Пленённые ли, выкупленные у родителей, у племени или на рынке, послушные красавицы всегда служили делу Вертфаста исправно. Сборный немногочисленный женский отряд, сменившийся не один раз и всегда молодой, не очень тяготил, а польза от него была велика! Что происходило на гостином дворе, в теремах видных жителей, в местах расположения войск, даже в среде жреческой касты и в соседнем городе Тма-тарха, — всё немедля или погодя узнавалось Вертфастом и Спором.

Красотки менялись: постаревшие пристраивались боярами где-нибудь; новые обучались многосложному и мудрёному ремеслу.

Ргея была одной из таких красоток. Умная молодая девчонка смогла избежать участи обычных шпионок, более походивших на подчинённых воле Вертфаста потаскух. Великолепие её тела, лица, движений, живой ум, проникновенные слова поразили хитрющее сердце стареющего боярина, и он оставил её в своём доме для собственных утех. С ней можно было говорить обо всём, а в скором времени для него даже стало обыденным делом исполнять её просьбы: интересная собеседница, волевая, всегда спокойная молодица стала подругой двух дочерей Вертфаста.

Был у боярина и сын, купечествовавший в самой Греции. Там у него обреталась и семья. В родные края сыну удавалось выбраться редко... Прошедшей весной сын гостил у отца с матерью, но Вертфаст быстро нашёл вескую причину немедля отправить его за море — из-за Ргеи. Мать ничего не смогла поделать... А всё потому, что Ргея была молода, и цветущий её организм искал развлечений.

Не находя себе иного применения, кроме унизительного обслуживания своего господина, молодая женщина придумала собственный мирок, где она властвовала и вершила добродетель...

Вертфаст общался со Спором, делился кое-какой информацией, взамен получал некоторые дополнительные сведения и комментарии. Вот и сегодня они собрались в его доме.

Вертфаст был напряжён: Сарос обещался быть во второй раз вчера, обещался быть и сегодня, но уже половина дня миновала, а гот и носа не кажет...

Спор говорил, что дурные вести уже, верно, разлетелись по обоим берегам Эвксинского Понта, и купцов теперь ждать придётся долго... Надо избавиться от готского присутствия — и чем скорей, тем лучше для города. Не потому, понятно, что жить народу пока предстоит на рыбе — бывали и раньше лихие годины! — боязно, что торг вообще не вернётся за Боспор! Находящаяся дальше от Поля и ближе к Понту Тма-тарха вновь при выгоде: корабли, идущие из-за моря, все сгружаются-нагружаются там!..

— Удружил змей-Лехрафс! — с ненавистью выдохнул Вертфаст.

— Союзника какого-то неведомого пригласил... И где только взял такого?! Асам с ним не появился! — раздражённо кивал головой Спор.

— Подослал, тьфу, русая морда, степной ветер, пёс, царь хвостов и копыт! — У Вертфаста потемнело в глазах, он встал и отвернулся от собеседника.

«А может зря я сватаю готу Ргею? Пока мила мне... Не надоела... Нет! Десять дней назад и полгорода бы отдал, лишь бы эта вонючая свора мимо прошла. И Ргею бы в придачу спровадил!..»

Вертфаст извинился перед Спором, пояснил, что дела домашние тяготят, проводил друга, с крыльца посмотрел, нет ли ожидаемого гостя, поднялся в комнату Ргеи и закрыл накрепко дверь...

Сарос ближе к вечеру взял два десятка гвардейцев и отправился в город.

Утром, проснувшись у купцов совершенно голым и в окружении баб, всех растолкав, он громко позвал Карла. Затравленно подойдя к разведчику и верному сподвижнику, долго смотрел ему в глаза, будто спрашивая: «Как же так?..» Потом кое-как все оделись и покинули пустую залу, явив измятые лики свои ожидавшим бойцам...

Конунг прохаживался под домом, заглядывал за изразцы, стоял на сходнях, не входя, — собирался духом, упорядочивал мысли, сапогом растирал песчинки о каменную плиту ступени. Наконец решился.

Покрутившись в безлюдной прихожей, он уселся на лавку. Сарос знал, что замечен, и стал, волнуясь, ждать.

