– Поехали! – глядя на дядьку, скомандовал Василий.
Когда отъехали, князь, увидев реку, крикнул:
– Дядька! Смотри, река. Купнемся?
Михайло что-то прикинул:
– Только недолго. Надоть до темна до хором добраться.
Василий хлестнул коня. На берегу он его осадил и, спрыгнув на землю, сбросил одежонку и с разбега нырнул в воду. Всплыл он только на середине реки, чем напугал дядьку. Тот осторожно входил в воду, поеживаясь от ее кажущейся прохлады. Не выдержал и присел, оставив на поверхности бородатую и мохнатую голову.
Немного поплавав, Михайло вернулся на берег, не спуская глаз с резвящегося князя.
– Ребенок! Совсем дитя! – с улыбкой проговорил он.
Когда, полежав и обсохнув, они тронулись в путь, дядька сказал:
– Отсель твой дед, Димитрий Донской, пошел на татар.
– А ты тама был? – не без интереса спросил Василий.
– Был. Мне тогда всего двадцать годков было. С батей пошел. Как и три моих братца. Один я вернулся, – вздохнул Михайло.
– Расскажи, дядька, как все было.
Они поехали рядом, и дядька стал рассказывать. Тот интерес, который проявлял князь, заставлял Михайла с увлечением говорить о своей былой жизни.
– Значит, ты был у князя Серпуховского Владимира Андреича? – спрашивает Василий.
– У него. Мы-то жили в Москве на его землице. Вот с им и пошли. Я те, Василь, скажу, отчаянный был тот князь. Твойго деда звали Донским, а его Храбрым.
Незаметно, с разговорами, они добрались до столицы. Уже во дворе, спрыгнув с лошади, Василий, передавая узду Михайле, сказал:
– Давай, дядька, съездим в Серпухов. Хочу посмотреть на ту землю, где жил Владимир Андреич.
Дядька, довольный, кивнул головой.
А через несколько дней он объявил матери, что хочет ехать в Серпухов. Софья удивилась.
– Ты че там, князь, забыл?
– Хочу, матушка княгиня, посмотреть на ту землю, по которой ходил храбрый князь Владимир Андреич. Слыхивал я, че он с моим дедом крепко бивал татар. Их хан Мамай еле ноги унес, – ответил сын, но таким тоном, что мать невольно, не без радости подумала: «Взрослеет».
Но все же высказалась:
– Ето все Михайловы проделки, – недовольным голосом произнесла мать.
– Не, матушка княгиня, ето я сам хочу, – твердо ответил сын.
А наутро, чуть стало светать, Михайло, как просил великий князь, на цыпочках вошел в его опочивальню.
– Ето ты, Михайло? – полусонным голосом спросил Василий.
– Я, я, князь, пора.
– Встаю! – Василий решительно отбросил покров и вскочил босыми ногами на пол.
Натянув портки, прошлепал в угол, где висел котелок с водой. Плеснул из него себе в руку водицы и обмыл над шайкой лицо. Утиральником вытерся и, надевая рубаху, сказал:
– Михайло, я готов. Едем!
– Не-е, князь, надоть к Евдошке заглянуть. Чегой-то пожевать. Да я просил, чтоб она в дорогу чего-то приготовила.
Князь ел быстро, торопливо. Михайло понял, что внутри юноши разгорается страсть поскорее увидеть те места. И в его душе вспыхнул огонек радости. «Если он так хочет посмотреть старину, добрым князем будет».
– Я готов, – отодвигая миску с остатками каши, объявил Василий.
– Сабельку-то нацепи, – заметил Михайло, увязывая торбу.
Взвалив ее на плечо, он сунул за пояс чекан с укороченной ручкой:
– Ну, с Богом! – Михайло перекрестился и открыл дверь.
На улице, с Москвы реки, тянуло прохладой. Весь подол был окутан серым туманом. Кое-где местами добирался и до посада, по которому под собачий лай им приходилось ехать. Вскоре лай стих, и их окружил суровый, молчаливый лес. Дорога стала сумрачной. Василий поежился от прохлады. «Эх, дурень! Не взял куцайку, – пожалел он. – Странный етот Михайло, – подумал князь, когда тот набросил ему на плечи кафтан, – не успел я помыслить, как он понял, че я хочу».
Откормленные, застоявшиеся лошади шли бодрым аллюром.
