— Ну как, лучше? — она выглядела довольной собой.

— Намного, — соврал Обито. Чёрт, сколько должно пройти времени, прежде чем он выберется отсюда?

— А я знаю ещё один способ, — Ханаби хитро зыркнула в сторону его живота. Обито только сейчас с удивлением почувствовал эрекцию. Похоже, он совсем слетел с катушек, если его такое… возбуждает.

— Нет, — он крепко остановил её руку своей. Мышцы взорвались болью от кисти и до плеча. Обито охнул. И мстительно обратился к члену. Ну как, и это нравится?

— Почему? — в её голосе мелкнули истеричные нотки. Обито молчал. — Ты меня не хочешь? Это всё… что это было?! Ты так привык, да? Я очередная дура, которая повелась? — от удивления он взглянул ей в глаза: слёзы. — Что ты за чудовище! — словно хлёсткий удар плетью — щёлк!

Сердце мгновенно засаднило. Он чудовище. Да, действительно так. Урод — морально и физически. Его даже заводит чёрт знает что! Заслуживает ли он, такой, — Рин?

Ханаби отвернулась левее. Сбоку стало хорошо видно, как слёзы блестят в свете этой дурацкой лампы.

— Я предупреждал, — процедил он сквозь зубы. И больше ничего не мог сказать. Слишком больно.

Ханаби — чёрт бы её побрал! — тут же встревоженно положила ладошку ему на грудь и взглянула в глаза.

Зачем! Он чудовище! Его надо бояться и ненавидеть, а не жалеть! Он заслужил это всё! Он заслужил даже смерть — уже давно, в тринадцать! И тем лучше — он бы уже давно ждал там Рин!

— Прости. Я не должна была так говорить.

Да чёрт, давай сильнее, жёстче — с ним надо так!

— И за это прости, — она скосила взгляд в сторону. — Ты… у тебя всё болит, а я со своими… фантазиями.

— Тебе рассказывали, как умер твой брат? — Обито старался говорить так, чтобы хватало сил терпеть напряжение грудной клетки.

====== Фрагмент LI ======

— Тебе рассказывали, как умер твой брат?..

Неджи умер как герой, наверняка его смерть была болезненной… Но причём здесь это? Обито намекает, что ему пришлось не хуже всех — вроде того, что, в отличие от Неджи, он хотя бы жив?

— Не то чтобы… Подробностей я не знаю, но он умер достойно. Достойно гения. Ты был там? Ты видел?

— О-о-о, более чем! — Обито рассмеялся рвано, зло.

Он жалеет, что не умер вместо него? Он… завидует Неджи?

— Обито? О чём ты говоришь?

— А ты спроси у своей сестры, — в его голосе клокотал нервный сарказм.

Хината? Не может быть… Нет, этого не может быть. Она ни при чём. Она не могла. Ведь не могла?..

Но цепную реакцию спонтанных умозаключений было уже не остановить. Ханаби быстро вообразила дикую конструкцию вроде треугольника Обито-Хината-Неджи, где Неджи — проиграл… совсем. Боги, какой кошмар. Ханаби почувствовала, как её голова плавится.

Её атаковали воспоминания, как Хината аккуратно перебрасывает волосы Неджи на грудь, массируя ему перетренированную спину. Как она всегда рвалась за ним, как она мечтала быть на него похожей…

Могла ли Обито нравиться Хината? Мог ли он…

— Что ты смотришь так? Неужели доброй души не нашлось рассказать тебе, что его убил я?

Ханаби поверила ему сразу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он говорит правду. И Ханаби мгновенно пожалела, что он не промолчал.

Словно воздухом её ударило так, что отбросило от него. Обито в секунду очень сильно постарел. Он всё ещё зло улыбался, всё ещё морщился от боли, даже следы тяжёлых ранений, что когда-то свели их вместе, тоже всё ещё были здесь — навсегда запеклись на его груди и животе в виде длинных поперечных шрамов, от которых Ханаби когда-то в постели не могла оторвать пальцев — ласкала и ласкала, как будто продолжала лечить.

Но это уже был чужой человек. Опасный. Возможно, опаснее, чем кто бы то ни было, кого встречала Ханаби. Опаснее Орочимару.

Убить её брата? И любить её сестру?

К своему стыду, Ханаби даже не знала, что хуже.

