Кот трется об мои ноги, жалобно мяукая. Я беру его и выкидываю из комнаты, закрыв за собой дверь. Пусть побудет в коридоре, пока собираюсь. Смотры — достаточно муторное и скучное занятие. Учитывая, что я являюсь наставником абсолютно для всех участников, у меня нет права голоса, и мне остается лишь молча наблюдать и ждать вердикта других победителей. До сих пор не могу понять, почему ментором назначили только меня. Имея в живых девять победителей, это кажется каким-то бредом. Когда я задала этот вопрос Бруту, он ничего толком не ответил. Больше мы к этому вопросу не возвращались.
Я смотрю на себя в зеркало. Менторская черная форма мне очень идет. Вообще, черный цвет один из моих любимых. Обтягивающие штаны, кожаные сапоги до колен, куртка с кучей потайных карманов и тремя красными полосами на плече. Чем-то она похожа на форму воспитателей в приюте, только сделана из более дорогой ткани. Говорят, ее шьет для нас Дистрикт-8. Неизменным аксессуаром, дополнявшим любой мой наряд, была бандана, закрывавшая страшную рану на моей голове. Я почти никогда ее не снимаю, разве что дома.
Я цепляю поясную сумку, в которой храню самые необходимые вещи: лекарства, бутылочку воды, сигареты и карты. Прикрепляю серебряный значок ментора на грудь и выхожу из комнаты. Джефри хватает меня за сапоги, пока я спускаюсь вниз по лестнице.
— Ой, ладно! Уговорил, — я беру его на руки и пристраиваю на своем плече. — Но я оставлю тебя в кабинете. А потом отдам Магнусу.
Кот удовлетворенно мурлычет. Я выхожу из дома и иду на автобусную остановку. Академия миротворцев находится на самой окраине города, рядом с железнодорожным вокзалом. Будь у меня больше времени, я бы пошла туда пешком. Дождь уже давно прошел, на улице светит солнце. Людей стало больше, все куда-то спешат. На остановке толпится народ. Буквально через пару минут подъезжает автобус, на мое счастье, совершенно пустой. Дорога до Академии занимает пятнадцать минут. Вместе со мной выходят и все остальные пассажиры, следуя на вокзал: почти все они шахтеры.
Здание академии обнесено высокой стеной из белого камня. Пока я преодолеваю расстояние от остановки до входа, меня сопровождает полнейшая тишина. Я знаю, что за этой стеной кипит жизнь, но снаружи кажется, что там вообще ничего нет. Даже дверь можно заметить не сразу. Я выстукиваю по ней специальный сигнал. Вскоре слышу щелчок и легко толкаю толстую стену. Быстро прохожу через открывшийся проход, прекрасно зная, что буквально через минуту он закроется.
Передо мной простирается черный коридор, слабо освещенный фонарями. Я бреду по нему в полнейшей тишине, даже Джефри молчит. Коридор петляет, кажется, я сделала уже круг вокруг Академии. Наконец-то впереди я вижу миротворца в белой броне. Подойдя к нему, демонстрирую менторский значок. Он долго смотрит на него сквозь шлем. Затем кивает и открывает мне дверь.
Я выхожу на залитую солнцем огромную площадку. Она разделена на две зоны. Слева расположено трехэтажное здание приюта. На его тренировочной площадке занимаются ребятишки под присмотром воспитателей-надзирателей. Справа — учебная база миротворцев. Эти участки окружены металлическим забором с колючей проволокой, через которую проходит ток. Но площадки находятся на виду. Когда меня маленькую вели в приют, я увидела людей возле корпуса миротворцев. Они смотрели на меня с неприкрытым презрением.
Джефри соскакивает с моего плеча на дорожку из гравия. Я не переживаю: он никуда отсюда не убежит. Напротив, он мчится прямо к зданию Академии трибутов, которое находится на самом краю площадки: двухэтажное, с красивыми окнами, всюду висят знамена, флаги. Джефри останавливается возле входной двери. Толкнув ее, захожу внутрь. Уверенным шагом обхожу золотые статуи наших покровителей: бога войны Марса и богини победы Виктории. У нашего дистрикта особая любовь к уже давно канувшей Древнеримской империи. Джефри бежит по ступеням на второй этаж, я следую за ним. Кабинет Энобарии Голдинг находится в самом конце коридора. Стучусь.
— Да!
Я толкаю дверь и захожу.
— Добрый день, — закрываю за собой дверь. Энобария сидит за столом и просматривает какие-то папки. С собранными в хвост волосами и в очках она очень похожа на учителя.
— Тебе идут очки, — говорю я, присаживаясь на черный кожаный диван.
