– Для гражданина Лежена. Из Комитета общественного спасения, – важно проговорил он.
Огюстен сперва удивился, но когда увидел мелкий торопливый почерк, которым было написано его имя на конверте, все понял и раскрыл письмо того самого друга из Комитета спасения, о котором вспоминал не далее, как десять минут назад. Кровь отлила от щек Лежена при виде нескольких строчек, набросанных посреди листа: «Республика нуждается в тебе, гражданин. Изволь незамедлительно явиться в Комитет и приступить к обязанностям шефа Бюро общей полиции». И все, даже подписи нет. Впрочем, к чему Сен-Жюсту такие формальности? У него на формальности нет времени. Похоже, давать Лежену время на размышления и сборы он также не собирался. Ну уж нет, гражданин член Комитета общественного спасения, разозлился чиновник, этот номер у тебя не пройдет! Он взглянул на стоявшего перед ним посыльного, весь вид которого выражал превосходство. Вот уж кто гордится своей – пускай и скромной – принадлежностью к власти, мысленно усмехнулся Лежен.
– Я сейчас передам ответ, – сказал Огюстен, макая перо в чернильницу.
– Ответ? – удивился и даже как будто испугался посыльный. – Но гражданин Сен-Жюст сказал, что ты последуешь со мной в Тюильри…
– Сейчас не могу, – Лежен старался придать своему голосу твердость с оттенком небрежности: пусть этот гордец поучится, как следует обращаться с сильными мира сего. – Много дел. Я все объясню гражданину Сен-Жюсту при встрече. А пока… – он вывел первые слова на чистом листе, – ты передашь ему ответ… – перо неторопливо ходило по бумаге. – Нет времени… вдаваться в подробности… Думаю… будет достаточно… и этого… – сосредоточившись на содержании ответной записки, Лежен делал несоразмерно длинные паузы между словами. – Готово, – он сложил листок и протянул его посыльному. – Ответа не нужно, – великодушно бросил он в спину удалявшемуся курьеру, прекрасно понимая, что в этом напутствии не было никакого смысла, потому что…
Потому что не ему, Огюстену Лежену, решать, стоит ли члену правительства отвечать на его трусливые оправдания! Примерно такой ответ доставил тот же самый курьер полчаса спустя вместе с приказом «прекратить ребячиться и явиться в Комитет в течение четверти часа». С какой стати Сен-Жюст взял подобный тон?! Лежен сжал вспотевшие от волнения ладони. Он ответит, он найдет слова!
– Гражданин Сен-Жюст не примет ответа, – предусмотрительно предупредил посыльный с легким оттенком презрения, видя, что Лежен сел к столу.
– Это он тебе сказал? – нахмурился министерский чиновник.
– Да, и еще велел вернуться в Комитет общественного спасения вместе с тобой, гражданин.
– Гражданин Сен-Жюст не имеет никакого права распоряжаться моей личностью! – вспылил Лежен и тут же пожалел о вырвавшемся гневе.
– Я непременно передам твои слова гражданину члену Комитета общественного спасения, – не без злорадства проговорил посыльный, слегка наклонив голову. Возможно, он надеялся, что угроза заставит Лежена подчиниться, но тот решил стоять до конца: пусть Сен-Жюст увидит, что он не позволит разговаривать с собой подобным тоном.
Курьер взглянул на Огюстена, взглянул так, как смотрят на тяжело больного, жить которому осталось не больше нескольких дней, и вышел.
Оставшись один, Лежен запустил пальцы в намокшие волосы и принялся вышагивать по крошечному кабинетику – три шага туда, три – обратно. То ли от долгого сидения, то ли от волнения его хромота усилилась, и контраст между походкой старика и ребяческой внешностью двадцатитрехлетнего чиновника проявился с особой резкостью. Он совершенно забыл о письмах, ждавших сортировки. Грубое вмешательство неизбежности в скучно-спокойную реальность спутало его мысли. Впрочем, этого стоило ожидать. Разве не обещал Сен-Жюст учредить Бюро общей полиции сразу же после казни дантонистов? Обещал, только Лежен не поверил ему, Лежен был далек от самой мысли о том, что голова великого Дантона может оказаться в корзине под радостный вопль толпы. И вот Дантон пал, Сен-Жюст провел декрет, учредивший Бюро полиции, и теперь, разумеется, требует к себе Лежена, давшего – увы! – согласие возглавить Бюро. Все это так, но ничто не оправдывает тон записок Сен-Жюста, твердил молодой человек, желая хотя бы в своих глазах оправдать упрямство, которое, судя по всему, Сен-Жюст не мог ни объяснить, ни простить.
