Колобов, прижав к глазам бинокль, отчетливо увидел выползавшие из молодого сосняка немецкие танки с сидевшими на броне автоматчиками. Чуть позже неторопливо выкатились три штурмовых орудия. Выбрав удобную позицию, они остановились и тут же открыли прицельный огонь по траншее и доту. Пулеметы, прижимавшие залегших на снегу немцев, замолчали.

— Анисимов, живо к корректировщику. Пусть что хочет делает, но заставит замолчать самоходки! Фитюлин, бегом к доту, выясни, что там стряслось с пулеметами? Я пока тут без тебя управлюсь. И пошли кого-нибудь к минометчикам. Почему молчат? — распорядился Колобов.

На этот раз им с трудом удалось сбить с брони немецких автоматчиков и сдерживать их тремя ручными пулеметами. Танки, не снижая скорости, продолжали движение на позиции. Стрелял почему-то лишь один, крайний, на стыке между взводами Фитюлина и Козлова. Николай приказал бойцам приготовить гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Сам же расположился примерно в центре занимаемой взводом позиции, метрах в пятнадцати от бронебойщика Ромы Смешилина.

Замолкший дот не подавал признаков жизни, и командира роты все сильнее охватывало беспокойство: не могли же в самом деле одновременно выйти из строя три крупнокалиберных пулемета. А без них, Николай отчетливо это сознавал, им вряд ли удастся удержаться на этой позиции.

Гулко ударила бронебойка Смешилина, и шедший впереди других танк, резко крутанувшись на месте, остановился. «Молодец, Рома!» — подумал Николай, заметив боковым зрением, как тот с помощью второго номера быстро перезарядил ружье. И тут же под длинным стволом ПТР блеснула вспышка, что-то тяжело и медленно перелетело через траншею, упав в снег. Подбежавший Колобов увидел на дне стрелковой ячейки распростертое тело заряжающего и совершенно спокойное лицо Ромы, глядевшее на него… из раскрытой коробки с патронами.

Сжав зубы, Николай с трудом заставил себя перевести взгляд с головы Смешилина на приближающийся танк. Машинально передвинув за спину висевший на груди автомат, снял с пояса противотанковую гранату, положил ее перед собой на бруствер. В полуобвалившейся нише ячейки он заметил высовывающееся из земли горлышко бутылки с зажигательной смесью. Наклонившись за ней, зачем-то вытер испачканные глиной сапоги, потом взял бутылку и выпрямился. До танка оставалось десятка два метров. Он отчетливо видел крутой скос его вымазанного грязно-белой краской бронированного лба и лившиеся блестящими ручьями отполированные траки гусениц. Расчетливым движением отклонился немного в сторону от наползающей на него стальной громадины и кинул бутылку. Она перелетела сверкнувшим комком через башню танка, исчезла за ней.

«Промахнулся?» — обожгла мысль и он, нисколько не опасаясь вдавившихся в бруствер гусениц, кинулся было за оставленной гранатой, но тут же заметил зубчатый столб голубого огня и лаково-смоляной дым, взметнувшийся за куполом башни.

Оставив гранату, Николай отскочил за ближайший поворот траншеи и таким же расчетливым движением перекинул со спины на руку автомат. В то же мгновение он увидел, как на плоской крыше танковой башни откинулся люк и настороженно выглянула голова в черном шлеме. Колобов выждал, когда немец высунулся из люка до пояса, и срезал его короткой очередью. Танкист, вскинув руки, словно стараясь удержаться за что-то, скрылся в люке. Больше оттуда никто не вылезал.

— Лейтенант! Живой? — донесся до него голос Фитюлина, и этот голос вернул его снова в реальный грохочущий мир.

— Что с пулеметами? — хрипло спросил он.

— Прямо в бойницу прямым попаданием влепило. Пятерых наповал, а Остроухову позвоночник осколком перебило. Два МГ целые. Один я приказал вон под тем танком, что рядом с траншеей, установить. А второй под этим приспособим. Не хуже, чем в доте будет… Хрен они нас возьмут!

— Автоматчиков отбили?

— Ага… и еще один танк подожгли. Минометчиков наших тоже накрыло. Оттуда Сашка-артиллерист прибежал. Говорит, где ваш НП был, одна дырка осталась — прямое попадание. Рацию у него осколком проткнуло. Так что теперь вовсе без артиллерии воевать будем.

