Сонм фальшивых улыбок, которым по очереди наградил ее Альбус, заставил Беллатрису зябко передернуть плечами и следить за действиями дражайшего брата еще тщательнее. Девушке даже казалось, что в ней медленно, но верно, просыпались отголоски старых боевых навыков мадам Лестрейндж, ее опасная, хищная ярость, жажда крови, отголосок желания погони с шальными боевыми искрами, срывающихся с палочек и со скоростью звука проносящихся над головой. Ее военный инстинкт, который был заложен еще в предыдущей жизни, принюхался голодным зверем, поднял косматую голову и оскалил пасть, в которой желтел ряд крупных, окропленных старой кровью зубов. Альбус под внимательным взглядом совсем не растерялся, неспешно завел всего одну руку за спину, ближе к заднему отделу ремня, где был прикреплен держатель с палочкой. Послышался глухой звук извлекаемого инструмента, показавшегося в полной тишине до ужаса громким, и, мгновением спустя, чуть нервный юноша отбросил его прочь. Беллатриса на автомате проследила взглядом за полетом палочки, малодушно решив, что брат, ее любимый внимательный Альбус, ничего ей не сделает, но это стало роковой ошибкой. Казалось, он только этого и ждал, — кинулся к ней шальным штормовым ураганом. Юноша бесновался по комнате, словно одержимый демонами, и Беллатриса едва успела выставить вокруг себя простенький, но весьма крепкий щит. Вокруг Альбуса плотным роем клубилась тьма, холодная, неприветливая, словно бы живая. Она с ломким визгом, металлическим перезвоном пугающих голосов что-то ласково нашептывала юноше, пропускала через свои невидимые пальцы чернильные пряди, ласково мурлыкала, ластясь, как большой пушитый кот. Бледное лицо Альбуса с редкими черными прожилками-венами, которые раскинулись на щеках мелкой сеткой, невольно отталкивало. От ярких изумрудных глаз осталось только жалкое воспоминание, — белки, радужка и зрачок, все превратилось в сплошное кромешное месиво.
Щит Беллы трещал по швам, кое-где уже начали образовываться глубокие трещины от огромного напора тьмы. Одно из клубящихся обсидиановым туманом щупалец нервно дернулось и с ужасающей скоростью бросилось к девушке. Она едва успела отскочить в сторону, когда первородная тьма с характерным грохотом пробила стену ее комнаты. Щупальце мерзко заверещало множеством переливом, потянулось обратно по полу, чуть ослабленное, но не менее опасное. По паркету и жалкой тряпке, что осталась от ворса ковра, вслед за непонятным чудовищем тянулся багряно-черный след. Местами в липкой субстанции в предсмертной агонии извивались крупные черви.
Беллатрису сковал ужас. Руки онемели и мелко дрожали, не в силах поднять даже палочку, чтобы выставить хоть какую-то жалкую защиту; в голове гаденько звенело, а все мысли с громким треском лопнули, как натянутые гитарные струны. Ноги подозрительно обмякли, словно разом лишились всех костей, и девушка в любой момент могла рухнуть прямо посреди комнаты. В груди и животе клубами свернулся страх, сжал внутренности стальной рукой с такой силой, что, казалось, и саму Трис начнет выворачивать кровавыми ошметками. Она слышала, как кто-то закричал, и только спустя пару бесконечно долгих и мучительных мгновений поняла, — это ее вопль. Она впервые была в такой панике, что совершенно не могла с собой совладать. Дрожь никак не желала оставлять тело, а рассудок хотя бы немного соображать. Трис видела обскура впервые, причем настолько уродливого и, черт возьми, такого прекрасного в своей гротескности, что становилось тошно. Вместо ее брата перед ней застыл монстр с изломанными под немыслимыми углами конечностями, кишащий кровавой живностью, что с огромным удовольствием пожирала темную плоть. От тела Альбуса не оставалось ничего, кроме перекошенного маской сумасшествия лица и совершенно безумных, затянутых поволокой глаз.
— Отец! — душераздирающий выкрик, казалось, разнесся по всему Гриммо. Ему вторил громкий, содрогающий стены рев обскура. Беллатриса звала отца инстинктивно, по старой привычке, точно уверенная, — он всегда спасет свою дочь, вытащит ее из любой передряги, поможет. Однако Гарри Поттера здесь не было. Эта зловещая мысль пришла к девушке слишком поздно, когда оцепенение полностью завладело телом.
