Николай ощущал, как боль в груди постепенно вытесняется леденящим холодом, который поднимался от ног все выше и выше. Он вдруг ясно увидел свою Катюшу с дочурками. Она чему-то улыбалась и что-то говорила, но он никак не мог разобрать, что именно. И тогда Николай мысленно стал прощаться с ними и просить прощения за то, что оставляет одних, так и не дав им счастья. Потом образ жены стал куда-то удаляться и, наконец, исчез в кромешном черном мраке…

День уже подходил к концу, когда Славка Фитюлин сумел уговорить какого-то лейтенанта взять его с собой на левый берег Невы. Лейтенант с тремя бойцами грузил в лодку ящики с патронами, гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

— Ладно, возьму, — согласился он. — Помогай грузиться.

Потом Славка сел за весла. Пока плыли в задымленной дымовыми шашками зоне, все шло нормально. Однако стоило лодке выйти из нее, их тут же засекли немецкие минометчики. Мины падали спереди и сзади, справа и слева. Фитюлин, бросив пилотку на ящик с патронами, греб изо всех сил. Ему помогали бойцы, загребая саперными лопатами. Течение относило лодку вправо и противоположный берег приближался медленно.

— Греби, пехота, греби что есть мочи! — прерывистым голосом просил лейтенант.

— Да я и так стараюсь…

Один из осколков пробил лодку, и вода хлынула в нее пульсирующим фонтанчиком. Лейтенант не обратил на это внимания: до берега было уже близко. Но вторая пробоина оказалась серьезнее и сидевший рядом боец заткнул ее с помощью патрона пилоткой. Затем, схватив саперную лопатку, снова стал грести, заворачивая лодку влево, к берегу. Совсем рядом разорвалась мина, и часть выступавшего над водой борта щепками брызнула в реку. Вода потоком хлынула в искалеченную лодку.

— Семкин, садись спиной к борту! — крикнул лейтенант. — Прижмись хорошенько!

Боец бросился к пробоине и старался прижаться к ней так, чтобы полностью перекрыть хлеставшую в лодку воду. Но это ему никак не удавалось.

— Ничего, Семкин, ничего! Потерпи еще немного.

Лодка сильно врезалась в берег и Славка, подхватив на руки верхний ящик, бегом понес его под самый обрыв. Не дожидаясь конца разгрузки, он пристроился к группе морских пехотинцев, только что высадившихся на плацдарм, и побежал с ними по перепаханному снарядами и минами полю. Потом его попутчики остались в небольшой березовой рощице, где сосредоточивалась их рота, а Фитюлин побежал туда, где несколько дней назад оставил своих товарищей.

Он увидел знакомые места как раз в тот момент, когда подразделение поднялось в контратаку. Славка, забыв, что был безоружным, побежал вместе с другими по кочковатому полю навстречу вражеским автоматчикам и вместе со всеми кричал «ура». Фашисты откатились и Славка подобрал валявшийся возле убитого гитлеровца автомат.

На обратном пути к траншее он не встретил ни одного знакомого лица, а на его вопросы о штрафной роте бойцы только пожимали плечами: «Из сегодняшнего пополнения мы, друг. Утром только сюда прибыли». Наконец наткнулся на усатого сержанта, который сам остановил Фитюлина.

— Ты откуда такой небритый? Что-то я тебя в лицо не припоминаю, парень. Как фамилия?

— Фитюлин.

— Нет у нас в роте такого. Из пополнения, что ли?

— Да нет. Мы с первого дня тут, на плацдарме. Из штрафников я.

— Из штрафников? — прищурился сержант. — А что тут делаешь? Почему не со своими?

— Чего ты цепляешься ко мне, сержант! Раненого я на эвакопункт относил и заблудился малость, своих найти не могу, — схитрил Славка. — Не подскажешь, случаем, куда они подевались?

Сержант подозрительно оглядел Фитюлина с ног до головы.

— Долгонько ты, видать, раненого-то носил. Ваших еще вчера на левый фланг дивизии перебросили, к Синявинской трассе. Что-то не пойму тебя, парень. Ты мне еще в атаке в глаза бросился. Бежал с нами вроде хорошо, а сейчас путаешь что-то…

В этот момент началась наша артподготовка. В воздухе появилось звено «илов», штурмующих на бреющем полете передний край противника.

