Беспокоя близ живущих, входили во все подряд строения, обшаривали их под завывающий пламень факелов, разбирали завалы разного хламья, перетряхивали пласты кож, протыкали пиками россыпи муки...

— Вот тебе и первое пополнение в твой отряд — научай да спеши! — отдал поручение Север. За то недолгое время, что готы провели с римлянами, он стал относиться к Карлу, как к обычному командиру одного из своих подразделений.

Всё, что мешало раньше Северу продвинуться к бесповоротно деморализованному нынешней порой Риму и попытать счастья в соискании трона венценосных цезарей, — это отсутствие должной уверенности в предприятии и, конечно же, отсутствие надлежащего числа людей под его властью. Вопрос с численностью войска к тому времени решён был вполне успешно...

Риму после катастрофического падения его могущества, ярко обнаружившегося к концу второго века нашей эры, опять требовался надёжный человек: спаситель интересов, железной воли управитель, а то и избавитель, умеющий всё организовать, наладить, постоять за честь и накопленные блага — не больше и не меньше! Такой человек закономерно появился на искони мятежном, не принимающем имперской державности северном берегу Истра. Север, когда-то поставленный над скифскими легионами, волей и смекалкой сдерживал неистовых речников и лесовиков-варваров, коими справедливо почитались свирепые руссы Причерноморья. Теперь они и вовсе сделались успешными разбойниками...

Удерживая в тягучей и непонятной войне весь край, стареющий, а посему задумывающийся о скорых объятиях седых, неутешных лет Север начал размышлять и о благодарной награде за свою долгую, честную карьеру. Можно было бы обосноваться царьком здесь, в лесном краю... Но чудной мирок сей тишины-покоя больше не желал — ни себе, ни тем паче пришельцам. Борьба с ним — что борьба с вечным ветром.

Что-то переменилось и в капризном большом Мире. Как это случилось — не заметил никто...

Огромный людской ресурс, вдруг обнаружившийся в этих непролазных дебрях, предвещал пришельцам лишь поражения — громкие, окончательные. Пусть не сейчас — пусть спустя сроки. Неуловимые процессы не сулили римлянам ничего хорошего.

Подчинить себе всех этих воинственных, злых и — что немаловажно — умелых солдат — вот о чём стал подумывать амбициозный Север. Правда, в ходе долгих лет кровопролитной, иногда и подлой войны полководцу ничего подобного не удавалось. Но желания противоборствующих сторон по лучшему из законов Жизни когда-то обязательно должны были совпасть. Так что Карл отнюдь не выступал посланцем воли богов: многие мудрецы Леса прониклись сей идеей и до него. А полководец Север ждал звёздного часа...

Первым пополнением римлян стали добровольцы-язиги. На языке славян «язиг» значило «чужой, чужак». Роскилда на тот момент с ними уже не было — ушёл на север — но Карла сии людишки помнили. Вожак язигов не сразу постиг, что ему предлагает едва знакомый гот. Лишь после неустанных вразумлений лесные руссы отрядили-таки несколько десятков бойцов по личному желанию оных.

Через десяток дней и другие хорошие «знакомцы» Севера, неожиданно рьяно отнёсшиеся к призыву, большим числом влились в мятежную военщину. Римляне не без оснований опасались такого числа новобранцев. Последние же, молчаливо заполнив свои небольшие, добротные кораблики, пристраивались и пристраивались к заметно удлиняющейся веренице судов, следовали неотступно, с желанием и ожиданиями...

Север и не знал, радоваться тому факту или нет. Заметно нервничая, держась на почтительном расстоянии от примкнувших к нему варягов, он повернул объединённую эскадру в метрополию — поближе к манящему Риму...

На всём пути к Саве к римскому объединителю упрямо и настойчиво просились вожди примкнувших племён — для дополнительных разъяснений и доверительных разговоров.

Покидая родные пенаты, разноязычные князьки требовали подтверждения обещаний полководца.

