Бретт бьет его в ответ, и прежде чем Лиам понимает, что происходит, они уже оба катаются по траве, мутузя друг друга кулаками, локтями, ногами, головами и всеми другими частями человеческого тела, которые могут быть использованы для того, чтобы вызывать боль.

Лиам чувствует такое спокойствие и гармонию с миром, когда со всей силы пинает другого оборотня по лодыжке и получает в ответ жесткий тычок в ребра, из-за которого у него сбивается дыхание, потому что это всегда хороший способ закончить ночь — неоднократно ударить Бретта.

Он останавливается, только когда слышит на заднем плане голос своего лучшего друга, стоящего в нескольких шагах от него.

— Привет, я… Нолан, хватит жрать землю. Привет еще раз, я Мейсон. Как думаешь, тебя может заинтересовать секс втроем?

— Мейсон! — Лиам вскакивает на ноги. — Отвали от него, все просто уходите! Что вы вообще делаете…

— Я тоже собиралась об этом спросить.

Лиам застывает.

Мейсон и Кори такие быстрые, что они буквально исчезают, словно неожиданно стали невидимыми.

Бретт закидывает на плечо безжизненное тело Нолана и убегает, как трус, оставляя только Лиама, его мать и разрушенный цветочный горшок.

Он так обеспокоен тем, что его мать заметила печальный конец ее петуний, что он не сразу осознает тот факт, что она смотрит прямо на Тео, а потом у него перехватывает дыхание от паники.

— Мам, — пищит он, и утка никогда не чувствовала столько боли, как сейчас. Он указывает на Тео, который по-прежнему стоит рядом с ним. — Это горячая… — Он резко останавливается, осознав свою ошибку. Слава богу, что он остановился вовремя, до того, как сказал «подушка», он бы никогда не пережил смущение, если бы представил Тео своей маме как горячую подушку.

— Да, он очень милый, — соглашается она, и Лиам широко распахивает глаза, понимая, что это еще хуже. Ему следовало сказать «подушка». — Но я все-таки надеюсь, что ты хотя бы знаешь его имя.

— Подушка, — выкрикивает утка, когда Лиам открывает рот, чтобы сказать «Тео». О боже, она сейчас подумает, что он на наркотиках.

— Я Тео. — Лиам все еще задыхается, когда Тео улыбается, протягивая руку, как будто он только что пришел, чтобы забрать Лиама в приемлемое время, и он не говорил только что о сексе втроем, пока Лиам катался по траве. — Приятно познакомиться, миссис…

— О, просто зови меня Дженна, раз уж ты настолько нравишься моему сыну, что он думает, что тебя стоило представить как «горячий».

Тео смеется, искренне позабавленный, и Лиам в ужасе пялится, как он пожимает руку его маме, несмотря на то, насколько Лиам безнадежен.

— Мне очень жаль, Дженна, — продолжает он зрелым тоном, которым ни разу не воспользовался за ночь, и кладет руку на сердце с совершенно немыслимым раскаянием в глазах. А он настоящий актер. — Во всем виноват ваш сын, поверьте, я обычно ложусь спать в одиннадцать и просыпаюсь рано утром, чтобы убраться в доме и постирать, прежде чем отправиться на работу. Я очень ответственный, когда не окружаю себя теми, кто плохо на меня влияет.

Лиам недоверчиво хмурится. Неужели Тео только что намекнул его маме, что он плохая компания?

— О, я знаю, что это вина моего сына, поверь мне, я знаю. — Лиам до сих пор слишком шокирован предательством Тео, чтобы протестовать, когда мама бросает на него покорный взгляд. — Вот почему я хочу, чтобы ты был в постели через две минуты, а завтра мы получше поговорим о твоем комендантском часе. — Потом ее выражение ее лица неожиданно становится холодным и убийственным, и Лиам внутренне обделывается от страха. — И я хочу новые петунии, Лиам.

Лиам собирается найти Нолана и заставить его выплюнуть все эти цветы, один за одним.

— Тео, было очень приятно, — невероятно дружелюбно добавляет она и закрывает за собой дверь.

Теперь от Тео пахнет удовлетворением. Лиам злобно смотрит на него.

— Зачем ты только что бросил меня под автобус? — горько пыхтит он.

Тео пожимает плечами, выглядя совершенно невинно.

