Толпа густела — зрелище не рядовое: оборванка вызывает доблестного воителя на бой!.. Ну и Клавдия — любовница, наверное, всех приближённых к цезарям, да и редкий цезарь прошёл мимо неё... Всё это — сразу, и бесплатно, и доступно, и стена Колизея тому свидетельница.
Короткому римскому мечу полагается в придачу щит, а такового у охранника не было: для ходьбы по городу он ни к чему; к тому же, не случалось пока, чтобы понадобился и меч!.. Защитник высокопоставленной потаскухи стоял, как вкопанный, а толпа свистела всё громче и завывала.
— Лана, дай ему твой меч и отойди!
Лана обменялась с вздрогнувшим римлянином оружием и потихоньку отстранилась.
Набравшись храбрости, Клавдия поспешила к своему защитнику и, что-то говоря ему в спину, за плечи увела к паланкину. Получив команду, носильщики подняли свой груз и двинулись дальше. Клавдия продолжала подталкивать телохранителя, торопясь поскорее убраться отсюда подальше.
Бореас гордо вскинула меч над головой и громко прокричала толпе: «Марха!..»
Клавдия оглянулась. Лана с недоверием и смехом изучала трофейный мечишко. К удивительным варваркам подходили что-то открывшие для себя люди и на языке вечного города в изысканных речениях выражали им своё восхищение. Теперь и смерды городских захолустий получили представление о варварской удали...
Некоторые из присутствовавших ребятишек, повзрослев, на арене Колизея когда-то станут лицезреть гипербореев, дерущихся с неравными неприятельскими силами. Особый шик привнесут в те зрелища многочисленные женщины...
Но что это?.. Клавдия издали подзывала к себе славных дикарок...
Из толпы предостерегали и настоятельно убеждали, что треклятых патрициев надо поостеречься, тем более — после такого-то инцидента! Возможна подлая расправа!..
Бореас и Лана, даже если бы и поняли, о чём дружная речь людей, всё равно бы решили продолжить приключение. И знакомство: их немыслимым тяготением влекло к римлянке — ослепительной, обаятельной.
Клавдия высказала сожаление о случившемся, разводила руками, виноватила лицо — простите, мол, девушки, что обидели вас подозрением...
Сердиться Бореас и Лана не собирались — очень хотелось им пойти с роскошной женщиной!.. Последняя указала на перед ними бьющий фонтан. Амазонки заинтересовались, но более косились на воина, отказавшегося драться, а теперь преспокойно стоявшего невдалеке.
— Идите, купайтесь — я посмотрю... — Римлянка повела их к воде.
Большой фонтан в виде лилии изливал прохладу, серебрил воздух, рисовал-проявлял кусочки радуги над неспокойными струйками. Детвора дружно и крикливо плескалась в каменном ложе. Отцы, зайдя по колено в прогретую жарким солнышком купель, окунали в неё своих малышей. Скользкое дно не единожды валило пап в воду. Мамы у парапета смеялись и, счастливо голося, мочили по локотки руки.
Поодаль в уединении девочки-подростки и девушки окропляли друг дружку водицей, тихонечко хихикали, присаживались, макая задницы и застенчиво охая, после осматривали свою одёжу — не пожелтели ли светлые полы?.. Проверяя чистоту намокших туник, девицы отмечали, что мокрая материя слишком плотно облепляет их телеса, пальчиками одёргивали полы, выбирались на плиты бережка. Мимо проходили воины с загорелыми бёдрами, похотливо косились на хрупкие девичьи тела, а юницы мечтали: «Какой-то бы из них полюбил меня и увёз в дальние земли, содеял бы соправительницею, одарил бы изумрудами и золотом...»
Клавдии занятно было наблюдать за своими спутницами. Те, немного расстроенные, вглядывались во всю эту радостную возню на мелководье, вспоминая лазоревую, качавшуюся толщу солёных Таврических вод, за коими и берега не видно... В памяти их ещё свеж был случай, когда Север, хоть и спешивший к лавровому венцу, кой ему уже прочили и встречные гонцы, и сопровождающие, разрешил легионам остановиться на всю ночь возле реки — привести себя в порядок, освежиться, выспаться.