К обеду, когда солнце поднялось над головой, а конская шкура покрылась темными пятнами от пота, Михайло, приостановив своего коня, завертел головой.
– Ты че? – спросил Василий, недоуменно поглядывая на дядьку.
– Кони притомились, – ответил он, – да и у меня в пузе совсем пусто, того и гляди к хребтине присохнет, – не без смешка сказал дядька.
Выбрал он веселую, заросшую разными травами поляну, которую рассекала небольшая журчащая речушка. Михайло ловко, несмотря на глубокий возраст, спрыгнул с лошади. Снял притороченные к седлу мешки. Разнуздал коня. Глядя на него, это проделал и Василий. Стреножив лошадей, они пустили их пастись. Михайло подошел к речушке, встал на колени и стал пить. Напившись, омыл лицо, вытер его подолом рубахи.
– Фу-у, – выдохнул он, – хорошо-то как, господи!
Потом, что-то заметив, он быстро разделся и полез в воду. Через какое-то время раздался его радостный голос:
– Василий! Лови! – И выбросил увесистого налима, выдернув его из-под камня.
Рыбина, шлепнувшись на землю, какое-то время лежала неподвижно. Затем вдруг так резво подскочила вверх, причем в сторону речушки, что еще мгновение, и она оказалась бы в спасительной воде. Василий, не раздумывая, метнулся к ней, в полете напоминая хищника, распростертого над своей жертвой. Схватив налима обеими руками, он не смог его удержать. Тот, скользкий, будто смазанный салом, выскользнул из его рук. Василий вновь настиг его у самой кромки воды.
– Ты хребтину, хребтину ему ломай, – орет дядька, – а то уйдет!
Легко сказать – ломай. А он скользкий, не удержать. Ногой Василию удалось отбросить его от берега. Схватив на берегу гальку, он раздробил рыбине голову.
Не успел Василий справиться с первой рыбиной, как Михайло выбрасывает на берег второго налима. С ним князь поступил проще. Сразу ударил его по голове. А потом полез в реку.
– Дядька, покажи, как ты ловишь.
Пришлось старому учить князя. Какова было неописуемая радость Василия, когда он вытащил за жабры рыбину в треть его роста.
– Вот ето добыча! – радостно заорал Михайло.
Потом они хлебали наваристую уху. Вкус придавала речушка, запах нескошенных трав, далекий шум леса.
– Красотища! – орет Василий, уплетая кусок рыбины.
Насытившись, они подремали на бережку под шумок речушки. Разбудили кони, пришедшие на водопой.
– Василий, пора! – потряс он князя за плечо.
Полдороги Василий рассказывал улыбающемуся дядьке, как он нащупал рыбину, осторожно, чтобы не вспугнуть, вел по ней пальцами до самой головы, как ловко вцепился в жабры.
Незаметно подобрался вечер.
– Че, – кивая на какое-то озерко, сказал Михайло, – здесь и заночуем.
Стреножив коней, Михайло пошел собирать дрова, чтобы их хватило на ночь. Дядька спал чутко. Старый воин не мог забыть этой привычки. Если есть опасность в походе, сон сам бежал от него. Проснулся он в середине ночи. Костер прогорел, и он бросил в него несколько заготовленных кряжей. Посмотрел на князя. Ночная прохлада заставила юношу сжаться в клубок. Дядька набросил полушубок на Василия. А утром, когда начало светать, поднялся такой птичий гомон, по всей видимости, они торопились рассказать друг другу о своих снах, что спать было невозможно. Проснулся и Василий. Пригревшись под шубейкой, ему не очень хотелось вылезать наружу.
Заметив, что Василий не спит, Михайло отеческим тоном сказал:
– Сынок, поднимайся. Ловим коней – и в путь, а то запоздаем и ночью придется хозяев поднимать.
Чем хорош был Василий, все же негу он не любил. После таких слов князь решительно отбросил шубейку, разделся донага и бултыхнулся в озеро. Когда выскочил на берег, от утренней прохлады его кожа стала походить на гусиную.
– Держи. – И Михайло бросил ему тряпицу.
Василий обтерся, облачился в одежду, набросил кафтан на плечи, и тело вдруг вспыхнуло «огнем».
– Може, перекусим? – спросил он неуверенно.
– Давай! – И Михайло из торбы достал вяленое мясо, сало, краюху хлеба.
Быстро пожевав, они тронулись в путь.
К обеду они добрались до Серпухова. О том, что подъезжают к городу, объявил Михайло.