Ярко-голубые, полные дикой, необузданной ярости, горящие леденящей душу ненавистью и решимостью, желанием растерзать, уничтожить своего врага, посмевшего покуситься на безопасность ее семьи и дочери. Серыми они стали много позднее, когда она осознала, что опасность миновала, что все в порядке и все целы…

Ярость.

Он оказался на ногах раньше, чем мысль оформилась до конца.

Там, с Нуадой, она тоже была в ярости, что он прервал их, однако, глаза ее все равно были серыми!..

- Это все ложь, – четко, больше для себя, чем для кого-то другого, произнес Максим в пустоту комнаты с белыми эдельвейсами. – Нуады здесь нет. Это все – иллюзия!

- Тогда почему ты так быстро ей поверил, Макс?

Вампир обернулся на спокойный женский голос. И тепло улыбнулся призраку.

Вторая жена Александра Лавьера Сара Дэнверс была одной из тех немногих, кто добился доверия Максима Бессмертного. Даже особо не напрягаясь. А сейчас она стояла на том самом месте, где до этого был вход в потайной коридор. Теперь там находилось высокое зеркало в тяжелой резной раме из темного дерева.

- Ты совсем не изменилась, – подходя поближе, сказал мужчина.

- Как и ты, – улыбнулась женщина. – Хотя нет, вру, изменился. Глаза. Сердце. Ты влюбился, мой друг, уже очень давно и сильно. – Сара склонила голову к плечу, как делала при жизни, когда что-то ее озадачивало. – Тогда почему ты так легко поддался своему страху? Почему не боролся?!

- Потому что в глубине души я никогда не верил, что она сможет меня полюбить. Меня, самого древнего вампира на земле. Того, кто убил людей больше, чем вся раса вампиров вместе взятая! Зачем я ей, Сара?.. У меня руки не то что по локоть – по плечи в крови! У меня даже души нет! Зачем я ей, когда я и умереть не могу?!

Сказать это вслух оказалось намного проще, чем признаться в этом самому себе. Легче было принять свой страх как данность.

- Я ведь просто мертвец, который по злобной шутке Судьбы остался ходить по миру, создавая иллюзию жизни. Зачем я ей?.. – продолжил Максим, но его прервал смех призрака.

- А ты никогда не думал, что твоя смерть – это последнее, что ей нужно в этой жизни? – Девушка перестала смеяться так же резко, как и начала. – Вижу, что не думал. Вы с Алексом все-таки родственники: он тоже спрашивал у меня об этом. Мол, я же мертвец, из-за меня ты можешь умереть, я ведь кровососущий монстр… Твой брат законченный эгоист, им был и им останется, только если моя теска не сумеет его исправить – на что я, признаться, очень надеюсь! Не становись таким же. Не отбирай у нее радость твоего существования. Просто будь с ней: без вопросов, без самобичевания и самокопания. Последнее – исключительно женский удел.

Бессмертный взглянул на давнюю подругу и хотел обнять, но вовремя остановился, вспомнив, что она – уже давно призрак, и подобный жест может ее сильно опечалить.

- Спасибо.

- Не за что. Подойди к зеркалу. – Девушка уступила ему место, и он увидел собственное отражение в блестящей поверхности. За его спиной показался прозрачный силуэт Сары. Она осторожно возложила ему на голову ажурную диадему, которая, коснувшись черных волос мужчины, блеснула и превратилась в свой мужской вариант, но такой же золотой, с крупными сапфирами и бриллиантами. – Это Никодим когда-то изготовил для нас. Теперь она – твоя.

- Но как? Никодим был уже мертв, когда появилась ты.

- Все началось еще с Персиды, матери Александра, его рассказов о ней. И тогда Никодим изготовил пять диадем для выдающихся женщин своего клана. В них он заключил важнейшие черты характера: энергичность, стремление защищать, человечность, невозмутимость, бескорыстность и… умение в случае необходимости хладнокровно убивать. Моя диадема и диадема моей дочки долгие годы оставались не активированными, потому что в чистом виде таких черт характера не было. И только после нашей смерти короны заработали, привязав наши души к себе и этому месту, назначив нас Хранителями как цветов из Круга, так и Книги. Ты же знаешь Никодима, он так любил все эти сказки… Любил настолько, что был гением. Так я стала Хранительницей Морозного эдельвейса, и теперь передаю эту корону тебе.