Северу очень нравилась варварская троица: по-детски непосредственная, без хитринки, не прятавшая живых, совершенно прозрачных глаз. Они были и зоркие ученики-наблюдатели, и самые благодарные слушатели. Карл не ленился и всегда старательно переводил для подруг. Север терпеливо, ждал, пока его рассказ поймут дикарки, внимая грубой речи Карла... Север называл ту ночную реку Рено, говорил, что течёт она из Тосканы и оканчивается на востоке каким-то озером. Полководец обещал усталым соратникам, что больших переправ теперь не предвидится. Это весьма радовало всех...
В ночной тишине будущий властитель империи был спокоен. Приглушённый бас делал Севера в тот миг похожим на пожилого дядьку, которого приходят послушать и парни, и девицы. Он, помнится даже, усмотрев всё подступавших и подступавших слушателей, повысил голос, говорил отчётливее, что-то повторял, ничуть не стесняясь выглядеть в глазах бойцов открыто и просто... Бореас и Лана тогда потихоньку покинули замершую аудиторию, долго-долго плавали в Рено.
...На этой убогой римской сценке если и было на что посмотреть, то разве на струившийся источник, да отчасти на девушек, скромно плескавшихся на краешке купели.
— Купайтесь, — вкрадчиво предложила Клавдия, но подружки лишь ухмыльнулись и руками показали, что желают поплавать. — Я отведу вас на море завтра, а сегодня будьте моими гостями, — проговорила римлянка, страшно сожалея, что слова её не могут быть поняты.
Но дикаркам слова и не требовались: лишь мани их пальчиком — они готовы узнавать, открывать, постигать чужой мир, круживший им головы. Бореас и Лана без лишних объяснений поняли, чего хочет Клавдия, и закивали, проявляя готовность следовать за ней дальше.
Римлянка повлекла их за собой. Камешки, набивавшиеся в открытую обувь, мешали ей шагать. Она много раз останавливалась, вытрясала их, потом, извинившись, воссела на носилки. Вскоре подошли к дому Клавдии. Паланкин исчез, воин отправился куда-то с каким-то наказом или поручением.
Дом был скорее мал, чем велик. Бореас и Лана имели, с чем сравнивать: прежний сенаторский дворец, высившийся особняком, куда превосходил размерами сие зданьице — пускай аккуратное и чистенькое. Домик дивы сжимали с обеих сторон боковые стены других домов. Все они вместе — довольно красивые, изящные — создавали вдоль протяжённой улицы цельную стену приятного цвета.
— Моё жилище, — сообщила римлянка, умышленно для этого представления замявшись у входа. Варварки посмотрели влево и вправо от себя, не зная, что тут, собственно, дом Клавдии. Римлянке открыли дверь, и они вошли все вместе в тёмный, прохладный портал.
Ничего похожего на просторную прихожую тут не было — лестница сразу вела наверх. Хозяйка, не давая рассмотреть бедлам первого этажа, быстро увлекла гостей по всходу. Впрочем, успела приказать прибраться внизу. Удивлённое появлением госпожи неопределённого рода существо нехотя взялось за пузатый тюк.
Наверху навстречу выбежал мальчик лет пяти-шести. Клавдия погладила его по голове, любя, улыбнулась ему.
Поспешно вышел мужчина, очень схожий с Клавдией лицом. Нетрудно было догадаться, что это её брат. Он, видимо, с нетерпением дожидался сестрицу. Недоверчиво взирая на дикарок, принялся что-то выговаривать ей, торопить, а когда та отрывисто рыкнула в ответ, стал настаивать.
Бореас и Лана осуждающе смотрели на него. Степнячки мгновенно почувствовали отвратные черты его натуры — раздражительность, необходительность, злобность...
Клавдия, не поворачиваясь к сородичу, тем не менее внимательно выслушала всё, что тот скороговоркой сообщил. Затем, отчего-то потемнев ликом и через силу сохраняя спокойствие, провела гостий в комнату и усадила. Она вспомнила, что у братца есть девка родом из Реции: с её помощью хоть как-то можно было бы поговорить с дикарками.
По счастью, девка та в данный момент находилась в доме. Она, с интересом взглянув на соплеменниц, многословно затараторила на своём родном наречии. Некоторые её словеса были понятны. В конце концов всё, что желала передать Клавдия, кое-как дошло до понимания гостий. Большую роль, конечно, сыграла говорливость девки, нежели сходство близких языков.