Волшебница чувствовала, как ее саму на мгновение укрыла старая, проверенная опытом чернота, как хорошая подруга или самоотверженная мать. Очередной выброс энергии пришелся именно на эту импровизированную препону; она содрогнулась под напором чужой мощи, но все же устояла, практически ничем не уступая. Когда дьявольская сила отступила, а по инерции зажмурившаяся Белла открыла глаза, мир плясал перед глазами яркими вспышками. Расколотые линзы очков никак не улавливали слишком быстро меняющейся реальности — в комнате слышались испуганные выкрики, юркими молниями искрились разные заклинания и мелькали неясные силуэты, в которых девушка никак не могла узнать собственную семью.
Она немного пришла в себя, когда почувствовала, как кто-то подхватил ее на руки и помчался в сторону выхода. Как только они вместе с неизвестным спасителем оказались в коридоре, последовала быстрая, но весьма грубая и болезненная аппарация. Трис впервые за долгое время почувствовала, как желчь подступила к горлу от перемещения, но все равно упрямо не отпускала футболки человека, который укачивал ее, словно маленького несмышленого ребенка, который прибежал к родителям — искать спасения от кошмаров. Беллатриса бессвязно звала отца и шептала путанные слова благодарности, ее руки жили отдельной жизнью — тянули жесткую ткань чужой одежды, цеплялись за руки и шею, до синяков сжимали крепкие плечи.
— Тише, Трис, успокойся, все хорошо, все будет хорошо, — успокаивающе произнесли где-то над головой подозрительно знакомым голосом Тедди Люпина. Трис наградила его коротким взглядом, но не увидела ничего, кроме смазанных черт. Особенно резким пятном выделялась чуть кудрявая белоснежная шапка волос. — Ты меня слышишь? Беллз? Мистер Малфой! Слава Мерлину! Скорее, мне кажется, у нее сильная контузия! — взбудоражено крикнул Тедд уже куда-то в сторону, а у Беллатрисы, казалось, на мгновение перехватило дыхание.
— У нее обычный шок, Люпин, надо лучше учить теорию, — как обычно, надменно фыркнул мужчина ледяным тоном, а затем девушка увидела столь родное и дорогое сердце лицо. В этом мире у Драко Малфоя были коротко подстриженные волосы, высокомерный взгляд присыпанных пеплом глаз и неизменный хирургический костюм, на этот раз траурного черного цвета, почти в тон случившейся катастрофе. Беллатриса не сразу поняла, почему внезапно смолк голос колмедика и почему его лицо приобрело столь озадаченное, если не шокированное выражение.
Поттер тянула к нему раскрытые руки. Впервые за последний месяц из глаз нескончаемым потоком вырвались горячие слезы, из-за тоски по отцу, братьям, сестре и самому мистеру Малфою, из-за бесконечной усталости, страха и глухого отчаяния, которые волшебница испытала за все это время. Удушающая паника Беллатрисы отступила только тогда, когда крестный отец Альбуса наложил на нее отвлекающие и сонные чары, а затем вколол совершенно маггловским способом сильное успокоительное. Кажется, она даже уснула, крепко вцепившись тренированными в квиддиче пальцами в светлые волосы Драко. Когда Поттер пришла в себя, возле нее осунувшейся и уставшей тенью дремал Джеймс, неловко примостившись в узком кресле. Беллатриса неловко поднялась с кровати, собрала в хвост волосы, накинула на старшего брата тонкую простыню, взяла с тумбочки свою палочку и вышла из палаты. Внутри была пугающая пустота. Словно под империусом, она подошла к одной из санитарок и спросила, где она может найти кого-нибудь из своей семьи. Женщина только как-то непонятно покачала головой, наградила волшебницу скорбным взглядом и указала в сторону уже знакомого крыла обскуров. Пройдя нужный поворот, Белла снова наткнулась на работников Святого Мунго, которые и проводили ее до нужной палаты и коротко прояснили ситуацию.
«Синдром скрытого обскуризма с раннего возраста, шансов катастрофически мало».