- Ты сказала, что диадем пять, – насторожился Бессмертный, оборачиваясь к призраку. – Но цветов – шесть.

- Никодим никогда не одобрял убийство. Пусть даже необходимое. Поэтому для этого качества короны нет. Констанцию здесь держит другое.

- Что?

- Меньше знаешь – крепче сплю. Ступай. Наше время ограничено.

- В нашем распоряжении вечность.

- Вот и не забывай об этом! – лукаво усмехнулась Сара, шутливо отвешивая ему неощутимый пинок. – Береги себя, мой друг. И ее береги.

- Спасибо, Сара, – искренне ответил мужчина. – Я никогда тебя не забуду, ты знаешь.

- Знаю. Передавай привет Алексу, – кивнула она, грустно улыбнувшись и помахав на прощанье прозрачной ручкой.

- Передам.

И шагнул в зеркальную гладь.

Цветы шиповника внутри пустой комнаты светились изнутри, становясь похожими на новогодние гирлянды. Очень мило, красиво и – вне всяких сомнений! – атмосферно, если бы не одно НО! А именно: пустая комната.

Щелкнув ногтем по ближайшему красному цветочку, который вопреки законам логики и ботаники отозвался мелодичным звоном, Андрей Лайт вздохнул. Ему не нравилось быть здесь. Он вообще не любил кладбища. А Некрополь рода Ровеля был одним сплошным огромным кладбищем. Городом мертвых тех, кого их семья любила и безвременно потеряла.

Он думал о том, чтобы выйти, когда гробовую тишину подземелья прорезал женский крик. Мужчине хватило доли секунды, чтобы узнать его. И еще секунда ушла на то, чтобы выбить дверь, увитую розами.

То, что он увидел, заставило вечно молодого и жизнерадостного вампира застыть на месте.

Его внучка, его милая, маленькая, самая любимая внучка была прибита к стенке деревянным колом, вогнанным точно в сердце. Голова была безвольно опущена на грудь, а рыжие локоны, собранные в небрежный хвост, полностью закрывали лицо.

Подскочить к ней, вынуть кол, подхватить женское тело и… упасть на колени, потому что даже у вампиров есть предел стойкости.

Мужчина крепче прижал к себе девушку, утыкаясь носом в еще теплую шею. От осознания, от наступившей боли, горя и отчаянья не получалось даже закричать – настолько по нему ударила смерть внучки.

…Возможно, это было неправильно – выделять Ани на фоне остальных внуков, но Андрей никогда не мог вести себя иначе.

Просто увидев этот маленький, сморщенный, орущий дурным голосом сверток, он привязался к ней так, как ни к кому никогда не привязывался. Даже к отцу. Как человеческому, так и вампирскому.

Он был рядом с ней всегда: когда она впервые пошла, заговорила, научилась держать оружие и стала читать. Всегда первым приходил на помощь и редко в чем-то отказывал, хотя, возможно, порой стоило это делать. И свою любовь он всегда старался скрыть за ехидством и сарказмом, потому что не привык к кому-то проявлять столь сильное чувство.

И тем страшнее для него было известие о Бладрейне, о том, что он сделал с его маленькой Ани… Андрей Лайт тогда впервые не совладал с эмоциями, отчего все вампиры в радиусе трех десятков километров потеряли дар. Страшно, но… Ужасало другое: он так боялся не успеть ей помочь!.. Но повезло – успел, однако, Константин уже сбежал и пропал, сколько они с Дмитрием его не искали.

Посему еще приятнее через тридцать лет было видеть, как корчится в цепях тюрьмы это дьявольское отродье.

Видеть и наслаждаться зрелищем.

Теперь он четко осознавал – его единственным страхом была потеря обожаемой внучки. Наверное, поэтому он морщился, когда она объявляла о свадьбе с Нуадой. И поэтому сейчас в штыки воспринял Максима, ведь этот во всех смыслах бессмертный тоже хочет отобрать у него Анетт. И Андрей прекрасно осознавал, что с этим вампиром спорить будет не долго: слишком заметна его любовь к внучке, слишком они похожи. Они просто одинаково сильно любят ее. Только Лайт – как дед, а Максим – как мужчина…