— Много из-за чего, — неоднозначно ведёт плечами Жёлтая. — Больше всего мы ругались из-за Голубой. Она потом приходила и разнимала нас.

— Ха-ха, моя мама и правда… то есть… мы действительно так близко общались?

— Конечно. Голубая упросила Белую доверить тебя нам, мы несли за тебя ответственность.

«И до сих пор несём, в общем-то».

— Кру-у-уто… то есть вы… вы как родители! Тогда для меня вы… бабушки… довольно странно об этом думать…

— Что? — непонимающе хмурится Жёлтая, из-за чего Розовая начинает махать руками:

— Н-ничего! Это мысли вслух! Я долго жил на Земле… К-как насчёт сходить к Голубой? Я бы хотел показать вам повреждённых самоцветов.

Если Розовой что-то взбрело в голову, просто так это не выбить, а у Жёлтой нет особого желания сопротивляться её затее.

— Взглянем, но быстро.

Вид какой-то отвратительной многоножки заставляет Голубую заметно вздрогнуть. Чем-то это создание напоминает радужных многоножек, которых когда-то выпустила на балу Розовая. Голубую до сих пор передёргивает от одних только воспоминаний о том, как одна из подобных тварей ползала по её лицу.

— И что это за?.. — брезгливо морщится Жёлтая. — Как это способно образовывать форму? После нашей атаки её камень должен быть треснут.

— Это… немного не так… — мнётся Розовая, потирая затылок. — Разум многоножки сломан. Я уже пытался лечить её, но не сумел удержать эффект.

— Лечить? — искренне удивляется Жёлтая. — Вряд ли подобное вообще можно вылечить, твоя затея изначально…

— Жёлтая, — мягко прерывает её Голубая, положив ладонь на плечо. — Это не то, что мы обычно делаем, но мы можем хотя бы попробовать, верно?

Этот взгляд, которым её одарила сестра, Жёлтой прекрасно знаком. Он означал что-то вроде: «Я прибегну к шантажу, если ты не согласишься сейчас же».

Прямо как в старые добрые времена.

— Хорошо, — сдержанно соглашается Жёлтая, присаживаясь около многоножки. — Я могу попробовать, но ничего не обещаю.

Слабенькие молнии буквально на кончиках пальцев плавно перетекают от неё к повреждённому самоцвету, и от усердия Алмаз чуть не высовывает язык, стараясь не переборщить и не лишить его световой формы. В последний раз она так концентрировалась, когда счищала липкую чёрную жижу с камней своих солдат на одной из многочисленных войн, но результат не заставил себя долго ждать: форма многоножки изменилась, позволяя узнать в ней Нефрит. Очень даже неплохую Нефрит.

— Вот, — гордо объявляет Жёлтая. — Как новенькая, — но повреждённая издаёт нечленораздельные звуки, мало напоминающие речь, да и форма её по-прежнему не идеальна.

— Может быть, слишком поздно…

Рядом присаживается Голубая, задумчиво осматривает Нефрит и касается своей груди, концентрируя энергию в руке.

— Нежнее, Жёлтая.

Нежнее. Сдержаннее.

Точно так же говорила Голубая более десяти тысяч лет назад, оставляя Розовую на её попечение. Жёлтая закатывает глаза.

Даже после вмешательства Голубой Нефрит ведёт себя странно: лишь паникует и никак не может успокоиться, но хотя бы говорит понятно. К ним присоединяется Розовая, коснувшись самоцвета со спины.

Несколько секунд Нефрит стоит сгорбившись, сверлит взглядом землю, а потом неуверенно приподнимает голову, глядя на Алмазов в упор, и вытягивается по струнке.

— Нефрит. Грань 413, ячейка 12, — даже не запинается, видя одновременно двух правительниц перед собой. Подобную уверенность себе позволяли только идеальные.

— Извиняюсь за то, что не смогла выполнить поручения моей Гессонит. Я и моя команда сделали всё возможное, чтобы избежать атаки, но… но вы здесь! — её зелёные глаза сверкают радостью. — Значит, это сработало! Вы отомстили за Розового Алмаза и уничтожили Розу Кварц!

Голубая убирает руку первая, практически отдёргивая её и отвернувшись. Жёлтая дёргается вслед за ней, и весь эффект, оказанный на Нефрит, бесследно исчезает.

