====== Фрагмент I ======

And if I fall and crash and burn

At least we both know that I tried

And as I crawl those lessons learned

Yeah they remind me I survived

And Iʼve been hurt and Iʼve been scarred

At least I know that Iʼm alive

And If I fall and crash and burn

At least we both know that I tried

© Lifehouse — Crash And Burn

Он лежал на берегу реки, закинув руки за голову и глядя в небо. Смеркалось. От нагревшейся за день воды было душно, поэтому он расположился раздетый по пояс прямо на земле. Фиолетовый плащ валялся рядом.

Со стороны могло показаться, что он просто отдыхает, если бы его грудь и живот не пересекали внушительные раны, из которых бежала кровь.

Периодически морщась, Обито прислушивался к ощущениям. Благодаря рефлекторному камуи, за последние много лет он редко встречался с физической болью. Впрочем, совсем отвыкнуть от неё не удалось.

Пару минут назад он едва не задыхался от боли, но это всё равно не могло сравниться с ощущениями после восстановления половины тела давным-давно. Сколько лет назад, восемнадцать, двадцать?

Сейчас уже стерпелось, получалось дышать, но от обильной потери крови начало темнеть в глазах. Стало окончательно ясно, что регенерация не справляется, и не удивительно: лишней чакры совсем нет, активные остатки пожирает тяжёлый в обращении риннеган. Силы на исходе. В таком состоянии самому себе раны не срастишь и даже не перевяжешь. Не довольствуясь одной регенерацией, за годы тренировок Обито неплохо овладел медицинскими техниками, отточив их вплоть до трансплантации глаз. Но какой от этих умений толк без чакры?

Некстати вспомнилось, что до обретения камуи все его раны бинтовала Рин. «Где ты теперь?..» — бессильно взвыл внутренний голос, не слушаясь Обито, вынуждая его злиться на собственную слабость и неуместные, расхолаживающие воспоминания.

Кому до его травм есть дело и когда было?! Призраку Рин?

«Никогда не прячь от меня свои раны… Я всегда буду приглядывать за тобой…» — гулко отдавался в голове строгий и заботливый голос, не поистёршийся из памяти за года, слишком дорогой и ценный. Обито тяжело, яростно вздохнул и закрыл глаза. Настоящие раны были внутри.

Стоило на секунду отключиться, как перед ним предстало недавнее: вспышка света, ослепившая шаринган, — лапа Девятихвостого — когти по груди — не успевающее за этим камуи… Обито вздрогнул и часто заморгал.

Хорошо, что в последний момент той схватки телепортация всё-таки сработала — дожал остатки чакры — но подпространство тут же выкинуло его неожиданно сюда, не удержало.

Последние полчаса Обито пытался здесь прийти в себя. А где-то далеко, без него, продолжалась война.

Влажная земля приятно остужала спину. Хоть Обито и догадывался, что пострадала спина не меньше, а может, и больше, и что влажной земля была не иначе как от его же собственной крови, он не мог заставить себя встать. Будет заражение… Да и чёрт с ним.

С годами его душа превратилась в месиво из тоски, ярости, одиночества и темноты. Образ Рин периодически всплывал из памяти, редко, очень редко, то серый, то лучистый, но свой свет ему передать не мог. Единственное, что все эти годы напоминало Обито о том, что он ещё жив, была боль — то тяжёлая, саднящая, то раздирающая. Она не оставляла его ни на секунду, сковывала лёгкие, горло и делала голос хриплым, словно он наглотался крови и та сухой коркой облепила глотку изнутри. Если он и умер — то не под завалом. Он умер на обрыве, в луже крови, с ней на руках.

Раньше его часто преследовала эта картина. Особенно ночью. Потом, когда нервы стали совсем ни к чёрту, он принялся ложиться спать только когда полностью вымотается, или не ложился вообще. Чёрт знает, почему эти видения набросились на него именно сейчас: он ни спать, ни снова умирать не собирался.

