Современный писатель-историк Юрий Дмитриевич Торубаров родился в городе Барабинске Новосибирской области в семье железнодорожников. По долгу службы семья Юрия часто переезжала с места на место. Из Барабинска перебрались в Новосибирск, потом отца перевели под Кемерово работать на крупнейшем местном железнодорожном узле Топки. Здесь, в Топках, его семью и застала война. Отец вскоре ушел на фронт. Воевал он в железнодорожных частях, держал в рабочем состоянии один из участков Дороги жизни для осажденного Ленинграда.

В Топках Юрий пошел в школу. Мальчик много читал, любимым его уроком стала история. Но своим увлечением Торубаров обязан не столько книгам, сколько преподавателю истории Е.И. Гакову. Это был настоящий энтузиаст своего дела, на его уроках никогда не было скучно. Всем своим ученикам Гаков сумел привить глубокую любовь к родной земле, к прошлому нашего Отечества.

После окончания средней школы Юрий планировал поступить в Московский историко-архивный институт, но обстоятельства сложились так, что ехать далеко не пришлось, Торубаров поступил в Кемеровский горный институт. Получив диплом горного инженера, был направлен в шахтерский город Междуреченск, недавно образованный на юге Кузбасса. Здесь молодой специалист прошел весь трудовой путь горняка – от должности горного мастера в шахте до начальника большого угольного участка.

Карьера стремительно шла в гору, но тяга к истории не пропадала. Оказавшись по долгу службы в Калуге, Торубаров случайно увидел местную карту, где на юге области заметил одно до боли знакомое название – Козельск. И тотчас в памяти всплыл давний урок истории, где Ефим Игнатьевич Гаков весьма эмоционально рассказывал о подвиге жителей этого города. «Еще тогда, в школе, – вспоминает писатель, – для меня Козельск стал иметь какое-то особое значение. Возникло непреодолимое желание побывать на этом героическом клочке нашей земли. Я задержался и на следующий день поехал туда. Трудно передать, какой душевный трепет вызвала во мне короткая надпись на въезде в город: Козельск. Я даже не верил, что попал сюда. Пока я гулял по его улицам, в моей голове созревал план первого романа. Вернувшись к себе, в Сибирь, я засел писать этот роман. Я еще не раз побывал в Козельске, посещал библиотеки, собирал материал».

Роман был закончен в 1991 году и принят Воениздатом. Но тут завертелось неумолимое колесо истории. Полным ходом шла приватизация, а публикация все оттягивалась и затягивалась, пока наконец, после ряда внутренних споров и разбирательств, пока это издательство не перестало существовать. Узнав об этом, писатель слегка отчаялся, но решил попробовать предложить рукопись в другое издательство. Своей несомненной удачей Юрий Торубаров считает встречу с Д.С. Федотовым, редактором издательства «Вече». Роман был принят к публикации и в 2007 году увидел свет. Доброжелательное и чуткое отношение опытного редактора буквально окрылило писателя, и он снова взялся за перо. Вслед за романом о героической судьбе Козельска последовало продолжение – «Месть Аскольда», события которого развиваются после захвата Козельска татаро-монголами. Некоторым защитникам города все же удалось спастись и укрыться в непроходимых лесах. Аскольд, сын погибшего воеводы Сечи, начинает жестокую партизанскую войну…

Писатель потратил два года на написание этого романа. Но история борьбы русичей против Золотой Орды не отпускала. Еще через год вышел третий роман, посвященный этой теме, – «Таинственный двойник», книга, которую сам писатель на сегодняшний день считает лучшей в своем творчестве. В поисках материала для своих произведений Торубаров много путешествует – Великий Новгород, Суздаль, Можайск, посещает церкви, монастыри, музеи, местные библиотеки. Результатом этих поездок и визитов стали два совершенно новых, не похожих на предыдущие, романа – «Иван Калита» и «Офицерская честь». Первый повествует о «собирателе земель русских» Иване I, действие второго происходит во времена Наполеона Бонапарта. Юрий Торубаров продолжает активно работать. В ближайших планах писателя книга об Иване III и публикация трех уже готовых романов о Василии Донском – сыне князя Димитрия, Симеоне Гордом – сыне Ивана Калиты и о далеких предках будущей династии Романовых.

