Катон встает рядом со мной.

— Прости меня. Я просто хотел тебя как-то взбодрить. Лучше бы не пытался.

— Ты, конечно, нашел время говорить комплименты.

— Опять нам не удается нормально провести время. То Игры, то слежка, то… это.

— Еще будет время. Ведь будет? — с надеждой спрашиваю я.

— Обязательно, — твердо говорит он, проводя большим пальцем по моему браслету.

Тут я вспоминаю. Шепчу ему на ухо:

— Я тебя не выдала. Если что, вали все на меня.

— Не волнуйся за меня, я выкручусь.

— Плутарх Хевенсби точно в курсе всех дел. Если он будет с тобой говорить, будь осторожен. В случае чего, скажи, что я тебя соблазнила и поэтому ты со мной поделился информацией, — серьезным тоном говорю я. Катон улыбается.

— Ведь это почти не ложь.

Шутник нашелся.

— Ты покраснела, — с улыбкой произносит он.

— Это из-за слез.

— Ну да, ну да.

Мы оба смеемся. Заходит миротворец.

— Время, — строго говорит он.

Катон крепко обнимает меня.

— Помни о том, что я сказал, — быстро целует меня в щеку и следует за миротворцем. В дверях Катон чуть задерживается и быстро подмигивает мне.

Я подхожу к окну, пытаюсь переварить происходящее. Что ж, в тюрьму, так в тюрьму. Да, там убивают людей, но они сами виноваты. А меня убить не так-то просто. Может, там хоть кто-нибудь слышал обо мне, и это даст какое-то преимущество. Это немного успокаивает. Через минуту ко мне приходят конвоиры, выводят из здания к бронированной машине. Мне не объясняют, куда мы направляемся.

Едем долго, мотор шумит так, что я даже не могу понять, в городе мы или выехали куда-то за его пределы. Наконец, машина останавливается, и мне приказывают выйти. Передо мной пустырь, на котором расположился планолет, каких я еще не видела. Кажется, это самое бронированное средство для перевозки заключенных в мире. Он намного больше стандартных планолетов, полностью белый, иллюминаторов нет. На нем изображена огромная черная скалящаяся волчья голова.

Вместе с миротворцами подходим к нему поближе. Когда мы приближаемся, замечаю на асфальте белую полосу. Мы останавливаемся ровно перед ней. В этот момент планолет опускает трап, и к нам выходят четыре миротворца. Они одеты в глухую черную броню, и мне даже непонятно, кто передо мной: живые люди или роботы - настолько у них четкие и синхронные движения. Броня мощная, из-за нее эти ребята кажутся в два раза крупнее обычного человека.

Как только они подходят к полосе, капитолийские миротворцы приказывают мне переступить черту. Едва я это делаю, конвоиры возвращаются в машину и уезжают в сторону города.

— Следуй за нами, — произносит один из миротворцев роботизированным голосом, и я даже не могу понять, кто именно из них. Миротворцы окружают меня, берут в “коробочку” и ведут в планолет.

Когда оказываюсь внутри, у меня отвисает челюсть: передо мной целая воздушная тюрьма. Около двадцати однотипных камер, в каждой есть только койка. Все они пустуют, и одна из них, наверняка, моя. Сняв с меня наручники, мне приказывают подойти к миротворцу, который стоит у самой дальней клетки. Тот открывает передо мной дверь в небольшую ванную комнату. Я прохожу туда, он за мной.

— Переодевайся. Все украшения, ценные вещи сдать, косметику смыть.

Протягивает мне какой-то серый комбинезон и емкость для вещей. Переодеваюсь прямо при нем. Из украшений у меня только браслет.

— Мне его вернут?

— Как распорядится комендант, — отвечает миротворец.

Значит, нет. Бросаю прощальный взгляд на подарок Катона и отдаю его. Умываюсь, поправляю комбинезон.

— Бандану снять.

— Нет, она закрывает мою рану. Врач приказал не снимать ее без крайней необходимости.

Миротворец поднимает руку и что-то печатает на планшете.

— Хорошо, — говорит он спустя некоторое время. — Выходи.

Меня «селят» в одну из клеток. Заставляют лечь на кушетку и вкалывают что-то в шею. Я заранее закрываю глаза и отключаюсь.

Не знаю, сколько я проспала, по ощущениям - целую вечность. Как только прихожу в себя, дверь клетки открывается, и миротворец приказывает выйти.

