— Ложись! — шепотом скомандовал Шубин, двигавшийся впереди. Пригибаясь, он подошел к каждому и показал направление движения.
Тяжело дыша и чертыхаясь, мимо них пробежали две тени, тянувшие за собой станковый пулемет.
— Кто такие? — прохрипела одна из них.
— Тише, черти! — выругался Шубин. — Давай дальше. Ваше место левее.
Они побежали дальше, а за ними прошли еще двое, тяжело нагруженные патронными коробками.
— Тронулись… — прохрипел Шубин. — Не теряй связи друг с другом.
Бойцы поползли. Земля, холодная и мокрая от росы, неприятно обожгла руки. За шею посыпались тяжелые зерна перестоявшей ржи, но Алексей скоро не стал замечать этого и быстро полз вперед. Локти то и дело попадали на какие-то камни или комья земли и срывались, каска поминутно съезжала на глаза, лопатка тоже все время попадала под бедро и мешала движению. Алексей перевернулся на бок, отстегнул ее и взял в руку. Надо было бы снять и кирасу, но нести ее в руках было невозможно, а оставлять не хотелось.
Еще на меже Шубин показал ему ориентир — небольшое возвышение, четко вырисовывающееся на сером горизонте. Теперь, когда до него осталось метров сто, Алексей понял, что это выдвинувшийся вперед пулемет в свежем окопчике. В момент выстрела можно было разглядеть даже пламегаситель. «Вот и придется мне затыкать его своим телом», — подумал Алексей, начиная отрывать окоп.
Грунт оказался скверным. Затвердевшая земля была перемешана с камнями, лопатке поддавалась плохо. Приходилось выгребать грунт руками, и разодранные пальцы скоро начало саднить. Он работал без отдыха, пока не углубился до пояса.
Неожиданно, испугав его, появился Шубин. Он, тяжело дыша, упал рядом и спросил:
— Ну как? Зарылся?
— Черта два тут зароешься. Одни камни.
— Успеешь. Понимаешь, беда какая: кажется, слишком вперед вылезли. Ни справа, ни слева никого не нахожу. Все облазил сейчас.
— А пулеметчики?
— И их нет. Куда черт унес?
— А как же теперь?
— Да никак… Послал Анохина к взводному.
— Назад отойдем?
— Да ты что? Опять закапываться? И тут усидим. Зарывайся только поглубже.
— Сам видишь, стараюсь. Сколько времени сейчас?
— Черт его знает. Должно быть, за полночь.
Шубин минуту полежал, отдыхая, и, уже собираясь уходить, добавил:
— А ты здорово подобрался. Еще бы эту сволочь заткнуть, — кивнул он на пулемет. — Ну, бывай!..
Поработав еще немного, Алексей почувствовал усталость и решил, что глубже копать не будет. Где-то справа должен быть Валентин. Алексей решил сходить к нему. Хотя Бухаров и отрыл довольно глубокий окоп, но все еще работал. Алексей втиснулся в него и сказал:
— Бросай к чертям. Все равно с собой не возьмешь.
Валентин воткнул лопатку, вытер пот со лба.
— И то верно. Закурим?
Они спустились на самое дно окопа, зажгли спичку, тщательно прикрыв ее ладонями и своими телами, закурили.
— Знаешь, что? — прервал молчание Алексей. — Не заглушить ли его? — и кивнул в сторону пулемета.
— Ты что? Шуму наделаешь на всю дивизию.
— Да. И то верно.
Помолчали. Но мысль, поданная Костей, видимо, не давала Алексею покоя.
— Не даст же гад подняться! И будем тут лежать…
— Артиллеристы раздолбают. Засекли уж давно, наверное…
— А если нет?
— Ну, положим, сам убежит. «Катюши» сыграют — не усидит…
Алексей ничего не ответил, но все больше и больше чувствовал, как какая-то сила неодолимо толкает его вперед. Наконец он не выдержал:
— Давай втихаря… Захватим пулемет…
— Как?
— Подползем, расчет уничтожим и — будь здоров.
— Нет, нашумим, — возражал Валентин.
— Шуму много не будет. Не успеют.
Обсудив возможные варианты, они решили, что вперед пойдет Алексей, как уже имевший некоторый опыт в подобных делах. Валентин останется на месте на тот случай, если придется прикрывать.
Алексей исчез в темноте. Время тянулось медленно. По подсчетам Валентина прошло уже минут десять, а впереди было спокойно. Ночь казалась жуткой и зловещей оттого, что где-то один на один со смертью был его друг.