Вертфаст спустился вниз. С ним была его жена — полная, тяжело дышавшая женщина. Судя по всему, боярин хотел придать моменту торжественность, чего-то важного ожидая от предстоящей встречи. Супруг обходительно держал свою половину под руку, пока та строго усаживалась недалеко от гостя.

Сарос решил, что это, наверное, мать Ргеи, и вышла она, чтобы посмотреть на него — искателя её дочки. Как ни старался он подыграть непонятной ему церемонии, не сумел перебороть сущность конунга — одарил хозяйку по-змеиному холодным взглядом. Посмотрел — как царь на просительницу...

Старуха скукожилась, утопила в телесах шею, подняв оплывший подбородок, сморгнула, шмыгнула носом...

Какой мог получиться разговор, если стороны понимали разные языки? Но неожиданно, пускай и с напряжением, истый торговец Вертфаст заговорил на наречии Лехрафса!

Старуха ничего не понимала, но довольно успешно смогла подобрать представительную позу. После приветствия от лица обоих хозяев, после благодарности за визит высокого гостя, русс сказал, что Ргея всю ночь не спала и спрашивала о нём, Саросе. Лицо конунга непроизвольно исказила гримаса, вызванная неожиданностью сообщения, странным звучанием родной речи, интуитивным недоверием и моментальным воспоминанием о сюрпризе прошедшей ночи одновременно.

Довольно ли войско, поинтересовался далее русс. Сарос оставил вопрос без внимания, вытянул ноги и бухнул на них грузный меч.

— Не спала... Думала... Я ночью сплю... Я думал о ней сегодня днём, — проговорил тихо гот.

— Поднимайся к ней, она ждёт тебя, — так же тихо произнёс русс.

Сарос, уяснив смысл и интонацию этого разрешения, вдруг понял, что все они вести себя будут уступчиво, мерзко угождая ему и торгуясь с ним... Он резко встал и медленно, тяжёлыми шагами стал подниматься наверх.

Та же девка-прислужница стояла около дверей. Сарос остановился возле неё, не торопясь входить в светёлку, замялся и отчего-то задумался: «Скромная, а со мной вольна!»

Девка, памятуя о пылком поведении жениха в прошлый раз, вольно заглядывала ему в глаза, рукой показывая проходить в распахнутую дверь, взяла гостя за локоть...

Сарос повернул к наивной тяжёлую голову, выпучил глаза, в кулак собрал на её мгновенно сжавшейся грудке сарафан и одной рукой вздёрнул служку над собой. Девка потерянно запищала и бессильно свесила ручки-ножки. Конунг небрежно отставил её и ввалился в комнату.

Сцена у дверей, вид совершенно другого Сароса заставили трёх лжесестриц сомкнуться и замереть. Конунг ткнул в Ргею указательным пальцем, затем поднял его вверх и угрожающей стойкой приказал лишним побыстрее убраться.

Девицы — обе дочери Вертфаста — некоторое время смятенно ждали хоть какого-то знака от Ргеи. Последняя даже не помышляла предпринимать никаких телодвижений, и попытки не сделала хоть для видимости защиты законного права хозяев на присутствие в любом месте собственного дома... Внутренне возмущённые, но остерегаясь настойчивого Сароса и потому скрывая праведное негодование, сёстры кротко вышли, из протеста всё же оставив дверь открытой.

Сарос лёгким шагом вернулся к двери, аккуратно закрыл её и, не поднимая глаз на Ргею, спросил:

— А ты ведь знаешь язык Лехрафса? — Подождал недолго ответа. — Как же мне с тобой говорить? Ты хоть что-то должна мне сказать.

— Плохо знаю, — на всякий случай привставая, ответила прелестница, и Сарос испытал чувство, похожее на грустное облегчение.

— Много мути в вашем городе... И в степи, открытой как небо... И в людях много тумана... Как вы живёте? Разум вами не позабыт в чёрной куче умных и вредоносных слов?

— Не понимаю... Говори мало — тогда пойму... — Голос молодицы смягчился, в нём послышались нотки некоего смущения, и Ргея стала похожа на настоящую невесту, далёкую от вчерашней дарительницы броши.

«Что за перемена? Иль она дитя Цернобока?..»

Конунг вздохнул опять и постарался разглядеть в глазах красавицы её естество, но они выражали лишь смиренное заискивание...