момент настало высшее наслаждение, ощущению близости к истине, касание бога, свобода от оков декадентской современности. Он превзошел Данко, он − локомотив духа, он – Ивашка.

Прежде чем умереть, Ивашка блаженно улыбнулся и на долю секунду его мозг выдал прекрасную по своей чистоте и откровенности мысль:

"Я ебал вас всех, ебаные в рот суки. Идите нахуй!"

И умер.

Андрея Степановича как обычно заставила встать с постели острая нужда. Потребленное за годы службы неисчисляемое количество хмеля во время «отмываний» удачных сделок сыграли с ним злую шутку. Не без усилий поднял он свою ста пятидесятикилограммовую тушу, отыскал опухшими как у тролля ногами тапочки и побежал (насколько позволяла комплекция) к нужнику.

Комических размеров пузо, с размерами которого посоревновался бы сам Гаргантюа, мешало опытному судье отыскать с первого раза свой член. В этом брюхе запросто могли поместиться все семеро козлят заодно с красной шапочкой. Нет, нет, это вовсе не гормональный сбой, как можно подумать с первого взгляда – это всего лишь результат многолетнего отсутствия каких-либо спортивных нагрузок (ничего тяжелее молоточка и кружки пива он не поднимал уже лет десять) и праздный образ жизни. Такое собственное чрезмерное чревоугодие Андрей Степанович объяснял сам себе исключительно тяжелейшей работой судьи, о которой он во всех подробностях сетует на ужинах и раутах с городскими властями, членами администрации и прочими важными людьми. Эти душераздирающие истории, как видел себе сам судья, внушали в господ ощущение справедливости установленного слугой Фемиды ценника.

Отыскав наконец-то злополучный пенис, он, с величайшим наслаждением избавившись от своей самой насущной жизненной проблемы, посмотрел на ванные часы. 7:40 – пора собираться на работу. Сегодня финальное слушание по делу Никифорова, за которое судья уже успел получить щедрый аванс. Наконец-то вся эта тягомотина кончится. Роковой удар бармы и все. Мысль о вечернем обмыве дела в ресторане приободрила Андрея Степановича. Однако процесс этот вызывало в нем неприятное покалывание в области совести, и ему хотелось поскорее покончить с этим, как у простого средневекового палача, что делает свою работу. «Андрюша, не загружай голову лишним. Хватает проблем с мочеиспусканием».

Подойдя к зеркалу, Андрей Степанович смог воочию узреть себя любимого. Омерзительная загнивающая туша, каноничный буржуй с большевистских плакатов, с нескрываемой проплешиной, реденькими волосиками и сальной мордой после слов жены превращался в своем сознании в статного мощного мужчину с широкой костью, которому просто надо чуть-чуть схуднуть до идеала. В своей голове он видел себя никак иначе, кроме как Генрихом Восьмым с известного портрета − сочетание непреодолимой силы суверена и утонченности аристократического духа. Опустим, что в жизни сила его была вполне преодолима (банально даже вышестоящими акулами). А дух и вовсе помянем.

«Да, стоило бы заняться спортом. Или хотя бы бегом. Трусцой! Или хотя бы ходьбой. Да! Ходить очень полезно! Да даже простая зарядка не помешала бы, − думал про себя Андрей Степанович, поглаживая мамон. – Сегодня с мужиками только попраздную, а завтра уже суббота, может, даже что-нибудь поделаю, попосещаю зал».

Андрей Степанович надел свою танковую броню в виде синего делового костюма, торжественные часы Патек Филип были закреплены на рульковидной руке (в момент торжества правосудия все должно быть изыскано, но понятно лишь для посвященных) и пустился вниз. Там его ожидала громадная шикарная машина с красными номерами и преданным водителем Семой, что работал на самопровозглашенного Генриха Восьмого уже больше пяти лет.

В моменты стояния в мегаполисных пробках, Андрей Степанович глядел на стоявшие на остановках, плотные, как стая пингвинов, толпы работяг и клерков, не скрывая ощущения превосходства. Они стоят там, въебывают день за днем за гроши, спиваются понемногу из-за невыносимого серого бытия, а он взял и вырвался в люди, имеет власть, престиж, так еще и выбирается ежесезонно на курорты. Мечта! Да одни его занавески со слониками стоят как их зарплата. Холопы. Опустим, что насиженное место судьи досталось ему от Степана Вольфовича, прежнего короля жизни.

Но внезапно, глядя на массы в потертых одеждах, Андрей Степанович вспомнил подсудимого. Учитель физкультуры обычной школы, обвиненный в домогательствах к десятикласснице. Никаких подтверждений кроме слов девочки нет. Никифоров проработал в школе пятнадцать лет, ни одного слова «против» со стороны учеников или начальства, отмечается как честный и справедливый учитель, тренер команды по волейболу. Тот факт, что девчонка лжет, подтверждается выплаченным родителями (с громкой в промышленных кругах фамилией) гонораром Андрею Степановичу и его начальству. Сломленная жизнь учителя с семьей и детьми не стоит и рядом с опороченным именем влиятельного бизнесмена. Мотив клеветы был прост, и от этого внутри Андрея Степановича становилось еще чуть противней: Никифоров отказывался выставить положительную оценку за регулярные прогулы в течение всего года и не сдачу нормативов.

Даже у самого порочного подлеца в жизни происходит момент (будь то раз в год или раз в жизни), когда он на короткий срок раскаивается из-за страха кары свыше. Не зря на могучей шее Андрея Степановича красовался золотой православный крест. Судья представлял во всех красках: как демоны жрут его плоть, резвятся, и в этот момент он с ужасом понимал, что это справедливое наказание и осознавал полную беспомощность. «Может, можно ещё договориться? Вы не будете меня кушац, господа, а я ни слова вам не скажу. Ваше дело. Пытайте, кусайте, ебите этих подлых грешников – я как рыба…»

Резкий толчок в машине заставил мыслителя дернуться и приложиться слегка головой о переднее сидение.

− Сема, блять, мудак!

− Простите, Андрей Степанович! Тут ребенок пробежал на красный! Из-под колес выскочил…

Судья нарочито драматически стал чесать лоб.

− Ну газанул бы! Жизнь еще ничего не сделавшего ребенка и жизнь судьи! Сравни знаменатели, придурок! Жалко тебя и его не абортировали. Долбоеб!

Семен подавлено вздохнул и крепче сжал руль авто, виновато опустив голову.