Похоже, какие-то рефлексы сыграли за неё, потому что она вдруг обнаружила, что в её руке оказался кунай, а тело застыло в оборонительной позиции.

Что-то дрогнуло в лице Обито. Страх?.. Разве он боится… хоть чего-нибудь? Ханаби не могла припомнить, чтобы боялся. Но сейчас ей этого очень хотелось.

Зачем он рассказал ей это? Значит ли это то, что он собирается напасть? В понимании Ханаби о таких вещах рассказывают только перед смертью. Собеседника или… своей.

Мысль о Неджи больно уколола в сердце. «Мог ли он сам напроситься на удар Обито? Могло ли быть что-то, что смягчит его вину?» — против воли закопошились малодушные надежды.

Стоп, сказала себе Ханаби. Это абсурд. Она делает выводы на пустом месте. Она не так поняла. Очевидно, Обито имел в виду другое.

— Что ты сейчас сказал? — её голос напомнил писк, и Ханаби разозлилась на себя, осознав, как жалко она выглядит.

— Я был тем, кто прикончил твоего брата. Ну? Что ты сделаешь? Убьёшь меня?

Остатки разума шептали Ханаби, что первой вступать с ним в схватку не стоит. Как бы Обито ни был травмирован, постоять за себя сил у него хватит. Ей уже не раз посчастливилось наблюдать его нечеловеческую выносливость. И пусть он даже только что едва не стонал от её рук, пусть ему сейчас очень больно, действительно больно… Мысленно подбирая точки, куда ударить было бы эффективно, Ханаби словно резала себя заживо. Ей было приятно, когда он доверял ей своё тело, терпел боль от её рук как необходимую, такой сильный — покорялся… Однако сознательно ударить его на поражение было выше её сил.

Но что за страшные слова он говорит? От них веет стальным холодом оружия и сильнейшей опасностью. Кто там — внутри её Обито? Внутри его такого родного тела?

Разве он мог желать смерти Неджи? Ханаби вспомнила, каким ударом для неё была его смерть.

Почему?..

— Почему? — вслух повторила Ханаби и инстинктивно подняла кунай выше — на уровень лица. Ей вдруг очень захотелось убежать отсюда, хоть куда-то деться из этого царства абсурда и опасности. Она активировала бьякуган, чтобы контролировать сзади расстояние до люка вверху и одновременно держать в поле зрения Обито.

— Боишься, что я солгу? — хмыкнул тот. — Мне больше нечего скрывать. Я убил его, как и многих других глупцов, действовавших наперекор всеобщему счастью. Для тебя это, наверное, пустые напыщенные слова? Сколько тебе лет? Едва двадцать? Даже если ты до того ещё не успела познать боль, разве его смерть не заставила тебя понять, что этот мир — жестокая ошибка? Что он несовершенен настолько, насколько вообще возможно? В совершенном мире он бы ведь не умер, верно? Но твой брат сам отверг такой мир и поплатился за это. Я предупреждал. Я предупреждал их всех.

Ханаби сглотнула. Происходящее окончательно перестало казаться реальным. Хотелось коснуться Обито, почувствовать связь, спросить мягко, всё ли в порядке, — ведь очевидно, что его рассудок функционирует совсем не так, как надо, если не сказать хуже. Хотелось убедиться, что он просто ударился головой и это последствия травмы. Иначе это всё не имеет смысла.

— В этом чёртовом мире всё наперекосяк! Зря я дал ему шанс! — он хлопнул кулаком по земле и скривился от боли, свирепо и жалобно одновременно.

Ханаби увидела всплеск чакры — и Обито оказался ровно перед ней: шуншин. Он схватил кунай поверх её запястья и дёрнул к своей груди.

— Давай.

Его ладонь была сухой и горячей. Он сжал её запястье почти до хруста, затем ослабил хватку.

— Ну? Ты ведь хочешь этого.

Обито двигался обманчиво легко, но Ханаби словно чувствовала всем телом, как ему всё ещё больно.

Она ни в коем случае не хотела его смерти. Кисть разжалась, и кунай, блеснув, полетел вниз. Обито дёрнул бровью, затем презрительно скривился.

— Бей, или я тебя убью. Я чудовище, ты сама говорила. Ты ведь не сможешь жить, зная, что могла отомстить за смерть брата и многих других коноховцев, но не сделала этого. Или я, или ты. Выбирай. Ты шиноби, чёрт возьми, или никчёмная слабая девчонка?