Наруто помнил примерное место, где последний раз чувствовалось присутствие Обито. Стараясь всё время держать в голове направление, он мчался по тоннелям этого бестолкового муравейника. Хината периодически крутила головой по сторонам, используя бьякуган. Наруто вспомнилась давняя история со стариком, грозившимся подорвать Коноху. А вот и та комната, где он имел с ним беседу… Вдруг Хината остановилась:

— Наруто-кун… Кажется, здесь что-то странное. Мой бьякуган не может видеть сквозь скалистые стены. Но вот здесь изображение обрывается даже раньше самой стены. Как будто что-то не даёт взгляду пройти дальше… Похоже на барьер.

— Но зачем кому-то было ставить здесь барьер? Здесь же только кучи никому не нужного хлама, — прежде чем Наруто договорил, в голове сложилась картинка. А что если барьер способен скрывать чакру? Тогда Обито может быть ещё здесь…

Недолго думая Наруто подготовил расенган. Между тем как голубой шар заискрился в его ладони и тем как он разнёс в крошки стену, на которую указывала Хината, не прошло и нескольких секунд. Чтобы удар вышел не слишком сильным, покров Лиса пришлось снять.

Благодаря этой предосторожности остальные стены чудом уцелели. Взметнувшаяся пыль осела, и перед ними предстала ещё одна комната. Точнее, уже — половина комнаты.

— Осторожно, Наруто-кун, здесь полно взрывных печатей.

Единственной деталью интерьера этого помещения был какой-то крупный частично рассыпавшийся камень.

— Его здесь нет! Хината, мы не там ищем!

— Наруто-кун, может, он правда уже покинул деревню? — робко предположила Хината.

Наруто скрипнул зубами и стиснул кулаки. Но тут же замер в недоумении.

— Паккун?!

Действие режима сеннина временно прекратилось.

— Что у нас тут происходит? Наруто, ты решил разрушить главную достопримечательность деревни? — как всегда по-доброму ироничный Какаши-сенсей приближался к ним, держа руки в карманах и улыбаясь единственной видимой частью лица — глазом.

— Какаши-сенсей, мы только что почти поймали его!

— Кого?

— Обито!

— Обито? Он был здесь? — взгляд сенсея из добродушно-непринуждённого стал пронзительно серьёзным.

— Я почувствовал его чакру в режиме отшельника. Внутри скалы. Но пока мы добрались, он успел уйти.

— И это ведь не повод делать здесь перепланировку, не так ли, Наруто?

Он смутился.

— Хината увидела тут барьер… И мы решили проверить, что за ним.

— Как выглядел барьер, Хината?

— Он мешал только бьякугану. Без его активации я вполне могла видеть эту стену.

— Экранирующий барьер. Хм, интересно. Кому это здесь могло понадобиться? — он сделал несколько шагов вперёд.

— Какаши-сенсей!!!

Однако вместо ожидаемого взрыва сенсей просто замер на месте.

— Там ловушки! — выдохнули одновременно Наруто и Хината.

Какаши-сенсей не реагировал. Казалось, он пристально смотрит на что-то прямо перед собой.

— Какаши-сенсей? — растерялся Наруто.

— Наруто-кун, его чакра…

Стараясь не наступить на печати, видимые только ей, Хината в два прыжка оказалась рядом с ним и коснулась рукой, прошептав: «Кай!» Сенсей вскинулся, шумно дыша, опустил голову и несколько раз сжал и разжал перед лицом свою ладонь, будто видел её впервые.

— Какое сильное гендзюцу… — пробормотал он задумчиво.

— Ничего не понимаю. Так это было гендзюцу? Разве гендзюцу действует на владельца шарингана?

Какаши-сенсей резко обернулся на голос Наруто, будто совершенно забыл, что он здесь не один. Стоявшую рядом Хинату он, казалось, не замечал.

— Да, если пользователь гендзюцу очень силён. Самые мощные иллюзии из всех, кого я знаю, принадлежали Итачи. Но существует ещё один человек, чей шаринган, будучи в единственном числе, в четырнадцать лет позволил ему подчинить Кьюби…

Наруто с удовлетворением отметил, что не был далёк от истины и не зря использовал расенган. Теперь им известно, что враг был здесь не просто так. Он к чему-то готовился.

— И балбес к тому же! Так что будь вдвойне осторожен там! Если тебя ранят — встретишься не только с моим кулаком!