— Гранаты еще есть?

— Десятка полтора осталось и четыре бутылки… Фрицы, похоже, снова в лесу накапливаются.

— Ладно, держись пока. Я тебе от Козлова одно отделение переброшу. У него тихо… Ложись! — Колобов бросился на дно траншеи, увлекая за собой Фитюлина.

Горевший рядом с ними танк судорожно дернулся всем своим многотонным корпусом — взорвался боезапас.

— Появится Анисимов, пусть бежит к Застежкину, я там буду, — сказал Николай, поднимаясь с земли. — Ну, ни пуха тебе…

Прихватив по дороге предусмотрительно оставленный резерв, Колобов появился на позициях Застежкина, когда его взвод из последних сил отбивал атаку автоматчиков. Еще два вражеских танка горели теперь между изгибом узкоколейки и полуразрушенной траншеей. Прохор с «дегтярем» в руках перебегал от ячейки к ячейке, помогал бойцам отбиваться от наседавших гитлеровцев. Приведенный Колобовым резерв решил исход атаки. Немцы опять откатились за огородное поле.

— Где замполит? — спросил Николай у тяжело дышавшего Застежкина.

Тот кивнул головой в сторону горевшего немецкого танка.

— Там он… под танком. — И, видя, что командир роты продолжает глядеть на него, пояснил, с трудом подбирая слова: — Лейтенанта еще раз в плечо ранило. Я его возле пулеметчика в траншее оставил. А он гранатами себя обвязал и пополз навстречу танкам. Потом, глядим, жахнуло под одним. А от замполита только след остался, как полз…

Николай хотел что-то сказать, но в этот момент на западе под пеленой бурого дыма взвились в воздух две зеленые ракеты, а затем, через короткий интервал, две красные. И тут же грохот орудийной канонады сменился треском пулеметно-автоматных очередей и раскатистым далеким «ура».

— Полк пошел в наступление, — радостно закричал Колобов. — Ты командуй здесь. Держись до последнего, а я — к Попову. Немцы сейчас на него полезут. Слышишь, Прохор? На самый крайний случай, отходить к лазарету и там уже ни на шаг. Ясно?

— Не сомневайтесь, товарищ лейтенант. Зубами в траншею уцепимся… Только бы наши быстрее подошли.

«Да, хорошо, если бы они успели, но навряд ли», — подумал Николай, торопливо пробираясь к позиции Попова.

В полукилометре на запад от роты шел танковый бой. Тяжелые и неповоротливые, казалось бы, машины то медленно, то стремительно передвигались по заросшему бурьяном и заметенному снегом пустырю. Они то расходились в разные стороны, и тогда учащались гулкие и отрывистые удары танковых пушек, то сужались, и тогда слышен был глухой металлический звон и скрежет.

Бойцы взвода Попова били с дальней дистанции по отступавшему противнику из «максима» и трех «Дегтяревых».

— Мы уже нашему полку помогаем, товарищ лейтенант! — оживленно доложил Попов. — Вон фрицам к своим же позициям ползком, паразитам, пробираться приходится.

— Прикажи прекратить стрельбу, — распорядился Николай. — Сколько перед тобой живой силы противника, хотя бы приблизительно, знаешь?

— Трудно сказать. Вчера их вроде не очень много мимо нас прошло. А за ночь, бес их знает, сколько там накопилось.

— А ты патроны жжешь попусту с такого расстояния. А еще старшина. Сам же командиров взводов всегда упрекаешь за расточительство.

— Так трудно ж удержаться, товарищ комроты, — смутился Попов.

— Удерживайся. Пригодятся тебе еще патроны. — Вспомнив, что ни разу еще за этот день не курил, Николай торопливо сворачивал цигарку. — Пока выдели с десяток бойцов, пусть окопаются на случай, если придется держать оборону на обе стороны.

— А с какой стороны их ждать, товарищ лейтенант? — сразу посерьезнел Попов. — От Застежкина или от Фитюлина?

— Не знаю. Жмут немцы и с юга, и с севера. Пока время есть, подготовься…

— Товарищ лейтенант! — в траншею спрыгнул запыхавшийся связной от Застежкина. — Фрицы опять с танками на нас поперли. Взводный прислал сказать, что у нас гранаты на исходе и патронов от силы на полчаса осталось.