— Признаться честно, помощь мне и в правду не помешает, — слегка натянуто улыбнулась Беллатриса и пошире распахнула перед матерью дверь, впуская ее в свой персональный хаос. Она видела, как Джинни неодобрительно покачала головой, но, впрочем, ничего не сказала, элегантно огибая груды скопившегося мусора и почти не обращая на них должного внимания, как, скажем, мистер Малфой, который лишний раз не применул бы указать ей на нечистоплотность. На матери сидело свободное платье из рубинового шифона, подпоясанное аккуратным бантом под грудью. На плечи была накинута красивая золотистая мантия с редкими серебристыми переливами и двумя бордовыми волками, в которых складывалась искусная вышивка.

— Ты очень красивая, — с невольным восхищением пробормотала Трис, не отрывая зачарованного взгляда от миниатюрной, но такой крепкой женщины. С неким запозданием она поняла, что Лили, ее милая Лили, чертовски похожа на Джинни в лучшем расцвете сил. И от этого внезапного осознания сделалось как-то необъяснимо больно на измученной душе. Должно быть, если Джинни Уизли-Поттер не сошла бы с ума, то непременно угодила под мудреное заклятие Волдеморта, которое прикипело к костям и впиталось в кровь, подобно яду, сладкому и тягучему, такому, каким была отравлена вся чета Поттеров без исключения. Беллатриса бы могла любить не только Лилз, милую и чуткую, но и Джинни, так, как любили отца Том, Альбус и Джей. До болезненно излома, нервной дрожи в теле и исступленной нежности, порой граничащей с безумием и настоящей одержимостью.

— Спасибо, Триша, мне это льстит, — обезоруживающе улыбнулась волшебница и, словно поддавшись внезапному порыву, хотя, скорее всего, так и было, прижалась к приемной дочери всем телом. Беллатриса неловко застыла, руки чуть дрогнули и приподнялись, но так и не обняли женщину в ответ. — Ну-ка, давай-ка попробуем превратить тебя в человека, — через какое-то время притворно строго отчеканила Джинни и под чуть возмущенным взглядом Беллатрисы принялась важно крутить ее из стороны в сторону, препарируя придирчивым взглядом неряшливую копну на голове.

Спустя бесконечно долгих (и мучительных, по мнению девушки) полчаса с зеркальной глади на Беллатрису смотрела смутно знакомая девушка. Растрепанное гнездо каким-то чудом превратилось в аккуратную прическу: кончики черных кудрей послушно обрамляли лицо, основная часть волос была надежно собрана на затылке и закреплена шпильками и темной сапфировой лентой. Ранее купленное платье в тон сидело на Беллатрисе, как влитое. По лазурному корсету белыми прожилками с талии на грудь ползли витые узоры. Расшитый белым жемчугом, он достойно подчеркивал грудь девушки и приковывал взгляд к открытой точеной шее. Короткая синяя юбка едва достигала колена, а затем плавно переходила в полупрозрачный свободный фатин, наслаиваясь на подъюбник. Какое-то время Трис смотрела на себя растерянно, так, как будто впервые видела. Сейчас она как никогда походила на холеную аристократку, которых довольно-таки часто видела на приемах и званных вечерах у Люциуса и Нарциссы Малфой. Правда, тогда докучливые, жеманные дамы наводили на нее тоску и скуку, про раздражение, которое всегда шествовало в такие дни с ней под руку, Белла и вовсе молчала.

— Видела бы тебя твоя мама… — надломленным шепотом выдавила из себя Джинни и как-то грустно улыбнулась. Она разглядывала Беллатрису с вежливым, но отстраненным вниманием, явно погрузившись в свои воспоминания, а, может быть, и невольно сравнивая ее с Беллой Блэк, женщиной, которую любил Гарри Поттер этого измерения. — Что же… Думаю, дальше ты прекрасно справишься сама. Я пока что загляну к Лили, узнаю, как у нее дела. Собираемся в гостиной через двадцать минут. И еще, Беллз… Пожалуйста, веди себя прилично, вне зависимости от того, придет отец или нет, — неожиданно холодно отрезала женщина, а затем, словно очнувшись ото сна, коротко клюнула дочь в щеку и вышла.

— Нужно торопиться, — убежденно кивнула девушка, схватила с комода рюкзак, превратив его в некое подобие маленькой дамской сумки, для отвода глаз, а затем прикрепила запасную палочку к чехлу на бедре. Последнее, что она сгрузила в сумку, стали «Военные хроники» с ворохом собственноручно наложенных проклятий на книге. Запасную одежду она положила, две пары кроссовок, теплый плед, зачарованную палатку, несколько контейнеров с едой и консервами, защитный амулет и колбы с зельями она положила в сумку заранее, почти сразу после их разговора с братом. Ведь, если Альбус был прав… Все могло закончиться весьма плачевно.