И Розу Кварц они не уничтожили, и Розовую не вернули окончательно — подвели всех тех самоцветов, которые когда-то самоотверженно сражались за Родной мир и жертвовали своими камнями ради мести за Розовый Алмаз.

— Ох, Розовая… — Жёлтая угрюмо потирает переносицу, краем глаза смотрит на поджатые губы Голубой. — Сколько…

«…нам пришлось пережить без тебя?»

— …идеальных самоцветов нам пришлось уничтожить из-за тебя?

— Т-ш-ш, Жёлтая! — укоризненно отдёргивает её Голубая. — Она и так достаточно наказана! Быть заточённой на этой планете с подобными… созданиями…

— Эй, сделайте это снова! — Розовая перебивает их как ни в чём не бывало. — Получилось ведь, сработало!

— И как долго ты предлагаешь нам держать её в нормальном виде?

— Не знаю, вечность! Вы же это сделали, вы же и должны это исправить!

Памяти нет, а упрямство и наглость остались. Лучше бы было наоборот, но столь неожиданный напор удивляет.

— Мы могли бы сделать больше, — робко предполагает Жёлтая, — будь нас четверо.

— О нет, мы не можем позволить ей это увидеть… в последнее время с ней невозможно разговаривать…

— Кто? — требовательно спрашивает Розовая. — Кто нам нужен?!

— У тебя настолько отшибло память? Белая, конечно же, — фыркает Жёлтая, не желая продолжать этот разговор. К Белой нужно идти с чётко продуманным планом и чётко поставленным вопросом, и желательно не косячить перед этим пару сотен лет, а их только что окунули с головой в позор галактического масштаба.

— Белый Алмаз?.. — робко подаёт голос Жемчужина и тихо обращается к Розовой (снова слишком фамильярно, как кажется обоим Алмазам): — Стивен, Белый Алмаз абсолютно отличается от нас…

— Нам следует вернуться как можно скорее, — произносит Голубая, обращаясь к Жёлтой, которая тут же отвлекается на неё. — Я не хочу больше видеть эту планету…

— Мы займёмся этим немедленно, только не переживай.

— Она не такая, как они!.. — продолжает свои разъяснения Жемчуг, указывая на Алмазов. — Твоя мама единственная, кто мог заходить к ней без разрешения, только к ней было особое отношение, но это наверняка в прошлом. Ты даже представить себе не можешь, на что она способна…

— Я всего лишь хочу поговорить!

— Не думаю, что даже тебе доведётся, — печально произносит Голубая. — Она сильно поменялась за последние шесть тысяч лет. К Белой заходит только её Жемчужина, а Родной мир она не покидала целую вечность.

— Тогда нам нужно немедленно попасть в Родной мир!

— «Немедленно» — понятие очень растяжимое, Розовая! — вспыхивает Жёлтая. — Наши корабли уничтожены, и чтобы их восстановить мне понадобится!..

— Разве что, — внезапно озаряет Голубую, — здесь мог остаться твой корабль.

— Он ведь такой же огромный, как и ваши? Такую махину даже моя мама спрятать не могла!

— На самом деле… — Жемчуг нервно потирает плечо и отводит взгляд, — я-я, кажется, припоминаю, где мог остаться её корабль…

Было в Жемчужине Розовой что-то странное, какой-то подвох: Голубая никак не может уловить, какой именно. Она занимается производством Жемчугов уже не первое тысячелетие и знает их как облупленных, поэтому с уверенностью может сказать, что от этой конкретной Жемчужины исходит какая-то фальшь.

Она старается вести себя соответствующе, но недотягивает планку до положенного Жемчужине идеала; она застряла где-то посередине между хорошей Жемчуг и отвратительной.

В Розовой подобного не чувствуется: она ведёт себя наивно и необдуманно — так же, как вела себя шесть тысяч лет назад, с той лишь разницей, что тогда она знала о последствиях своих проказ, а сейчас всем своим невинным видом показывает, что не помнит правил. На фоне такой искренней Розовой Жемчужина выглядит как та, кто помнит о правилах и старается их соблюдать, но уже давно утратила нужные навыки.

Слишком неуклюже. Голубая держит свои догадки при себе, старается не мнить лишнего: чтобы выяснить причины амнезии младшей из Алмазов, нужно вернуться в Родной мир, там же можно разобраться и с Жемчужиной.