— Ну, ты ее сын, важнее, чтобы ей нравился я, а не ты, поскольку она в любом случае не может запретить тебе появляться в ее доме или в жизни.

— Тебе важно, чтобы ты ей нравился? — озадаченно повторяет Лиам. Потому что озадаченность лучше, чем надежда.

— Ну, — Тео рассеянно чешет нос, немного закрывая то, что он снова полностью покраснел, — если мы собираемся сделать это и встречаться все время, даже когда мы не на свидании или вместе, как мы договорились раньше, тогда да, я бы сказал, что это важно, чтобы я нравился твоей маме.

— Погодите, ребята, вы что, уже парни?

Какого хрена…

— Мейсон, я сказал тебе убраться к чертям отсюда!

— Да, да, успокойся, приятель, мы вернулись за алкогольными бутербродами.

Лиам даже не хочет знать, о чем он. Он просто ждет, пока шаги Мейсона и Кори не исчезнут вдали, а потом неожиданно осознает это.

— Ой, — выдыхает он, расширив глаза. — Верно.

Тео хмурится:

— Что?

— Он прав, — объясняет Лиам, все еще немного ошарашенный этим. Как он это упустил? — Так это называется, когда ты встречаешься с кем-то все время. Парень. Ты мой парень, горячая подушка?

Тео перестает дышать, явно удивленный. Лиам бы сейчас запаниковал, если бы не отчетливый приятный запах, щекочущий его нос.

— Ну, если разумно, то я бы сказал, что для этого еще рановато, — рассуждает Тео. — Но на самом деле я только за, если ты перестанешь звать меня горячей подушкой в пользу горячего парня.

Лиам улыбается:

— Ни за что, подушка.

Тео, кажется, очень обижен этим.

— Ты что, убрал слово «горячий», как только я согласился быть твоим парнем?

Лиам сдерживает улыбку. Как будто он когда-нибудь сможет убрать слово «горячий», пока его парень выглядит вот так.

Его парень. Боже, это так хорошо звучит.

— А теперь поцелуй меня на прощание и иди спать, через несколько часов у нас будут блинчики, — говорит Тео, когда первые солнечные лучи окрашивают кончики его волос в более светлый оттенок.

Лиам вздыхает:

— Думаю, я наказан.

— Тогда иди спать как можно быстрее, чтобы она не успела тебе это сказать, — заговорщически шепчет Тео. — Ты не наказан до тех пор, пока тебе не говорят это прямо в лицо.

— Боже, я уже тебя люблю, — выдыхает Лиам, не подумав. А потом он понимает, что он только что сказал, и его накрывает паника. О боже. В этот раз он даже не может винить утку, потому что это был его собственный голос. — Как друга, я люблю тебя как друга, — быстро добавляет он, пытаясь сделать это лучше, но моментально делая это хуже.

Тео скептически поднимает бровь и сжимает губы, чтобы спрятать улыбку.

— Ты только что зафрендзонил меня на нашем первом свидании?

— Черт, нет! — выпаливает Лиам.

Это так глупо. Зачем он должен был это сказать? Это буквально их первое свидание, конечно, он не любит-любит его, он просто запал на него, так более правильно, точно, он запал на него. Лиам запал на своего парня, что определенно имеет смысл, но как это сказать? Нельзя сказать кому-то «я упаду на тебя»*, верно? Если только это угроза? Лиам ненавидит запутываться.

— Я имею в виду… — бормочет он, пытаясь найти нужные слова, а потом решает, что слова могут пойти к черту. Лиам ненавидит слова больше всего на свете, поэтому он хватает Тео руками за воротник и притягивает его к своим губам, сцеловывая с него всю случайную френдзону. — Это, я имел в виду это, — выдыхает он в его красные, полные губы, опуская руки ему на плечи.

Тео улыбается, оставляя мягкий поцелуй на нижней губе Лиама и слегка ее облизывая.

— Мне это нравится.

Лиаму тоже это нравится, поэтому он дарит ему еще один поцелуй, в этот раз более страстный и глубокий. Он начинает теряться в нем, и ему приходится заставить себя оторваться от его влажных губ. Уже поздно, и он вообще ни капельки не устал, но пройдет всего несколько часов — несколько часов, и у них будут блинчики и еще поцелуи.

Лиам улыбается и касается руки Тео.