— Всемогущий Боже, вечное спасение верующих, — стуча зубами, пробормотал Дикон, неудачно стягивая с себя рубаху. Ткань словно примёрзла к телу и не хотела отдираться. — П-помоги мне…
— Что-то мне подсказывает, ждать помощи свыше ты будешь долго, — насмешливо сказали сзади. Дикон подскочил и задрал голову на голос — дон Рокэ всегда подкрадывался незаметно, что на корабле, что в открытом море. — Повернись.
— Не надо м-мне помогать! — запротестовал Дикон и чихнул. Вот ведь нелепость получилась.
— Всё ещё на Бога надеешься? — сложнее всего было привыкнуть к тому, что испанский капитан не верит. Дикона бил озноб, и он не мог сопротивляться, хотя желал. Без мокрой одежды стало чуточку легче, а потом он получил в негнущиеся руки толстое одеяло, размером, наверное, с двух Диконов. — Закутайся и сиди тихо, Библия никуда не денется.
В самом деле, рука по привычке потянулась к столу. Вещи отца были здесь же, разве что немного сдвинуты в сторону и частично убраны в деревянный ящик. В сухом и тёплом одеяле всё ещё трясло, но Дикон уже почувствовал, как начинают оттаивать заледеневшие конечности. Кожу неприятно покалывало, а ещё он расчихался. Вот и помогай теперь на палубе… Странно, почему он там-то не замёрз, снаружи?!
Может, лихорадка будет? Или нет? Дикон видел, как матросы умирали от разных болезней, теперь ему страшно не было. Если он заболеет, вряд ли испанцы станут возиться с занемогшим врагом, пускай и десятилетним… Устроившись поудобнее, насколько это позволяло одеяло и окоченевшее тело, Дикон стал думать о смерти. Он встретится с отцом, Налем и остальными, это хорошо.
Но неужели это будет конец? Настоящий конец всему?
Дрожь потихоньку унималась, потянуло в сон. Привалившись к старой истерзанной годами подушке и цепляясь за края одеяла, как за жизнь, Дикон смотрел перед собой — голову поворачивать было так тяжело! Сколько же он возился с мокрой рубашкой? Дон Рокэ уже переоделся, на нём не было ни одной мокрой нитки. Не считая волос, небрежно стянутых в хвост. Вообще-то, стоило говорить «дон капитан», но Дикон заупрямился и выпалил при всех, что капитана этого корабля звали и всегда будут звать Эгмонт Окделл.
— Что вы делаете? — пробормотал он, только чтобы не заснуть. Дон Рокэ поднёс к столу горящую свечу, света из иллюминатора было совсем мало, и Дикон разглядел вахтенный журнал. — А почему… почему на двух языках?
— Я говорю по-английски немногим лучше, чем пишу. Надо практиковаться.
Зачем ему учить язык врага?! Дикон хотел сказать либо что-то резкое и гордое (хоть раз должно получиться?), либо по-человечески удивиться — да, акцент у капитана был, но он не делал всяких глупых ошибок в разговоре.
— Испанский очень резко звучит… — И что? Вот кто его за язык тянул? Звучит и звучит, сиди и помалкивай, пока за борт не сбросили. Язык работал сам, надо сначала думать, а потом уже говорить.
— Резко, — неожиданно подтвердил дон Рокэ. — Особенно если говорить быстро, а ты мог заметить, что медлить мы не любим.
Потом было что-то ещё, Ричард плохо помнил, но разговор кончился очередным обиженным плачем по оскорблённому «Ланселоту». Сейчас он поражался, как дон Рокэ не выкинул его за борт — десятилетний мальчишка, оставшийся во всём мире один, был ещё и чертовски упрямым и постоянно твердил одно и то же. Речь шла о кораблях, тогда Дик узнал о строительстве «Сан-Октавии». Конечно, дону Рокэ не был нужен чужой корабль, и тогда Дику пришло в голову собрать свой экипаж на «Ланселот» и вернуть судно на родину.
Разумеется, это осталось только мыслью, а сейчас он и вовсе на «Этельстане», вперемешку со своими и чужими офицерами. Почему капитан Рут спрятал пассажиров на «Генрихе»? Эта посудина еле ходит!
