— Нет! — это уже вскрикиваю я. Под портретом Лестера появляется число двенадцать. Двенадцать! Это просто немыслимо: на моей памяти еще никто не заслуживал максимальный балл. Катон, чертыхаясь садится обратно.

— У нас есть победитель! — весело объявляет ведущий. — Дистрикт-1 получает специальный приз от распорядителей. Леди и джентльмены, вот мы и заканчиваем курс передач, посвященных началу 1-х Тюремных голодных игр. Но впереди вас ожидает самое интересное! Напоминаю, стартуют Игры завтра, в десять часов дня. Не пропустите это грандиозное событие. Счастливых вам Голодный игр! — Звучит гимн, и передача заканчивается.

Я в шоке смотрю на темный экран. Что же такое могут дать распорядители? Оружие? Еду? А может Лестера и Лилит раньше запустят на арену?

— Ну и ладно, не беда, — говорит Катон спокойным голосом. — Значит начнем как обычно, не страшно.

— Угу, — бормочу я.

— Не переживай, — он слегка сжимает мое запястье, но тут же убирает руку. — Тебе надо отдохнуть.

— Так и сделаю, до завтра.

Все было так хорошо и вот на тебе. Я прекрасно понимаю, что хоть и являюсь одним из фаворитов, на деле я ничуть не лучше остальных. Мое преимущество заключается лишь в том, что я не понаслышке знаю, что такое Голодные игры, но на этом все. Все остальные являются опытными бойцами, как и я и каждый хорош в своем деле.

Тревожные мысли то и дело появляются в моей голове, и я не могу от них отвлечься. Через пару часов скитаний по комнате, я выхожу в зал. Катона нет, и я прошу безгласого достать мне хотя бы одну сигарету. Я не курила с тех пор как приехала в Капитолий, но сейчас мне это явно необходимо. Безгласый бросает взгляд на церберов, потом кивает мне и достает из одного из множества шкафчиков целую пачку и зажигалку. Моей радости нет предела. Возвратившись в комнату, я устраиваюсь в кресле и закуриваю. Выкурив подряд три сигареты, я чувствую, что нервы потихоньку пришли в себя.

— Это просто Игры, Мирта, ничего больше, — говорю я себе под нос. — А ты профи и знаешь, как себя на них вести. Все будет хорошо.

Ближе к одиннадцати вечера я ложусь спать, но сна ни в одном глазу. Ворочаюсь с бока на бок и дико злюсь на себя. Мне надо выспаться, чтобы быть в форме. Бросаю взгляд на часы: час ночи. Я встаю и выхожу на балкон. Весь город спит в предвкушении завтрашнего дня. Капитолийцам надо хорошенько выспаться, чтобы успеть к такому раннему началу. Постояв сколько-то на свежем воздухе, я возвращаюсь в комнату и подхожу к двери. Прислушиваюсь, тишина. Вздыхаю, возвращаюсь на кровать.

Кто-то идет. Я поворачиваю голову как раз в тот момент, когда дверь моей комнаты открывается. В комнату тихонько заходит Катон в пижамных штанах и майке.

— Ты почему не спишь? — спрашиваю я.

— Я-то ладно, а вот ты почему? — кроет он и садится рядом. Принюхавшись, он добавляет. — Ты что курила?

— Ну да, а что такого? Надо же мне как-то нервы успокаивать, — сажусь рядом с ним, поджав под себя ноги.

— Нервничаешь?

— Да. Причем очень сильно, — хриплым голосом говорю я. — Потому что не знаю, что будет впереди. Какие союзы будут заключены, как будут вести себя остальные. Раньше все было предельно ясно: ты профи, убивай всех и постарайся, чтобы не убили тебя.

Катон на это не отвечает, только берет меня за руку. Ладонь у него холодная. Я поднимаю на него глаза: он смотрит отрешенным взглядом в одну точку, слегка нахмурив брови. Я невольно залюбовалась.

— О чем задумался?

Вместо ответа он поворачивается ко мне и ни слова не говоря целует в губы. От неожиданности, я пытаюсь отпрянуть назад. Поза у меня неудобная, поэтому, чтобы не завалиться я хватаюсь за плечи Катона. Кажется, ему только это и нужно было. Он подминает меня под себя. Поцелуй становится более страстным и жарким, и я уже не в силах сопротивляться. Я зарываюсь пальцами в его волосы. Мне уже неважно, что со мной случится и что будет ждать меня в будущем. Здравый смысл еще предпринимает попытку остановить это безумие. Я едва различимо шепчу Катону в губы, что здесь везде камеры, но он отвечает, что ему плевать. Это окончательно отрывает меня от реальности и возносит куда-то выше.