…Вокруг мелькали множество незнакомых лиц, до тошноты счастливых и увлеченных предстоящим мероприятием, что Беллатриса ощутила внезапный приступ тошноты. В отличие от многих она не выпила даже глотка шампанского и все время высматривала в безликой толпе растрепанную макушку отца. «Он должен появиться здесь! Обязан!», — упрямо твердила себе девушка, натянуто улыбаясь всем, кто подходил к ней поздороваться, однако с каждой минутой призрачная надежда угасала все больше и больше. Пару раз Белла видела в толпе благосклонно принимающих поздравления Джеймса и Северуса, мелькали рыжие волосы огромной семьи Уизли, смутно знакомые физиономии раздутых авроров, невыразмимцев и председателей Визенгамота, любопытные лица однокурсников Джея и Северуса, а также их родителей. Помпезность мероприятия невольно давила на волшебницу: нервы и без того были на пределе.

Гости рассеянно прогуливались между пятью огромными верандами, выточенными из белого камня и причудливо закручены в спирали, они оживляли в памяти старые сказочные образы, которые прятались на глубине души каждого мага с раннего детства. По широким колоннам, что удерживали на себе тяжелые арочные своды, как атланты и кариатиды, ползли витые гирлянды, под потолком зависли, игриво подмигивая, разноцветные фонарики, а у длинных, забитых до отказа едой и напитками столов, стояли небольшие кувшины с белыми лилиями. Центральная из веранд предназначалась исключительно для бракосочетания счастливых пар, по бокам раскинулся широкий периметр для танцев и две крайние площадки отвели для тех, кому порядком надоели свадебная суета и какофония мужских и женских голосов. «Попади вместо меня в этот мир Том, он бы уже давно разобрался со всем и сидел именно в той крайней веранде, с каким-нибудь темным трактатом в руках и терпеливо ждал, когда интригантка-судьба соизволит вернуть его обратно, — Белла едко усмехнулась себе под нос, а затем резко потрясла головой, совершенно не заботясь о состоянии своей прически, на которую Джинни, убила столько сил. — Нет, о чем я говорю, Мерлин! Этот мир ужасно влияет на меня… Том бы ни за что не стал просто ждать. Он, в отличие от тебя, Беллз, как ни горько это признавать, куда находчивее». Тоска на мгновение сковала тело по рукам и ногам, сдавила внутренности и впилась в сердце раскаленной кочергой. Метка на руке злорадно пульсировала в такт ее сердцебиению и тревожным мыслям. Скрытая множественными маскировочными чарами, она не бросалась лишний раз в глаза, но Поттер никогда не забывала о ее существовании, как это делал мистер Малфой.

— Беллатриса, — девушка едва заметно вздрогнула, а затем с ужасом поняла, что кончик носа предательски закололо, а в горле застыл не проглатываемый ком. Что-то давно забытое тут же заныло в груди, скинуло с себя ворох пыли и воскресло, болезненное, острое, все еще живое. Этот голос она не могла спутать ни с одним другим во всех мирах. Она развернулась к говорившему столь стремительно, что случайно приложилась лбом и носом о мужскую грудь, и тихие проклятия посыпались из нее, как из рога изобилия. Но, впрочем, столь же быстро исчерпали себя, когда девушка услышала смех — не звонкий и озорной, какой принадлежал ее отцу, а усталый отзвук, едва различимый шелест. — А ты совершенно не изменилась.

Белла глянула на чужую шею, с каким-то непонятным облегчением заметив на ней тонкую нитку черного золота, а затем подняла взгляд выше. Она смотрела в родное лицо, жадно пробегалась глазами по растрепанным черным вихрам на голове мужчины, едва заметному из-за порядком отросшей челки знаменитому шраму в виде молнии, очкам в неизменной круглой оправе, ярким зеленым глазам, в которых должны были плясать смешинки… Однако натолкнулась лишь на вежливое внимание, такое, с каким маги обычно рассматривали неизвестную до этого фантастическую тварь. И ее обуял гнев. Настоящий Гарри Поттер никогда не называл ее полным именем, если не был зол. Настоящий Гарри Поттер никогда не скрывался в аврорате месяцами, даже несмотря на постоянные рейды и завалы по службе, он любил свою семью. Настоящий Гарри Поттер никогда не делал вид учтивого аристократа и уж тем более, никогда не накладывал мощнейший империус на своего собственного сына.