— Кто я, по-вашему, такой вообще?! Я — будущий Хокаге, Учиха Обито-сама!

Он резко сел на постели. Это было что-то новенькое. Потирая лицо рукой и попутно отмечая, что не находит на нём повязку, он думал о том, что Кушина ему ещё не снилась. Последнее, что он о ней помнил — разметавшиеся во все стороны по столу, похожему на операционный, волосы, тёмные круги под глазами, безобразно огромный живот и общий измождённый вид — почти как у стоящего рядом сенсея… И — пронзительно орущий и копошащийся в его собственных руках свёрток. Ощущение пришло таким реальным, что Обито непроизвольно встряхнул кистями, стремясь избавиться от прилипшей к ним брезгливости. Секунда — и свёрток у потолка, блеск лезвия куная… Почти такой же, как блеск ярости и первобытного ужаса в глазах сенсея.

Если бы Обито тогда успел — кунаем… То сейчас бы уже обнимал Рин. Но он, конечно, не успел. Как всегда.

Неожиданно ощутив спиной прикосновение, он тут же развернулся — едва не с кулаком на изготовку. Ханаби отшатнулась. Похоже, он не заметил, как своим недавним резким подъёмом скинул её с плеча, на котором она вчера так и уснула.

— Всё в порядке?

— Да. Просто сон.

— Страшный?

— Не знаю. Наверное, нет.

— А почему ты тогда так испугался?

— Я не испугался.

— Расскажи мне, пожалуйста… — Ханаби опустила глаза вниз, набрала в грудь побольше воздуха, и её взгляд снова заметался по его лицу. — Я ведь умею различать твой страх, мне для этого не нужен бьякуган. Я уже могу в любой момент почти наверняка определить, что ты чувствуешь. Но в то же время я совершенно не представляю, где бродят твои мысли.

Вот это поэма. Обито почувствовал, как внутри медленно разливается тепло и выпроваживает все кошмары. Да как тут вообще думать, когда прямо на него таращится её грудь — ничем не прикрытая?

Ханаби заметила, куда направлен его взгляд, и поспешно отвернулась.

Чёрт, сколько же он проспал?!

Так и не ответив на вопрос Ханаби, Обито подскочил и принялся искать одежду. Опьянённое не изгнанной ещё до конца сонливостью тело повиновалось с задержкой в доли секунды, для Обито — очень медленно. Сознание бултыхалось в голове вперемешку с остатками воспоминаний. Раздробленный на части разум пытался выловить оттуда что-нибудь стоящее, за что можно будет уцепиться и вернуть себе ясность мысли. Со дня появления в госпитале Конохи и до сих пор его не отпускало чувство, что он сам загнал себя в ловушку. Её стенки то сужались, выдавливая из своего пленника внутренности, то расширялись, давая прийти в себя после приступа клаустрофобии, чуть-чуть ощутить — не вкус, нет — привкус суррогатной свободы, дразня, чтобы потом снова взять в тиски.

И сейчас Обито чувствовал себя как раз в тисках.

Главным образом, из-за прогрессирующей небезопасности Камуи.

Ладно, пришла пора вспомнить весёлые пешие путешествия с Дейдарой.

Дождь. Нужно найти Ханаби плащ. Обито хмыкнул, вообразив её в экипировке Акацуки. Вести её на склад не стоило, но оставлять здесь без присмотра — и подавно. С другой стороны — кому ещё понадобится этот чёртов склад.

После прогулки по коридорам и комнатам в поисках необходимого в ответ на вопросительный взгляд Ханаби он пожал плечами:

— Это бывшая база Акацуки, обнаруженная нами во время миссии ещё несколько месяцев назад.

Она кивнула. Затем ловко обрезала кунаем чересчур просторную и длинную для неё ткань, по настоянию Обито вывернула наизнанку и спряталась в ней, утянув с собой внутрь красные облака.

Как хорошо, что она завязала с самыми неудобными вопросами. Обито даже себе не признавался, что иногда по позвоночнику едва ощутимо пробегает неприятный холодок при мысли о том, что Ханаби может узнать правду. Именно поэтому он позволял её словам о любви обтекать его по касательной, не проникая внутрь. Она, может, и любит, но точно не его. Настоящий Обито, тот, что под жёсткой коркой масок, был и останется никому не нужен. Во всяком случае, в этом мире.