— Это Анхель, — говорит Лесли.

К пению присоединяются еще голоса. Мужчины-трибуты решили во время обеда расслабиться? Вдруг из колонок, висящих по углам столовой раздается противный скрежет. Но буквально сразу все восстанавливается и оттуда начинает звучать песня.

Поет безусловно Анхель. Его чистый, глубокий тембр невозможно ни с чем спутать. Вместе с ним исполняет песню добрая половина остальных мужчин-трибутов, даже безголосый Джерри подпевает. Я настолько шокирована, что не сразу разбираю текст. В песне поется о Капитолии, дистриктах, президенте Сноу. Но это не дифирамбы, а самое откровенное обличение «гнилого деспотичного строя». Песня кажется простой и шутливый, но даже самый глупый капитолией поймет, что к чему. У меня стынет кровь в жилах — за такое же могут расстрелять на месте! Церберы, охраняющие нас, по команде поднимают оружие и расстреливаю колонки.

— Казенное имущество портите! — кричит Лесли, вскакивая с места, однако церберы ее не слушают.

Убрав оружие, они быстро подходят к нам и довольно грубо поднимаю со своих мест. Нас как можно скорей пытаются увести прочь. Покидая столовую, я слышу, как во второй ее части раздается стрельба и крики.

Церберы хаотично разбирают нас по одному и торопливо разводят по нашим апартаментам. Открыв дверь, охранник заталкивает меня вовнутрь. Я почему-то ожидаю, что мне в голову прилетит пуля, но этого не происходит: цербер просто закрывает за собой дверь. В гостиной очень тихо. Я сажусь на диван, все еще пребывая в шоке.

Как Анхелю вообще пришла в голову такая глупая и безрассудная идея? И как ее могли поддержать все остальные? А что если их всех расстреляли и в Играх будут участвовать только женщины? Вопросы один за одним возникают у меня в голове. Я чувствую неприкрытую тревогу. Я безусловно осуждаю Анхеля за такую выходку, ведь скорей всего это ему здорово аукнется, но в то же время не могу не признать, что это было очень смело. Обличить президента прямо в его родном Капитолии — это сильно. Может Анхеля посадили в тюрьму как раз за подобные идейные песни? Что же ему могло не понравиться в Дистрикте-2? Ведь это один из самых богатых дистриктов в Панеме. Мы получаем хорошую поддержку от Капитолия, потому что сами предоставляем ему защиту. Но Анхель наверняка смотрел глубже.

Проходит час, тренировка сегодня вряд ли продолжится. На всякий случай оставляю на себе тренировочный костюм и включаю телевизор: вдруг расскажут о случившемся инциденте. Но этого, естественно, не происходит.

Только ближе к вечеру возвращается Катон. Вид у него обеспокоенный.

— Слава Богам, я думал с тобой что-то случилось. Идем ко мне.

Мы закрываемся у него в комнате.

— Со мной все в порядке, — говорю я. — А что с Анхелем и остальными? Ты знаешь, что произошло?

— Нет, нам самим сказали об этом недавно, — Катон достает из бара бутылку со спиртным.

— Он жив? — спрашиваю я.

— Да, думаю да.

Парень наливает стакан и залпом осушает его.

— Сейчас соберусь с мыслями и все тебе расскажу.

Я сажусь на кровать и терпеливо жду, когда он продолжил. Катон наливает еще стакан и начинает говорить.

— Начну с новостей касательно Игр. Завтра во второй половине дня у вас состоятся смотры, ну то есть индивидуальные показы. Нужно будет продемонстрировать свои умения. Эмерсон намекнул, что это очень важно, так что постарайся показать себя во всей красе. Далее — и это плохая новость — из-за инцидента, устроенного этим идиотом Анхелем у вас отменили второй день тренировок, так что завтра первая половина дня свободна.

— Ну и ладно, я все равно там ничего толком не делаю, — говорю я.

— Хорошая новость: я и Плутарх договорились с Бити и Вайресс — Третьи на вашей стороне. Они понимают весь риск и очень надеются на длительный союз. Что еще… ах, да. Я расспросил Плутарха о Россе.

— Ну и? — я поджимаю под себя ноги. — Он тебе рассказал что-нибудь интересное?