Катон рукой забирается под мою футболку. Я не могу сдержать стон, когда его ладонь сжимает мою грудь. Я разрываю поцелуй, поворачиваю голову набок, чтобы хоть как-то набрать воздуха. Катон переключает на мою шею. Он покрывает ее поцелуями, слабо покусывает. От удовольствия я прикрываю глаза. На ум почему-то лезет странная ассоциация с Энобарией, которая прокусила шею своей сопернице. И тут все становится на свои места.

Мне действительно не важно, что станет со мной, но мне не все равно, что будет с Катоном. Я не имею права сейчас давать ему какую-то надежду, ведь возможно уже завтра я навсегда покину этот мир. Я распахиваю глаза.

— Катон… Стой, остановись, — я упираюсь руками ему в плечо, силясь оттолкнуть его.

— Не могу, — шепчет он. — Забей ты на эти камеры, пусть они там подыхают от зависти… Я так хочу тебя…

— Я… Нет, подожди так нельзя, — я вновь предпринимаю попытку оттолкнуть его от себя. В этот раз она успешна. Катон затуманенными глазами смотрит на меня.

— В чем дело?

— Так нельзя, Катон. Я… Пойми, я не могу… Не сейчас… Ведь уже завтра я могу умереть.

— Не говори глупостей.

— Это не глупости, — протестую я. — Я боюсь, понимаешь? Я правда боюсь, но не за себя. Я не хочу, чтобы ты страдал, когда я умру.

— И ты думаешь, что я не буду страдать, даже если мы с тобой не переспим? — Катон садится на кровать, взъерошивает волосы. — Ладно, я все понял. — Он уже собирается встать, но я его останавливаю.

— Стой, не уходи, — мой голос звучит почти жалобно. — Останься со мной. А то я боюсь не усну без тебя.

Он хмуро на меня смотрит, потом его губы трогает улыбка.

— Какая ты коварная, Дагер.

— Ну не хочешь, не надо, — ко мне возвращается моя привычная раздражительность.

— Еще чего! «Не хочешь», конечно хочу, — он по-хозяйски ныряет под одеяло. Я поправляю футболку, ложусь рядом. Катон подвигается ко мне, обнимает одной рукой.

— Не забудь меня завтра разбудить, — говорю я.

— Тебя не могут не разбудить.

***

Утром я себя чувствую не такой разбитой, как в прошлый день. Катон меня будит в семь утра. Он сообщает, что процедура остается такой же: планолет, катакомбы и собственно подъем на арену.

В положенное время я переодеваюсь в балахон, и мы вместе с Катоном и церберами поднимается на крышу. В планолете мне вводят под кожу следящее устройство, правда не в предплечье как обычно, а в район шеи.

— Надеюсь, он не даст сбой как в прошлый раз.

Катон до этого пребывавший в угрюмом настроении улыбается. Полет занимает от силы минут пятнадцать. Мне становится еще радостей, когда я вижу…

— Цинна! — я подлетаю к своему стилисту и крепко обнимаю. — Я и не думала, что ты тоже будешь здесь.

— И оставлю тебя без одежды? Ну нет, — Цинна жмет руку Катону. — Я все сделал, как договаривались.

— О чем вы? — я в недоумении смотрю на мужчин.

— О твоем костюме, — поясняет стилист. — В этот раз нам развязали руки. У каждого трибута он будет уникальным. Мы были вольны использовать любые материалы, которые соответствуют разрешенным.

Мы проходим в комнату и принимаемся за завтрак. Ем очень мало: живот сводит. Остается совсем немного времени до начала. Чищу зубы, расчесываю волосы, пытаюсь как-то абстрагироваться. После завтрака мы с Цинной уходит за ширму. Катон остается ждать.

Цинна помогает мне переодеться. Мой костюм полностью черный, без малейшего вкрапления других цветов: плотные обтягивающие штаны, сапоги до колен из мягкой кожи. Подошва прорезинена с небольшими острыми шипами. Верхняя часть состоит из нескольких слоев. Сначала тонкая водолазка, которая смотрит на мне как вторая кожа, куртка со множеством ремней и застежек и в довершении некое подобие бронежилета, закрывающее грудь, спину и плечи. Стилист протягивает мне пару кожаных перчаток без пальцев: на костяшках есть даже маленькие отделения для шипов. Вообще отделов очень много, что меня несказанно радует.