Перед входом в храм Фемиды стоял и курил отец потерпевшей, одетый в строгий черный костюм. Тот, кого называют businessman. Встретившись с Андреем Степановичем взглядом, он хищно кивнул головой, напоминая тем самым вершителю судеб, ЧТО именно он должен сделать. Андрей Степанович и так знал, что надобно. Судья решительно переступил порог здания, выполненного в виде греческого храма с мощными серыми колоннами и барельефами.
От момента входа в зал заседания до поездки вечером в ресторан Андрей Степанович помнил всё отдельными сценами. Последний писк адвоката. Раздавленный и обреченный взгляд изможденного СИЗО Никифорова в порванных спортивных штанах. Приговор − 8 лет строгого режима. Со статьей о совращении малолетки. Роковой удар бармы. Жена сдерживает крик, дочь ревёт. Заключенный картинно хватается за седую голову. Потерпевшая неприкрыто торжествует, она точно уменьшенная копия злорадной мамашки. Псы системы заковывают жертву в кандалы, Никифоров не говорит ни слова, а только бросает взгляд обреченного на забив ягненка. Судья со спокойной душой выдыхает и отправляется в машину. Вечер, ресторан.
Андрей Степанович был крайне консервативен в вопросе традиции «отпивания» дела. Всегда одни и те же люди − старые друзья отца. Два святых гуру, бывший судья и прокурор, Иосиф Абрамович и Владимир Евсеевич. Старость сделала их высушенными и карикатурными. Они были даже неподобающе худыми для столь важной профессии (всему виной недоедание харчей при советской власти).
− Что-то ты какой−то убитый, сынок.
− Да нет, Иосиф Абрамович, это так, просто…
− Эмоции в судопроизводстве − признак непрофессионализма… − лукаво произнес Владимир Евсеевич. – Романо-германская система − закон превыше всего!
Андрей Степанович опрокинул в пасть еще одну стопку.
− Вот, правильно, − подбадривал Иосиф Абрамович. – А про учителя забудь. Невиновных ни в чем нет! Даже если он не виноват в этом деле, он повинен в чём-то другом. Может, он бьет жену, распространяет экстремистскую литературу, не платит штрафы ГИБДД…
«Это на автобусе разъезжая-то»
− Зато другим неповадно будет, если кто-то захочет лишний раз приударить за какой-нибудь Лолиточкой, − поддержал Владимир Евсеевич. – Предупредительная функция закона! − сказал опытный юрист и поглотил в себя содержимое рюмки в унисон с коллегой по службе.
Андрей Степанович воодушевленно ухмыльнулся и добил вину еще одной рюмкой.
Стопки гремели долго.
− Вам конверт передали, − робко сказал официант, когда высокоуважаемый судья уже был в нужных для притупления ощущения опасности кондициях.
− От кого?
− Мужчина не представился.
− Оставь это на потом, Степаныч, − убедительно предложил Владимир Евсеевич.
− Наверное, что-то по работе, − кивнул судья и отложил письмо в карман.
За блюдом шло блюдо, за часом час, за бутылкой бутылка. Андрей Степанович был в том состоянии, когда уже застольные вопросы морали, долга, жизни, семьи и даже политики, − всё было совершенно по боку.
− Ладно, Степаныч, мы пойдем, уже два часа ночи, гостей нет, пора и нам отчаливать. Водитель заждался.
И действительно. Вокруг были лишь недовольные официанты, убирающие большой изысканный зал. Стихла музыка, погашен основной свет. Мрачная атмосфера увядания.
− А мой пес будет ждать, пока я не прикажу! Аууууу. – спародировал собаку судья. − Прикажу лежать – ляжет, скажу «фу!» − отстанет. Все жестко! − расхохотался Андрей Степанович на весь ресторан. Ржач не остановил и тот факт, что бронзовым гуру было даже не забавно с его «шутки».
Коллеги пожали руки и разошлись, оставив судью один на один с ватностью членов и темнотой сознания.
Подошедший поставить стулья юноша официант. Уже без униформы он стал ставить стулья за ушедшими гостями ножками вверх, будто конструируя ловушки. В этот момент лавкрафтовские глубины разума Андрея Степановича изрыгнули воспоминание о таинственном письме.
Андрей Степанович вскрыл конверт и попробовал сконцентрировать взгляд на таинственной единственной строчке. Тщетно. Буквы с бешеной скоростью скрещивались одна с другой в бессвязные слова, отчего судью замутило.
− Парниша, присядь-ка, нужна помощь!
Официант смерил судью грозным взглядом разноцветных глаз. С его статной внешностью пьяные гости наверняка не редко предлагали ему интим, и он был готов сразиться с предложением вновь.
− Не боись, я не кусаю молоденьких мальчиков. Я заплачу тебе пять тысяч рублей, если ты прочитаешь и доведешь меня до машины. Иначе я тут все заблюю и пизд…
Действительно заблюет. Судья сдержал возможность запачкать свою броню ужином и передал конверт официанту, один глаз которого был ярко-зеленый, а другой лазурно-голубой. Несмотря на то, что разум Андрея Степановича был оглушен и ослеплен, а чувство прекрасного атрофировалось еще в университете, он был заворожен такой необычной особенностью.
− Как зовут тебя?
− Даня, − с недовольством бросил парень.
− Ну, Данила, читай.
− Я Даниил, − поправил судью парень.
− Правда никому не нужна, малой, − затянул философскую песнь Андрей Степанович, потрясывая покрасневшими щеками и подбородками. – Уже давно. Все ведутся на сказки, на белиберду! Если проще по-вашески: на хуйню! Людям нужно только жрать и пялиться в экраны, в игрушки играть! Стадо оно и есть стадо. Овцы! Поблеют и обратно уползут куда. Посмотри на мать нашу природу! Волк свободен от того, что жрет всех слабых! А посему − наебать как можно больше холопов – вот, что главное! – судья достал из кошелька красную пятитысячную гладкую купюру и стал трясти ей в воздухе, параллельно разбрызгивая слюну. – Бабки! Вот они − мои боги! Сука! Деньги! Бабло-о-о! Мои зубы и кости. Героев нет, все сожраны. Ни одного волкодава! Вместе с ними и все идеалы давно в трухе, мальчик. Бояться нечего! Сегодня можно купить всё, что хочешь. Счастье, любовь, здоровье! Пусть не пиздят нищеброды, что не в деньгах счастье! Бери и потребляй все вообще бля! Телки, кокаин, бухло! В этом суть счастья. Жрать, покупать занавески и ебаться! Послушай завет старших, Данила, чтобы оказаться по итогу на стороне умных. Иди по протоптанной дороге и постарайся унести как можно больше бабла! Живи в кайф, на других похуй вообще! – от пламенной речи у судьи закружилась голова, стоило бы ускорить процесс: − А теперь читай!
Даниил пропустил сквозь себя слова судьи и стал читать монотонным голосом: «Феникс сожжет врагов красоты. Рабы блядства, солнце ваше иссякло. Ты следующий, слуга и раб Мировой Совы»
Ничего не понятно, но пробрало до самых поджилок. Слова нашли некий потусторонний отклик в голове матерого судьи. Ему, конечно, за всю карьеру приходили анонимные угрозы, но все они имели под собой конкретику. Какой-то определенный шантаж или призыв что-то не делать. А здесь просто какой-то бред. Хуйня какая−то, если честно. Но как это странно…
− Забейте, дядя, какая-то чушь, − спокойно произнес Даниил. – Пойдемте, я доведу вас до машины.
Широко выпучив глаза, Андрей Степанович как в оцепенении стал медленно двигаться в сторону машины, ведомый официантом. Внутри него точно было особенно тяжко растерзанно ощущение всемогущества. Лицо же изображало немой ужас, как у наблюдавшего беспощадный бунт в гладиаторской школе ланисты. У входа в машину судья достал еще десять тысяч и протянул парню:
− Бери все и никому не говори, что здесь было.
− Конечно, хорошей дороги, Андрей Степанович.
В таком состоянии хорошей дорога быть не могла.
Наступило утро. На страх от вчерашней угрозы плотно наложилось похмельное гнетущее ощущение вездесущей опасности. И этот синдбадов старик в лице страха за свою жизнь, преследовал судью все утро, пока он собирался по срочному вызову на работу, и уже в машине по дороге в храм фемиды. «Наверное, это дружок Никифорова помешанный. Или еще кого. Какой-то психопат…»
− Да брось ты, − послышался успокаивающий голос Владимира Евсеевича из телефонной трубки. – Когда я судьей был, регулярно всякий сброд бандитский пытался меня запугать. Но я не из той породы! Не лыком шит! И отец твой тоже был закаленным сталью! Просто иди и ничего не бойся, смути его своей холодностью и бесстрашием!
