Леонард на минуту скрывается в комнате. Рэй не успевает расстроиться, как он садится рядом на стул, в его руках большое розовое сердце. С него облетели блестки, кое-где обтрепалась бахрома, но не узнать свою собственную поделку Рэй не может. Ему кажется, что именно вместе с этим куском цветной бумаги он подарил Леонарду свое сердце больше десяти лет назад.

— Когда тебе было шесть, ты считал меня хорошим. Тогда я еще не курил, да и печень была как новенькая, — мальчик усмехается в ответ, — Ты сказал, что когда вырастешь, женишься на мне.

— Я помню.

— Да неужели?

— Ты сам говорил, что я гений.

— Видимо недостаточно, раз влюбился в меня.

— Я все еще ни о чем не прошу.

— Но ты здесь.

Мальчишка не отвечает. Он спрыгивает на пол. Игнорируя личное пространство, вклинивается между чужих коленей. Пульс стучит в висках. Рэй целует жадно, нетерпеливо кусает, заставляя отмереть и сделать хоть что-нибудь. Леонард отмирает, поднимается со стула, не отрываясь от мальчишки. Он подхватывает неожиданно тяжелое тело под бедра, заставляя Рэя прижаться теснее, обвить ногами талию.

— Если ты решишь передумать, делай это сейчас, потому что потом я не остановлюсь, — укладывая парня на кровать, предупреждает Леонард.

— Не передумаю.

— Ты знал, за чем шел.

— Как и всегда.

Рэй улыбается, приподнимается на локтях, и Леонард снова целует пахнущие пряным цитрусом губы. Хейг знает, что в аду для него уже приготовили отдельный котел. Он будет вечность вариться в нем за одни только мысли. Ему страшно даже представить, что его ждет, что ждет их обоих, если он-таки поддастся на уговоры этого безумного создания, у которого подчистую отсутствует инстинкт самосохранения. Хотя о чем это он? Ленн поддался еще тогда, когда впервые увидел этого мальчишку тринадцать лет назад.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Ленн.

— Всё. Тебя, — Рэй теряется, — Не знаю. Чего-нибудь. Пожалуйста.

Пьяные серые глаза, тихий скулеж и пальцы, оставляющие синяки на плечах, заставляют инстинкты отойти на задний план. Леонард обещает самому себе быть предельно осторожным. Даже несмотря на то, что парень в его руках гнется, как пластилиновый, нетерпеливо ерзает и вообще всячески напрашивается на изнасилование. Иначе те мысли, что сейчас кружатся в его голове, Леонард назвать не может. В отдаленных уголках разума, куда еще не добралась похоть, просыпаются давно забытые нежность и забота. Это непривычно. И немного пугает.

Леонард оглаживает тонкую талию, худые мальчишеские бедра, ведет руками по груди, вырывая тихие стоны. В один миг Рэй расслабляется, а в другой снова напряжен, словно натянутая тетива. Такие перемены нервируют и не дают сосредоточиться. Уайт боится, не уверен в своем собственном решении, и винить его Леонард не может, поэтому пытается отвлечь Рэя от никому ненужных сейчас сомнений и страхов.

— Я буду гореть за это в аду, — шепчет Ленн, целуя подставленную шею.

— Мы будем гореть там вместе.

Оказывается, Рэй не настроен на разговоры. Он жаден до прикосновений, поцелуев, ласки. Он жаден до Леонарда. И тот готов дать мальчишке все, чего бы он ни попросил. Вот только Рэй ничего не просит. Никогда. Он лишь покорно принимает то, что готов дать ему мужчина. Парень сжимает плечи до синяков, царапает спину и выгибается на постели. Выстанывает короткое «Ленн» вперемешку с грязными ругательствами. Однако стоит Леонарду задуматься, в сотый раз вспомнить все «неправильно» и «так не должно быть», как он узнает, что Рэй умеет кусаться. Уайт безжалостно сжимает зубы на его плече, тут же мокро целуя покрасневшую кожу, будто извиняясь.

Он слишком громкий. И это неожиданно не раздражает. Леонард вдруг понимает, что любит этого шумного мальчишку всем своим сердцем, всей своей проспиртованной печенью и вообще каждой клеточкой тела. Это не наваждение. Не грех. Разве любовь может быть грехом? Ленн замирает на мгновение, убирает со лба парнишки прилипшие пряди. На невесомый поцелуй в коленку Рэй отзывается неразборчивым скулежом. Он вскрикивает. Дрожит. Бьется под Леонардом в приступе чистейшего удовольствия, и тот прижимает мальчишку к кровати сильнее, ближе к себе.

Рэй улыбается. Он разнеженный, немного сонный. Сердце колотится в груди, еще не отошедшее от нахлынувших эмоций. Леонард чувствует его улыбку на своей груди. Он гладит острые крылья лопаток, играет с мягкими кудряшками. Выпускать Рэя из объятий совсем не хочется.

— Ты — мое рождественское чудо?

— Или наказание. Из-за меня ты будешь гореть в аду, не забывай.

Леонард усмехается. Обнимает крепко, целует влажные волосы. От мальчишки пахнет цитрусом и хвоей. Его личное рождественское чудо. Разморенное от ласк, смущенное и бесконечно любимое чудо. Леонард думает, что тринадцать лет — не такой уж и большой срок, чтобы разобраться в своих чувствах. Рэй не думает вообще. Сейчас его мозг скорее напоминает желе, но ему абсолютно плевать на это. Он впервые в жизни не думает, а просто чувствует, и Рэй еще никогда не был так счастлив.

***

Рэй уходит утром. Целует Леонарда в щеку и обещает позвонить до отъезда. Ленн после завтрака решил потратить время не на проверку оставшихся тетрадей, а на разбор вчерашнего подарка своего мальчика. Он прочел все письма, разобрал все валентинки, сложил их обратно в коробку и спрятал под своей кроватью.

Крис появляется неожиданно. Падает на покрывало, нахально закидывая ноги в грязных ботинках на постель. Ленн привык. Да и нет смысла ругаться. За столько лет Крис понял, что его друг как тот пес: много гавкает, но не кусает. В основном, если не сильно доставать.

— Чего тебе? — поднимаясь с пола, спрашивает Хейг.

— Он провел здесь ночь. И пил свой гадкий черный переслащенный чай из моей кружки.

— Я думал, что из нас двоих это я ворчливый старик-алкоголик.

Крис не обращает внимания на выпад. Поднимается на ноги. Он немного ниже друга, немного шире в плечах. На все уговоры посещать зал вместе, Леонард отвечает «я учитель, а не бодибилдер». Со временем Крис перестает предлагать, а потом Ленн сам присоединяется к нему на утренних пробежках. Чудо случается. МакКой окидывает друга хитрым, оценивающим взглядом.

— Мальчишка-таки напросился, и ты его…

— Заткнись. Если я не агрессивный, это не значит, что за такие слова я тебе не врежу.

— Ладно. Извини, — Крис вздыхает, — Что будет дальше?

Если бы Леонард знал, он бы с удовольствием ответил. Еще ночью Рэй задал ему тот же вопрос и точно так же не получил ответа. Ленн не знает, что может быть общего у тридцатилетнего мужика и гениального двадцатилетнего мальчишки. Хотя Рэймонду нет даже этих пресловутых двадцати. Леонард не знает, что будет дальше, но почему-то уверен, что отпустить его он уже не сможет. Да мальчишка и сам уже никуда не уйдет. Они слишком долго ждали этого, чтобы сдаться сейчас.

— Ленн, он ребенок, пусть и гений. Ребенок, который должен уехать в колледж через несколько дней. И вот там точно никто не оценит ваших… отношений. Тебя лишат права преподавать, если вообще не посадят, а ему это грозит занесением в личное дело. Но ты, конечно же, все это и без меня знаешь. А я знаю, что вы нужны друг другу, так что не вздумай сбегать от него снова.

Леонард рассеянно кивает. Он слишком много об этом думал, и когда обнимал сопящего ему в шею Рэя, и уже после того, как закрыл за ним дверь. Он так ничего и не решил. Не решил даже стоит ли позвонить парню вечером, удостовериться, что тот в порядке. Крис будто читает его мысли. Как всегда.

— Позвони ему. Не смей поступать с ним так, как ты поступал со всеми своими пассиями в колледже. Он не заслужил. Тебя любить вообще трудно, особенно зная твой характер. А он знает, как никто. И все равно любит.

— Когда ты стал таким разумным, МакКой?

— Раньше просто повода демонстрировать не было. Но когда твой лучший и единственный друг трахает подростка…

Крис не договаривает, потому что в лицо прилетает кулак Леонарда. Это не сильно расстраивает врача. Он улыбается, растирает ушибленную скулу, но больше ничего не говорит. Когда Крис уходит, становится вмиг тихо и очень неуютно. Тогда Леонард решает позвонить мальчишке.