— Руки сжать в кулаки, вытянуть вперед, — приказывает он, когда я выхожу. Подчиняюсь беспрекословно. Миротворец надевает мне на руки какие-то светящиеся браслеты. Они не связаны между собой, но ощущения такие, что рук у меня будто нет. На ногах застегивают обычные цепи, чтобы мне не удалось бежать. После всех процедур, в окружении четырех миротворцев, следую к выходу. Спускается трап, и меня под конвоем выводят на улицу.

Естественный свет немного слепит глаза, и я на пару секунд зажмуриваюсь. Мы оказались на небольшом аэродроме. К моим конвоирам подходит один из миротворцев и протягивает планшет. Пока они заполняют какие-то формы, я осматриваюсь по сторонам. Замечаю несколько крупных грузовых планолетов. Погода пасмурная, прохладная, моросит дождь. Поднимаю глаза и вижу огромные заснеженные горы. Они намного выше тех, на которых стоит Дистрикт-2. В нескольких местах на горе мелькает блеклый свет. Скорее всего, там расположены шахты или штольни.

Покончив со своими делами, конвоиры уводят меня с аэродрома. Мы оказываемся на небольшой площадке… Слева расположено несколько однотипных зданий, дальше — огромные склады. А по правую сторону виднеется большой особняк. Все это окружено высокой каменной стеной со множеством смотровых вышек.

Меня ведут в особняк. При входе пристально досматривают — можно подумать, я смогла бы провезти что-то ценное. Здесь явно живет какая-то шишка. Дом внутри богато обставлен, и пока я поднимаюсь по лестнице на третий этаж в компании миротворцев, поражаюсь, сколько здесь сувениров из разных дистриктов и различных украшений, каких-то интересных механизмов, макетов планолетов, машин.

Перед одной из дверей мы останавливаемся. Пока с меня снимают все оковы, я успеваю прочитать на табличке «главный комендант Д. Тодд». Миротворец стучит в дверь, за ней раздается «войдите». Боец открывает дверь и жестом показывает мне войти. Прохожу в комнату.

Суеты с улицы здесь совсем не слышно. Кабинет обставлен не менее богато, чем коридоры. Мерно тикают часы, из музыкального проигрывателя тихонько играет музыка. У стола расположилась небольшая клетка с маленькими разноцветными птичками. Красные, черные, золотые, синие… И все бы ничего, если бы на дне клетки не лежало несколько трупов других птиц. Замечаю, что все птицы - и живые, и мертвые - разных цветов, ни одного повторяющегося.

— Присаживайтесь, — от звука голоса я вздрагиваю. Только сейчас замечаю мужчину, стоящего у окна.

Когда я сажусь, он поворачивается ко мне. На вид ему лет пятьдесят. Он совершенно лысый, через лицо проходит уродливый шрам. Одет в военную черную форму с генеральскими погонами. Он очень широкоплечий, мощнее, наверное, любого из надзирателей в Академии. На груди у него прикреплен значок в виде волчьей головы. Мужчина пристально вглядывается мне в глаза, что-то бубнит себе под нос и садится за стол напротив меня.

— Мирта Дагер, добро пожаловать в тюрьму «Черный волк». Теперь здесь ваш новый дом, семья и могила. Меня зовут Дерик Тодд. Я комендант тюремного комплекса «Черный волк». Сразу скажу: если нужно ко мне обратиться, обязательно добавляйте «господин комендант». Все ясно?

— Да, господин комендант, — отвечаю я. Птицы в клетках начинают верещать.

— Хотите чаю? — комендант ставит передо мной кружку, бросает один кубик сахара. — Я бы не стал на вашем месте отказываться, — добавляет лимон. — Такого вы больше не попробуйте.

— Спасибо, господин комендант, — сухо произношу я. Беру кружку и грею руки.

— Я всегда лично знакомлюсь с вновь прибывшими. Знаю в лицо всех осужденных, — Тодд делает глоток из своей кружки. — А также знаю, за что каждый из них сидит. Ваш случай не уникальный, мисс Дагер. Детоубийц у нас сорок девять человек, включая вас. По совокупности, на вашем с ними счету около сотни жертв.

Он внимательно на меня смотрит, ожидая какой-нибудь реакции. Но мое лицо остается бесстрастным. Тоже мне: вот количество убитых детей на восьмидесяти одной арене действительно поражает. Птицы в клетках начинают верещать сильнее. Вижу как одна, золотого цвета, набрасывается на черную.