— Кажись, и мы сейчас в атаку подымемся, — определил сержант. — К ротному тебя надо бы, да ему сейчас не до тебя будет.

— Чистый я, сержант. Ты не мудри, покажи лучше, где эта Синявинская трасса находится.

Усатый посомневался немного, но времени заниматься Славкой, видно, не было и у него.

— Ладно, шут с тобой, — решился он, наконец. — Личность у тебя вроде не брехливая и в атаке ты труса не праздновал. К тому же штрафник ты, спрос с тебя особый, а я греха на душу брать не хочу. Вон туда беги, — показал он рукой на север.

Минут двадцать «молотила» наша артиллерия вражеские позиции. Но вот тягучим переворачивающим все внутри воем пронеслись огненные языки ракет гвардейских минометов. Вслед за ними в воздух взлетели сигнальные ракеты и над передним краем разнеслось, подхваченное сотнями голосов, могучее «ура».

Фитюлин хотел бы опять влиться в цепи атакующих, но встреча с усатым сержантом удержала его. Надо было как можно скорей добраться до своих. И он направился к Синявинской трассе. Вскоре вышел к указанному сержантом месту, всматривался в лица бойцов, но по-прежнему никого не узнавал.

— Послушай, отец, — обратился он к пожилому бойцу. — Тут штрафники где-то поблизости стоять должны. Не знаешь?

— А ты сам-то откуда будешь?

— Я, батя, из штаба полка иду. Командиру штрафной роты поручение передать должен.

— Они там, в штабе полка, охренели, что ли? Где ты этого командира найдешь, если и роты евойной уже вовсе нет?!

— Куда ж она подевалась? — удивился Славка.

— А никуда. Говорю ж тебе, вовсе ее нет. Тут она стояла, да полегла вся. Вон позади нас, где три подбитых танка германских стоят, видишь, двое в земле колупаются? Вот и все, что от той роты осталось. Видать, не знают, к кому им прибиться теперь… А кто ж их возьмет — штрафных-то? Нас вот на их позиции поставили…

Но Фитюлин уже не слышал разговорчивого бойца. Выбравшись из траншеи, он побежал к подбитым танкам. Напряженно всматривался и никак не мог рассмотреть — кто же эти двое, копающиеся в земле. Лишь подойдя совсем близко, узнал Рому Смешилина и Фросю — санитарку их санвзвода.

— Славка, ты? Выпустили? — обрадовался Рома, увидев подходившего к ним Фитюлина.

— Ну да, — как-то безразлично подтвердил тот. — Промурыжили трое суток и отпустили. А ты что, изо всей роты один остался?

— Нет, Громов еще уцелел. Медведева на эвакопункт понес. Того сегодня в третий раз долбануло. До того мы Застежкина туда же отнесли. Этого — в голову, без сознания был.

— Рома, хватит болтать, берись за лопату, — нетерпеливо крикнула Фрося. — И ты, Славка, помогай, отгребай землю.

— А что вы тут ищете? — поинтересовался Фитюлин.

— Командира роты старшину Колобова и Василькова тут бомбой накрыло. Фрося твердит, будто живые они.

— Чего? — Славка тут же перестал отбрасывать в сторону землю. — Чтобы я своими руками эту гниду спасал?..

— Ты что, сдурел? Чего тебе Колобов сделал?

— При чем тут Колобов? Старшина — свой мужик. Я про эту стерву Василькова. Это ж он меня к особистам направил, чуть было под «вышку», гад, не подвел…

— Тогда копай с той стороны, где Колобов лежит.

— А где это?

— Так кто же знает? Давай, не тяни резину, может, и вправду еще успеем. А с Васильковым ты потом рассчитаешься.

— Да они, если и были живые, небось, задохлись давно.

— Да копайте же вы быстрее, балаболки! — прикрикнула на них Фрося. — Живые они. Я совсем недавно стон слышала.

…Первым из-под завала извлекли Павку Василькова. Он был в сознании, но говорить не мог. Жадно глотал воздух, озираясь вокруг ничего не видящими глазами, царапал пальцами шинель на груди. Спасло его бревно, сброшенное с бруствера взрывом бомбы. Упав наклонно в траншею одним своим концом, оно прикрыло Павку от обрушившейся сверху земли, оставило небольшое свободное пространство. И этот воздушный мешок выручил Василькова.

— Где командир роты? — трясла контуженого Фрося. — Где он стоял, когда вас накрыло взрывом?