Вдруг он услышал приглушенный стук, потом шум, словно кто-то бежал и падал. А через некоторое время раздались одиночные выстрелы из карабина. Что стрелял немец — Валька не сомневался, но куда и почему из карабина? Он уж готов был сам пойти вперед, как в стороне услышал тяжелый, раздраженный шепот:
— Валька! Бухаров!
— Здесь я, Леша! Здесь…
В окоп свалился живой и невредимый Сушко:
— Ты что, черт, кричу, кричу, а ты молчишь…
— Я же ответил…
— Ответил… Когда заорал, то и немцы услышали…
— Все в порядке, — улыбнулся Алексей и присел в окоп, едва переводя дыхание.
Валентин подал ему фляжку. Алексей сделал несколько больших глотков. Потом вытер рукавом рот, перевел дух.
— Удачно получилось. У самой амбразуры, оказывается, ложбинка такая, вроде корыта. Там я притаился под самым пулеметом. Ну и глушит он во время стрельбы! Аж в ушах все еще звенит… Он очередь дал, я минутку подождал, пока он задремлет. Потом как рванул — и кубарем вниз. Ганса под бок финкой, пулемет схватил и назад. Ползу, и вдруг показалось мне, что ориентировку потерял. Вот я и крикнул.
— Аккуратно обтяпал, Леша. Стрепетов узнает — орден обеспечен…
— Не в нем дело… До утра нового пулемета, наверняка, не притащут, — не то утверждая, не то спрашивая сказал Алексей.
— Вряд ли, — согласился Валентин.
Возвратившись в свой окоп, Алексей скрючился, чтобы хоть немножко прикрыть промокшую от пота и зябнувшую спину. В тылу забелелось. Ночь убывала, чуть посветлело. Алексею показалось, что он даже вздремнул.
Но вот вздрогнула земля. Лес в тылу заполыхал тысячами зарниц, взревел стальными глотками орудий, и все вокруг утонуло в сплошном грохоте разрывов. Огненные полосы снарядов «катюш» ярко прочертили багровое небо.
Не опасаясь вражеского пулеметчика, Алексей приподнялся в окопе и увидел, как по гребню высоты плясали в смертельном танце тысячи огненных фонтанов, окутанные облачками дыма и пыли. Гул разрывов все усиливался, давил на барабанные перепонки, прижимал к земле. Огненные фонтаны то исчезали с гребня, то появлялись вновь. Одно орудие, видимо дивизионной артиллерии, беспрестанно било по дзоту. Снаряды ложились точно на вершине бугра, разметывали землю, расщепляли бревна. «Молодцы артиллеристы, — подумал Алексей. — Можно было пулемет и не тащить». Несколько увесистых комьев земли долетели до окопа Алексея и больно ударили его по голове и спине. Тогда он прижался к стенке окопа, опасаясь, как бы не достало своим снарядом.
Прошло около часу. Стало совсем светло, небо за лесом разгоралось все ярче. Орудийные вспышки, отчетливо видимые раньше, теперь поблекли.
Но вот в какую-то минуту оглушительный грохот оборвался. На мгновение установилась странная, осязаемая тишина. Алексей еще не успел и воспринять ее, как в посветлевшем небе рассыпалась веером звезд красная ракета. Сигнал атаки. В то же мгновение где-то сзади и чуть справа послышался странный треск, как будто заработали сотни диковинных машин. Алексей посмотрел туда и увидел серо-зеленые стальные кирасы. Тут же услышал нарастающее, страшное «а-а-а…» Батальон шел в атаку.
Стальная лавина, перевалив через небольшую возвышенность, стремительно текла к немецким окопам.
Вася Чернышев тоже оглянулся и закричал:
— Гляди! Во сила!..
— За Родину! За Сталина! — каким-то хриплым голосом крикнул Шубин и дал очередь из автомата. И все отделение, повинуясь команде, побежало в гору.
4
После прорыва обороны немцев батальон был выведен из боя. На его долю еще оставалось немало черной работы. Зная ударную силу панцирников, командование бросало батальон туда, где обязательно надо было что-нибудь «рвать» или «штопать». Тяжелые бои сменялись стремительными маршами, марши снова боями. Скоро фигуры бойцов с серо-зелеными щитами на груди были известны чуть ли не всей армии. Там, где они появлялись, окружающие оказывали им почтительное уважение. Самим панцирникам некогда было разобраться в том, хорошо или плохо они воюют. Но если бы они могли послушать разговоры, ходившие среди бойцов, то услышали бы о своих подвигах такое, что удивило бы их самих.