Везут! Везут!

Это слово волной побежало от края толпы, набирая с каждым саженем силу. Достигнув помоста, оно встряхнуло его так, что стоявший на нем палач пошатнулся и, схватившись обеими руками за топорище, еще сильнее вогнал его в колоду. Из переулка выехала подвода. На ней сидели, спина к спине, четверо повязанных мужиков. Все они выглядели довольно изможденно. Печальную картину добавляла их изодранная, выцветшая одежонка, из дыр которой были видны выступающие ребра.

– Смотри, каки худы! – не то чему-то радуясь, не то сочувствуя, произнес какой-то мужик с кнутом в руках.

Видать, приехал из ближайшей деревеньки и, захваченный толпой, решил посмотреть на это кровавое зрелище.

– На воде, да на куске хлеба не больно разжиреешь, – со знанием дела ответил ему моложавый старикан.

Но, что бы ни говорили, все, кто мог, с какой-то жадностью смотрели на них. А в их головах была одна мысль: через какое-то мгновение оборвется их жизнь. Как, должно быть, страшно ощущать так свой конец.

Один из них мертвыми, невидящими, безразличными глазами смотрел на толпу. Сразу было видно, что он давно привык к такому исходу своей жизни и где-то в густых «трущобах» блуждали его мысли. Другой сидел, склонив голову, зверем глядя на толпу. Его черные нечесаные космы прикрывали загоревшее, обросшее лицо. Он иногда встряхивал головой, и тогда толпа видела его ненавистный сверлящий взор.

– Ууу, бандюга! – раздавались гневные голоса, – попил он нашей кровушки, аспид.

– Он и щас готов, как зверь, бросится на человека, – заметила какая-то баба в ярком платке.

– Ниче, щас успокоють, – молвил тот же мужичонка, показывая на здоровенного ката.

Палач был во всем черном, с черным же колпаком на голове и маской на лице, из-под которой выбивалась рыжая борода.

Третий вопил:

– Не виновен, братцы! Заступитесь! – Слезы текли по его худому, с впалыми щеками, лицу.

– Все вы не виновны! А сами, чай, сколь душ погубили, – не успокаивается мужичонка.

А последний из них глядел на голубое чистое небо прощальным взглядом.

– Ишь тыть, – говорит баба в ярком платке, – глядить последний разок. Поди, сердце-то сжиматся. Жаль покидать сей мир.

– Раньше надо было жалеть, – молвит мужичонка. – Глядите, еще везут.

Толпа, как по команде, поворачивает головы в сторону переулка. Да, оттуда выехала вторая телега. На ней два человека. Молодой, здоровый парень. Он сидел передом к толпе. Темно-каштановые волосы ниспадали до самых широких плеч, открывая красивое, волевое лицо.

– Ух ты! – восклицает баба в платке. – Красавец-то какой. И такого губят! – Она всхлипнула.

Другая бабенка, стоявшая рядом, крикнула:

– Свободу молодому!

Один верховой из сопровождавшей стражи погрозил ей плетью и пояснил:

– Он убивец!

– Ей, дорогу! – орал сотский, ехавший впереди, махая угрожающе плетью.

Подъехав к помосту, стража оттеснила толпу подальше. Двое из них, здоровых воинов, слезли с коней и подошли к первой телеге. Развязав ему ноги, они подхватили его под мышки и поволокли наверх. Там ждали их уже двое: кат и незамеченный никем худенький дьячок, державший под мышкой скатанный в трубку приговор. Он постоянно как-то машинально забрасывал свои длинные редкие волосы на плечо. Но ветер, паскуда, все время сдувал их с его продолговатого черепа.

Когда преступника воины подтащили к колоде, дьячок развернул бумагу и начал быстро читать визгливым голосом:

– «По приговору кня…».

Дальше его голос утонул в реве толпы: