Огромный, яркий, блестящий, кричащий, он излучал ту атмосферу непередаваемого веселья и счастья, которая бывает только в детстве. Когда нет проблем, нет ответственности и обязанностей. Когда ВСЕ и ВСЕГДА хорошо. Когда тебе нет дела до того, что подумают люди и почему они ведут себя, как свиньи. Просто обсыпал урода песком и ушел играть в другую песочницу.

В другую же жизнь попасть нельзя.

Даже при условии того, что было три часа по полудню, народу в Парке кишело тьма. Максим шел впереди, ведя меня за руку, как на поводке, и люди обтекали его, словно вода – камень. Было довольно странное ощущение.

Впервые я шла за кем-то, а не кто-то за мной. Меня прикрывали, а не я.

С Нуадой мы всегда были наравне.

Это сравнение озадачило.

- Куда ты хочешь? – спросил Максим, выводя меня из потока толпы и заглядывая в глаза.

Я растеряно покрутила головой.

- Я не знаю… Ни разу не была в таком месте.

- Даже в детстве?! – поразился Бессмертный. – Пошли наверстывать упущенное!

И потянул в сторону… Американские горки!

Стыдно признаться, но я визжала. А мужчина хохотал надо мной. И почему-то обидно не было. Вышла я оттуда охрипшая, но жутко довольная. Подобный всплеск эмоций встряхнул и… разрядил общий фон моего настроения. Стало легче. В эмоциональном плане.

- Подходите, подходите! Испытайте удачу! – кричал зазывала. – Милая девушка, не желаете попробовать?.. – обратился колобок средних лет ко мне, когда мы проходили мимо.

- Пойдем? – потянула я Максима.

- Считаешь себя везучим человеком? – ухмыльнулся он, послушно идя за мной.

- Считаю, что умею стрелять.

- Давай так. – Он отвлекся, отдал деньги и снова оказался за моей спиной, подойдя на довольно-таки близкое расстоянии. Настолько близкое, что у меня волосы на затылке шевелились от его дыхания. – Сыграем на желание. Если выиграю я – загадываю тебе. Если ты – загадываешь мне.

- А если ничья? – поинтересовалась я, пытаясь немного отодвинуться.

- То я покупаю тебе… сладкую вату, – улыбнулся гладиатор.

- Идет, – кивнула я, привычным жестом беря в руки винтовку.

Редко доводилось мне использовать так плохо пристреленное оружие. Ну, собственно, здесь же не на профессионалов рассчитано.

Раз, два…

И тут рука Максима скользнула по краю куртки. Большой палец задел участок открытой кожи. Мимолетное, быстрое, по сути – ничего не значащее движение, но сердечный ритм сбился, и я промахнулась.

Рука тут же исчезла.

Я зарычала от негодования и уже без ошибок отстреляла обойму.

Когда я обернулась с вполне справедливым намереньем намылить кое-кому шею, этот «кое-кто» делал вид, что его интересуют проходящие мимо девицы – так внимательно он прослеживал каждую глазами, избегая смотреть в мою сторону. Я закатила глаза. Ну да. Рассказывай. Ни на секунду не поверила.

Бессмертный повернулся ко мне и тут же среагировал на летящий в него предмет – винтовку – поймав ее двумя пальцами за приклад. Глянув на ошарашенного мужика, перехватил ее по-нормальному. И занял позицию.

Раз, два…

Я пошла немного дальше, рассудив, что к этому можно прибавить и месть за кухонный розыгрыш, а посему ладошка моя конкретно так пробралась под еле застегнутую куртку и сквозь ткань царапнула мужчину по прессу. Дыхание у него резко сбилось, корпус дернулся назад, и его спина прижалась к моей груди. И да – я молодец! – он тоже допустил промах.

Я тут же отошла назад.

Когда отстрелялся, развернулся с таким видом, словно из-за меня у него сорвалась золотая медаль на Олимпийских играх. Я невинно улыбнулась, сцепляя руки за спиной, мол, я такая вся маленькая и невиновная, не ругайте меня, дяденька гладиатор. А то хуже будет.

- Пошли, грозная мстительница, куплю тебе твою вату, – буркнул он, протягивая мне здоровенного медведя. И куда я с этим пылесборником?!

В итоге дядька-продавец ошалело наблюдал, как тридцатилетний на вид мужчина вручает огромную вату со вкусом вишни двадцатипятилетней девушке, а та со счастливым писком начинает ее уплетать. Когда Максим откашлялся и попытался отобрать у меня хоть чуть-чуть – под «отобрать» я подразумеваю «нагло уворовать» – я сообразила, как мы выглядим со стороны, и перестала паясничать, хотя, видит Бог, очень хотела. Иногда приятно вернуться в детство.

По уши в розовой вате мы стояли в очереди за билетами на колесо обозрения.

- А почему его называют «чертовым»? – спросила я. Всю жизнь было интересно, но спросить как-то руки не доходили.

- Много разных историй, – пожал плечами мужчина и улыбнулся, когда я протянула ему последний кусочек, чтобы разделить поровну. – Ешь. Маленьким нужно больше сладкого. – Я показала ему язык, а он со смехом продолжил: – Некоторые говорят, что по стандарту в Америке было 13 кабинок, то есть чертова дюжина, отсюда и название. Другие считают, что когда Феррис его сконструировал, то для постройки дал рабочим очень маленькие сроки. Их постоянно подгоняли, и между собой они прозвали работу «чертовой». Название прижилось. И есть еще мнение, что «Чертово колесо» – это вообще другая штука, где платформа, как тарелка, с мягкими краями, и она очень быстро вращается. Центробежная сила раскидывает всех по бокам, а удержаться можно только в середине, но там кружится голова, нарушается равновесие – и здравствуй, край. Люди вообще любят придумывать всякие легенды.

- Так это не правда? – удивилась я, прикусывая конец палочки.

- Я верю только в версию Ферриса. Колесо, кстати, везде так и называют, кроме русскоговорящих стран.

- Откуда ты это знаешь? – поинтересовалась я, смотря ему в глаза.

- Когда долго живешь, привыкаешь знать все ответы на все вопросы.

Я вылупилась на него так, словно он в одно мгновение стал Халком.

- Что? – заподозрил худшее Максим.

- Мне точно так же однажды Мастер ответил. Просто вспомнилось… – Я пожала плечами. – У вас даже интонация одинаковая была.

Бессмертный мимолетно улыбнулся и нагнулся над окошком, где сидела кассирша. Билеты были у нас, и мы пошли в сторону аттракциона, что возвышался над всем Парком развлечений. Выше него был только центральный шпиль купола цирка. Вампир шутливо ткнул меня в бок и кивнул на шатер, мол, дитятко, хочешь сходить?.. Я остановилась на секунду напротив афиши, мимо которой мы шли. Там, под ярким оком фонаря, зажжённого в наступивших сумерках, был нарисован жутко разукрашенный клоун. Содрогнувшись, замотала головой.

- Не любишь клоунов?

- Ты знаешь, есть такая старая песня… «Арлекино» называется. Про клоуна. «Я – шут, я – Арлекин, я – просто смех, Без имени и, в общем, без судьбы. Какое, право, дело вам до тех, Над кем пришли повеселиться вы?» – пропела я услышанную когда-то песню, но которая въелась в мозг на долгие годы.

- Они сами выбирают профессию. Их же никто не заставляет…

- «Все кажется – вот маску я сниму, И этот мир изменится со мной, Но слез моих не видно никому, Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой!» – Я вздохнула. – Я не могу смеяться над ними. Мне их жаль. Потому что «А мною заполняют перерыв!» И им «одна награда – смех!»

Обернувшись на мужчину, я поймала его внимательный и несколько затуманенный взгляд. Задумчивый такой. Пронзающий, я бы даже сказала. Но потом Бессмертный улыбнулся и как ни в чем не бывало потянул меня к колесу.

Простояв еще десять минут в очереди, мы дождались, пока колесо закончит круг, и на ходу вбежали в кабинку. Круг идет полчаса. Вполне хватит, чтобы успеть выпытать все тайны.

- Ну? Ты обещал мне все рассказать.

Максим хмыкнул, но послушно начал повествование:

- Ты правильно догадалась – я действительно был рабом. Как младшего сына в семье, а соответственного самого ненужного и проблемного, меня продали за долги богатому вельможе, приближенному императора. Как ты можешь догадаться – это был Прародитель Ровель.

- Сколько тебе было тогда? – немного растеряно спросила я.

- Мне было десять лет. – Максим вздохнул и отвернулся от меня, всматриваясь в сверкающий город, который проглядывался сквозь деревья. – Я помню, как он оглядел меня, вертя пальцами за подбородок, словно я вещь. Но тогда это было нормальным. И Ровель купил меня, а семья рассчиталась с долгами в скором времени, но обратно меня выкупить не захотела. Я рос в такой обстановке, где человек – человечий волк. Ты не сожрал – тебя сожрали. Учился защищаться, быть упрямым, упертым, где того требовала ситуация. И Ровель однажды подозвал меня к себе и спросил: «Хочешь ли ты навсегда остаться рабом? Или готов рискнуть всем, особенно жизнью, и заслужить свободу?» И я был готов, Ани. Поэтому в двенадцать меня отдали в школу гладиаторов. В 100-ом году до нашей эры гладиаторские бои уже были любимым и массовым зрелищем, многие мечтали попасть туда. А меня туда занесло волей судьбы и Прародителя.