Обито обнаружил, что дрожит от холода. В глазах то и дело рубили темноту яркие всполохи. Он сел размять затёкшую поясницу — изображение мгновенно повело в сторону — и снова откинулся назад. Плохо было дело. На лбу выступала испарина, воздух был всё ещё душен, с трудом проталкивался в лёгкие — значит, виновата была не погода. Сознание ворочалось туго. Озноб от кровопотери? Так скоро? Скверный знак. Он умрёт раньше, чем восстановит чакру. Хоть выкалывай прожорливый риннеган…

Вязкие мысли кое-как удалось направить в нужную сторону. Если самому не справиться, остаётся ис­кать по­мощи. Где искать? Зецу давно не помощник. Сто­ит ли во­об­ще? Каков шанс, что его попросту не добьют? Да и ради чего ему, в конце концов, теперь жить? Инициатива в войне была перехвачена и теперь утекала сквозь пальцы вслед за временем и кровью. План рушился, складывался и схлопывался. Возможно, если бы Обито так сильно был ранен когда-то раньше — не будь неуязвимости, это обязательно случилось бы, — он тоже цепляться за жизнь не стал бы. Будто бы Рин, уходя, нарочно оставила ему мангекё в виде камуи: её смерть выжгла эту способность на глазных нервах, чтобы неуклюжий Обито больше не получал ран, ведь лечить его будет некому.

Только благодаря образу Рин он жил все эти годы, только благодаря Рин он сцепил зубы и старался выжить и сейчас. Одно он знал точно: он был ей небезразличен, пусть даже как старый друг. Она бы хотела, чтобы он жил, сколько только сможет. И как бы ни было невыносимо в мире, где нет её, Обито не мог поддаться слабости, умереть — значит сдаться, тем более что выход был. Вечное Цукуёми могло вернуть ему Рин. До сих пор от одного воспоминания о взгляде, которым она смотрела на Какаши, Обито скручивало, и казалось, что у него вырывают одно ребро за другим. Ему бы только успеть тогда, он бы добился… Ничего, в его мире Рин в любом случае так посмотрит только на него.

Грудь, спину и плечи жгло огнём. Очевидно было, что раны глубокие. Кто с такими справится? Кустарных умельцев, которых он знал, давно не было в живых, а в новых он уже много лет не нуждался. В какой деревне сильная медицинская часть, да чтобы поближе — хватило бы чакры, да чтобы ни одной ипостаси Обито не знали? Да что там, хоть какого-нибудь медика бы… Надолго сил на камуи не хватит. Он вообще сомневался, хватит ли. Насколько он мог сориентироваться, ближе всего — ирония! — Скрытый Лист. Там-то ему, конечно, помогут!..

Он невесело усмехнулся — и тут же поперхнулся кровью. Вытер кулаком подбородок. Липкое, красное, мерзость.

К чёрту плащ и маску. Тогда, может, не узнают. Или узнают не все.

— Камуи!..

«Чёрт, как больно!..»

Обито ударился боком и плечом о деревянный пол. Сил не хватило материализоваться по-человечески. Он сплюнул кровь.

В обе стороны был пустой коридор. И что теперь?

Сконцентрировавшись изо всех сил на том, чтобы встать, Обито не заметил даже приближающихся шагов, хотя те должны были гулко отдаваться от стен больницы.

Только когда его робко тронули за плечо («Больно!»), он поспешно развернулся. От резкого движения потемнело в глазах. Пара секунд ушли на то, чтобы стабилизировать картинку.

На него смотрела маленькая рыжеволосая девчонка лет двенадцати со странной высокой причёской. Очевидно, разглядев в полумраке на лице незнакомца характерные шрамы, девчонка инстинктивно отпрянула. Однако атаки с её стороны не последовало, да и не успел бы сюда так скоро добраться портрет Обито — теперь, без штаба сенсоров, вовремя уничтоженного им. Неоткуда ей знать пока, чьё именно она видит лицо. Похоже, девчонке оказалось достаточно убедиться через некоторое время, что незнакомец агрессии не проявляет, и, более того, покачиваясь, едва держится на ногах. Она сделала глубокий вдох. Зажмурилась. Выдохнула. Теперь уже Обито был уверен, что та его не узнала.

Она снова открыла глаза, приняв серьёзный вид, и одновременно заставила себя сделать шаг вперёд, наверное, руководствуясь чем-то вроде кодекса ниндзя-медика.

— Пойдёмте со мной, я вас отведу в приёмное отделение.

И ни одного вопроса.

Обито выдохнул. Пока всё шло по плану, вот только Обито не знал, сколько он сам ещё пройдёт шагов.