Лежен ждал. Ждал ответа своего могущественного друга. Марать бумагу Сен-Жюст больше не станет, это стало ясно после его отказа от письменного ответа Лежена. Тогда что? Не жандарма же он за ним пришлет, в самом деле!
При звуке быстрых уверенных шагов в коридоре Лежен замер. Неужели Сен-Жюст, действительно, прислал жандарма?!
– Признаться, я колебался, прийти самому или отправить жандарма арестовать тебя за неповиновение приказу, – проговорил Сен-Жюст, появляясь в дверях. – Ты, похоже, жандарма и ждал, – усмехнулся он при виде облегченной улыбки, заигравшей на губах друга. – Ладно, Огюстен, довольно упрямиться. Собирайся. Я реквизирую тебя в Комитет.
– Польщен честью, – язвительно проговорил Лежен, – которую ты оказал мне, явившись собственной персоной в мое скромное обиталище.
– Красиво сказано, – похвалил Сен-Жюст. – Ты и стихи пишешь?
– Потерял вдохновение, переехав в Париж.
– Зато сарказма набрался вдоволь. Послушай, Огюстен, я оставил тридцать человек, чтобы прийти к тебе. У нас много работы. Ты дал свое согласие, не так ли? В чем же дело? Что еще прикажешь мне сделать: умолять тебя? угрожать? забрать силой? Разве мы не договорились обо всем?! – раздраженно воскликнул он.
– Я не отказываюсь от своих слов, Антуан, – проговорил Лежен, опустив голову и заложив руки за спину, – но я не ожидал, что это случится так быстро и так… – он замолчал, подбирая нужное слово, – так…
Сен-Жюст понимающе кивнул.
– Ты ждал делегацию из членов правительственных Комитетов, которые явятся пригласить тебя на должность шефа Бюро полиции? – усмехнулся он. – Нет, друг мой, все значительно прозаичнее, чем в твоем представлении: республика нуждается в тебе – и забирает тебя без лишних слов и церемоний. Пошли, по дороге поговорим.
Они под руку вышли из особняка Галифе, где располагалось Министерство иностранных дел, и направились в сторону Сены, к Национальному мосту, ведущему прямо ко дворцу Тюильри. Лежен поморщился от ударившего в глаза ослепительного солнца.
– Министерская служба расслабила тебя, – начал Сен-Жюст, защищая ладонью глаза от солнца. – Но ты скоро привыкнешь к новому ритму. Тебе придется быстро, даже очень быстро принимать решения, от которых зависит жизнь или смерть, – он замолчал, коротко взглянул на спутника и добавил: – Жизнь или смерть республики. Мы все можем ошибиться, не застрахован от ошибок и ты. Главное, чтобы твои ошибки не стали роковыми для свободы.
– Главное, чтобы они не стоили жизни невинному, – поправил Лежен.
Сен-Жюст пожал плечами.
– Ты всегда был моралистом, – с легким осуждением заметил он. – Единственное, что меня беспокоит, так это твоя медлительность, желание вникать в детали. У тебя не будет времени заниматься деталями, Огюстен. Ежедневно Бюро должно разбирать десятки, возможно, сотни дел, стекающихся со всей Франции. В твоем распоряжении штат из тридцати служащих и восьми агентов. Первое время придется обойтись этим количеством. Потом посмотрим. Когда Комитет общей безопасности будет распущен, часть его персонала…
– Постой, постой! – перебил его Лежен и даже остановился от переполнявшего его волнения. – Не слишком ли ты торопишься, Антуан? На данный момент мы работаем параллельно с Вадье, верно?
– Да, Огюстен, я тороплюсь, – раздраженно ответил Сен-Жюст, потянув собеседника вперед. – Нас ждут. Что до Вадье, то я говорю не о завтрашнем дне, разумеется, хотя в один прекрасный момент в Комитете безопасности отпадет необходимость. И этот момент наступит довольно скоро. Во всяком случае, я приложу максимум усилий, чтобы ускорить его. Ты все еще продолжаешь удивляться тем переменам, что происходят во Франции? – спросил Сен-Жюст после короткой паузы, во время которой не спускал глаз с шагавшего рядом друга. – После всего, что мы пережили за последние пять лет?! После того, как самые невероятные вещи, о которых мы и мечтать не смели в наши студенческие годы, произошли с такой стремительностью?! Разве ты не видишь, что отныне возможно все: самая смелая авантюра, самое рискованное предприятие! Для нас больше нет ничего невозможного, Огюстен. Мы сами творцы своего будущего и будущего Французской республики. От нас зависит жизнь многих и многих поколений. Это большая ответственность, выдержать которую под силу не каждому. Тебе… нам выпала честь… выпало счастье участвовать в гигантском строительстве нового мира. Все решается здесь и сейчас, Огюстен, нам некогда терять время в напрасных философствованиях и пустом морализаторстве.