— О да. Начну издалека. Анхель Росс воспитывался в многодетной семье и был самым младшим из четырех детей. Его мать была скульптором, а отец каменотесом. Но денег на четверых детей все равно не хватало, поэтому надо было как-то подрабатывать. Его мать стала неофициально петь в дешевых кабаках. Так вот, неизвестно в какой момент, но ее репертуар стал пополняться достаточно провокационными песнями. Вскоре к этому творчеству присоединились отец Анхеля и старшие дети. Песни на первый взгляд обычные на самом деле таили скрытый смысл. Дело был в порядке слов, я не вдавался в подробности, как именно это работает.

Конец всему наступил, когда Анхелю исполнилось семь. Его родные при поддержке еще каких-то людей написали песню и сделали клип по ней. Он был посвящен приюту при Академии. В клипе снималась дочка, которая показала, что путь воспитанника отнюдь не так прекрасен, как все думают. Тяжелые условия, сложный отбор, а если ты не прошел — то каторжные работы в горах или стройках. И даже если ты прошел дальше, то не факт, что ты выживешь. Клим показывал, что вся жизнь воспитанников циклична. Это стало последней каплей. В квартире организовали обыск и нашли еще кучу опасного материала… Семью расстреляли на площади на глазах Анхеля.

Катон делает паузу. Я молча жду продолжения.

— Его стала воспитывать бабушка. Традицию родителей он не стал поддерживать. Но когда не получилось с Академией, он стал петь, как и его мать. Многие знали, что он сын предателей и поэтому его нигде не принимали. Но все-таки он пробился. Потому что у него был очень приятный голос и красивая внешность. До поры до времени все было нормально.

— Он тоже допелся?

— И да, и нет. Он, как и его родные стал писать песни со скрытым посланием. Его приглашали петь даже на радио. Но песенка — прости за каламбур — была спета. Его арестовали и посадили. Сдала его родная бабка. Возможно, если бы ни она, он был бы на свободе еще сколько-то, а может быть и до сих пор.

— Почему его не расстреляли, как всю семью?

— Плутарх сказал, что не знает. Росс ему на эту тему ничего не сказал.

— Что-то слабо тянет на пожизненное заключение, — подвожу я итог.

— Я Плутарху сказал тоже самое. Он предположил, что Анхель рассказал далеко не все.

— Наверняка в дистриктах полно подобных певцов и их наверняка казнят на месте, — говорю я.

— Я выяснил кое-что еще, — говорит Катон. — Я узнал об этом давно, не мог дождаться подходящего момента тебе все рассказать. Это касается преступления, за которое тебя посадили.

Усмехаюсь.

— Да что там выяснять, все и так было понятно.

— Правда? А тебя не смутило, что это убийство было грязным? Не в твоем стиле.

— Ты думаешь, если человека довести до белого каления, он будет следить за стилем? — я качаю головой. — Вряд ли.

— И все же, когда тебя посадили, я решил во всем подробней разобраться, — говорит Катон. — Ну не смог я поверить, что ты способна на такое убийство. Оно лишено изюменки, красоты. После суда я встретился с доктором Кастом. Я хотел выяснить правда ли то, что он говорил на судье. Про твою невменяемость. Так вот он сказал, что скорей всего ты действительно была не в себе, но причиной не являются слова девчонки. Ты не могла так резко сорваться с цепи. Каст сказал, что проверит одну теорию и свяжется со мной, если она подтвердится. Через неделю он мне позвонил и попросил о личной встрече.

На встрече, он рассказал мне, что провел анализ того препарата, который он тебе выписывал. Так вот в этих таблетках содержалось вещество, очень похожее по своим свойствам на морфлинг. Оно также вызывает привыкание, но действует по-другому. В малых дозах оно вызывает головные боли. Пациент пьет эти таблетки, чтобы ее притупить, но сам не замечает, как постепенно подсаживаешься на них. При частом употреблении они вызывают изменения в психике, которые меняюсь сознание. Каст мне сказал, что не знал об этом свойстве.

— Но он же сам мне их выписал, — протестую я.

— Этот препарат ему присылали, он сам его не покупал. Ты же их принимала чуть ли не с первого дня?