Север не представлял себе, что ждёт его с таким воинством. Он почти не спал, не ел, постоянно совещался с приближёнными. Ему всегда любопытно было узнать мнение Карла, которого он уже никуда от себя не отпускал. Бореас и Лана, немало смущённые всей этой кутерьмой, попросили у Карла дозволения быть с ним неотлучно. Тот обратился к Северу, был понят и из полуюта переселился вместе с двумя амазонками в комнатку под палубой — по соседству с командорской каютой. Ничего особенного, что выходило бы за рамки привычек и поступков Севера, в той ситуации не произошло. Скрибу — писарь при легионе — уступил свою походную конторку варвару с женщинами-воительницами, поскольку главный римлянин почёл сие разумным. И никто, кроме умилённых Бореас и Ланы, тому не удивился...

Цельная натура Севера включала в себя ровно такой объём требуемых для жизни убеждений, что не симпатичные ему черты органически не вписались в его сущность. Север с большой теплотой относился к легионерам, чьи отцы были земледельцами, городскими плебеями или всю жизнь отслужили воинами на периферии. Войска его переполняли провинциалы, беглые, варвары. Последних — в сущности-то, бессребреников — привечал он особо. С того самого дня, как был назначен легатом Четвёртого скифского легиона, Север стал носить бороду, подражая здешним жителям и воинам. Полководец знал своих людей — и римских вояк, и добровольных союзников — не понаслышке. Прекрасно чувствуя настроения солдат, он умело управлял «своими» и «чужими».

Мало кто в состоянии осознать большое возле себя во времени, которому он принадлежит. Север чутьём смог объять возникшую ситуацию, способную и уничтожить, и подарить лавры победителя. Чтобы овладеть судьбой, требовалось доказать свою силу.

«Надо дать знать жене и сыновьям — пусть выезжают: настала пора быть вместе», — решил Север.

Подозвав карнаутского торговца Кальпурния, повелел спешно отправляться с ответственной миссией в Восточную Галлию — там в последнее время находилась его семья. По обыкновениям лесной страны иной раз держал он при себе жену Юлию — та в шаткие периоды имперской жизни оставляла на время Рим и, как настоящая подпора военачальника, жила с мужем, деля с ним тяготы и лишения всех его походов. Она и детей умудрялась рожать, будучи в гуще ратных кампаний...

Флагман первым вошёл в Саву. Южноевропейская весна встречала заговорщиков мягким, тёплым ветерком, свежей зеленью берегов и просторов, всегда желанным солнышком.

Север всерьёз стал подумывать о приведении внешнего облика союзнической вольницы в надлежащий вид. Расположение римских гарнизонов на правобережье было ему хорошо известно, и он задумал без лишнего шума разжиться там форменной амуницией. Но не всегда задуманное воплощается...

О взаимопонимании между легионерами и новобранцами сводной армии говорить пока не приходилось. Привал на солнечных полянах прибрежного леска долженствовал, по замыслу, хоть немного сгладить сей недостаток. Римляне, получившие наказ не задирать варварскую сторону, старались просто-напросто отойти подальше.

Север прохаживался по окраине римского стойбища, поглядывал на костерки дикарского полчища, до коего было около стадии. Неожиданно он отметил, что ругань в цивилизованном стане много превосходит шум варварского бивака. Громогласные выкрики римлян слышались там и сям. Легионеры, даже отвалившись спинами на траву, даже устраиваясь ко сну, продолжали неуступчиво спорить друг с другом... Север, повидавший Свет от Африки до Галлии, интуитивно сравнил их поведение с портовым базаром. Конечно, его проверенные воины не были азиатами, но постоянно торговались за личное место каждого в братстве. Лигурийцы, иллирийцы, фракийцы, самые понятливые из варваров, давно обосновавшихся в его войске, очень умело и быстро сплачивались для ведения споров, с умыслом подбирали временных союзников, проиграв или выиграв в словесной перепалке, завершали дело громкой шуткой...

Карл, бывший последнее время постоянно с Севером, ныне с двумя воительницами за спиной шагал среди дикарских костров. Не было пока боя, и не валились наземь товарищи, и слышался щебет птиц над головами. Никто не выкрикивал ни вопросов, ни приветствий, хотя никто и не отворачивался. Бойцы, большей частью перемешавшиеся, немногословно любопытствовали о состоянии духа людей другого племени, сидели, вдумывались, проникались, ощипывая ворох настрелянной дичи, слушали отголоски бытования римлян.