С другой стороны… Неплохой обманный ход. Если католики знают, что угроза не в самих моряках, а в спрятанных пассажирах, они ни за что не станут соваться на самый дряхлый кораблик из всей эскадры — ведь туда не упрячут важных пассажиров! Воспрянув духом, Ричард повертел головой в поисках подзорной трубы — её стащил вперёдсмотрящий. Ну и ладно, название корабля можно разглядеть и так. «Этельстан» находился дальше всех от места боя, и младший лейтенант метнулся к корме, предвкушая зрелище.
***
— Ну и развалюха, — присвистнул Валме, пробираясь следом. Хуан промолчал — незачем подтверждать очевидное. Если бы не решение дона капитана — спонтанное, как и большинство его решений, — старпом бы с большой охотой оставил виконта на «Сан-Октавии». Но Марсель не мешал и двигался намного проворнее, чем раньше, на том спасибо.
«Генрих» встретил абордажников искренним недоумением. Самонадеянные дураки. «Они хотели нас обмануть, но слегка перестарались. Этот корабль настолько, гм, блистает на фоне остальных, что не отталкивает, а только притягивает глаз». Судя по тому, как засуетилась корабельная охрана, Рокэ оказался прав.
— Пригнитесь, месье виконт. — А лучше вернитесь обратно, но пока вы ничего не испортили. Хуан убедился, что выстрелы прорезали разве что солёный воздух, и метнулся к судовому колоколу. Два шага вперёд, один назад, убрать юнгу, избавиться от пары усатых офицеров. Звонить или не стоит? Пожалуй, это привлечёт внимание не только своих, но и врагов. Осталось разобраться, где они прячут своих протестантов.
Судя по запаху еды, они находятся прямо над камбузом. Краем глаза следя за тем, что делает виконт, Суавес разобрался ещё с несколькими любопытными и прищурился на соседние корабли. Тишь да гладь, с такого расстояния паники пока никто не заметил, а они с Валме не производят много шума.
— Отдать всю душу ветру и воде, — мурлыкнул Валме откуда-то сбоку, — забыть о постоянстве и покое…
Нет, насчёт шума он погорячился.
— Ищите будущих пленников, месье виконт, — и замолчите, ради Бога.
— Каким образом, извините?
— По глазам… — тычок влево, выпад вправо, главное — не привлекать внимания и не упускать чужие взгляды. Они заняли неплохую позицию, отсюда видно почти всю верхнюю палубу, а «Генрих» ещё и старой модели — можно легко предположить, где что находится. Поднырнув под неумело выброшенную руку одного англичанина и надрезав другого, куда более серьёзно настроенного, но от этого не более внимательного, Хуан вцепился взглядом в одного из офицеров в синем, сгрудившихся чуть поодаль. Офицер нервно оглядывался через левое плечо.
Трое… четверо на квартердеке. С помоста они могут наблюдать за ситуацией на соседних суднах, а могут — защищать спуск в каюту капитана. Грот-мачта охраняется сильнее, чем стоило бы, как раз за ней — то самое помещение.
— Туда? — виконт тоже смотрит в сторону каюты, вот и молодец. Ещё бы не путался под ногами, и был бы замечательный матрос. Хуан снял с пояса старый кинжал:
— Берите и отправляйтесь на помост. Отвлекайте их, сколько сможете.
— Вас понял… Если потеряете меня, сеньор, следуйте за плохим пением!
Сдержав усмешку, Суавес только покачал головой и двинулся напролом, не обращая внимания на то, что англичане настроились посерьёзнее. Стрелять здесь неоткуда, разве что в упор, но в упор он заметит. Неплохие стрелковые позиции наверху, но туда он отправил Валме. Судя по звукам, виконт перешёл на испанские романсы, добравшись до вооружённых и слегка ошарашенных англичан. Пение-то неплохое, только не к месту, хотя… Пусть развлекаются.
Защита усилилась ближе к капитанской каюте. Учитывая, что сам капитан чуть выше на шканцах — всё стало ещё очевиднее. Когда андалусийским священникам предложили спуститься в трюм, это было похоже на шутку, однако дон капитан шутку одобрил. Теперь падре коротают часы в окружении рома и боеприпасов, и до них никто не доберётся, кроме шторма — а шторма сегодня не предвидится.
Не доставать револьвер до последнего, стали хватит на десятерых. Крики сзади — свои разобрались с первым судёнышком, полностью или частично, и лезут сюда. Вниз, вверх, увернуться от клинка, ответить на выпад… У них такие тонкие лезвия, кажется, вот-вот сломаются. То ли дело широкий абордажный клинок. Короткий бой с последним защитником каюты, щербатым малым, и Хуан строго напротив двери.