— Угу, как же, — она поднимает на меня глаза. — Опять ты его с собой взяла.
— Я оставлю его здесь. Ты не против? — спрашиваю я. Джефри садится мне на колени и мурчит.
— Главное, чтобы он не поцарапал диван. — Энобария прячет папки в шкаф. — У меня для тебя новость. Не знаю, хорошая или плохая.
Усмехаюсь.
— Заранее боюсь.
— И зря боишься, — Энобария садится рядом. — Ты, разумеется, в курсе, что Катона нет в городе, и он не приедет на Смотры. Так что ты займешь его место.
— То есть? Я же ментор. Причем для всех. Я не могу голосовать.
— Теперь можешь. Все добровольцы — твои ученики, надеюсь, любимчиков у тебя нет. Сама будешь решать, кого слить, а кому дать шанс на будущий год. Это не обсуждается, Мирта, так что не спорь. И еще: желательно в этот раз обойтись без красочных шоу.
— То есть, сразу выбрать трибутов? — интересуюсь я.
— Да.
— Ну, Энобария, это не только от меня зависит. Нас же девять.
— Верно, но ты будь в курсе, — она бросает взгляд на часы. — Пойдем. Скоро начнется. Ты же списки передала?
— Да.
— Отлично. Надзиратели сами всех приведут.
Она встает с дивана и идет к выходу. Я следую за ней. Джефри удобней устраивается на диване и совершенно забывает обо мне. Мы идем в другое крыло здания — именно там проходят Смотры. Заходим в зал, поднимаемся на смотровые трибуны, где уже собралось пять победителей. Энобария спешит с ними поздороваться, а я отхожу в сторону. Как же хочется курить… Минут через десять ко всем присоединяются Лайм и Брут. Мой бывший наставник подходит ко мне.
— Ты чего здесь стену подпираешь? Не слышала новость?
— Слышала. Но как-то…
— Идем-идем, — он берет меня под локоть и ведет к незанятому месту. Мне становится как-то неловко. Победители о чем-то весело переговариваются, смеются, не обращая на меня никакого внимания. Тем временем надзиратели готовят небольшую арену. Остается двадцать минут до начала. Нам раздают личные дела участников. Я их даже не открываю: и так все знаю. Как всегда, самым последним к нам присоединяется Магнус Стерлинг Шар.
— О, какие люди! Девушка, вы местом не ошиблись? — он смеется и протягивает мне руку для пожатия.
— Кажется, я как раз на своем месте, — улыбаюсь я и жму ему руку.
Магнус тоже улыбается, подмигивает мне и идет на свое место. Я совершенно на него не обижаюсь. Магнус, не смотря на свой возраст, очень симпатичный мужчина. Темноволосый, высокий, с красивой бородой. Уже на Играх в него влюбились почти все спонсоры женского пола и готовы были забросать подарками. Да и по сей день по нему многие сохнут.
Магнус тоже не просматривает дела будущих добровольцев. Он просто закидывает ноги на перила и со скучающим видом наблюдает за участниками Смотров. А в конце проголосует самым последним. Уж кого-кого, а его точно тяжело поразить. За почти сорок лет карьеры он на многое насмотрелся.
Звучит гонг, символизирующий начало Смотров. Я отобрала двенадцать человек: по шесть юношей и девушек. На демонстрацию своих умений им дается три минуты — все как в настоящих Голодных играх. Сразу после этого мы выставим оценки в специальный бюллетень, а в конце подведём итоги. Сначала выступают юноши. Звучит второй гонг, приглашая на арену первого претендента.
— Скукотень, — подводит итог Магнус полчаса спустя. — Хоть бы кто-нибудь выпендрился…
Среди шестерки парней трое приютских. Они сразу выделяются своей кровожадностью и жаждой победы. У остальных эта жажда менее заметна. Конечно: ведь они привыкли получать все и сразу, да по волшебству. Где-то родители помогут, где-то деньги.
Звучит третий гонг — наступает очередь девушек. Среди них только одна сирота. Признаться, мне не хотелось ее выставлять, но выбора не было: по правилам должен быть хотя бы один кандидат из приюта. На самом деле, Розали Митчел очень хорошо подготовлена. Она достаточно ловкая и сильная, по уровню физподготовки очень похожа на меня, когда я проходила Смотры. В общем, отличный экземпляр. Но вместе с тем, Розали девушка крайне наглая и стервозная. Если она пройдет отбор, нам, скорее всего, будет трудно найти общий язык. Прежде мне не было до этого дела, но что-то подсказывает, что этот год особенный. Возможно, последний в моей жизни.
