В те дни за границей В те дни за границей, в исходе последних сражений, В пыли разрушений, в обвиснувших дымах пожаров, С невиданной силой в цвету бушевали сирени, Каких у себя мы нигде не видали, пожалуй. Султаны их были крупней и как будто мясистей, Породистей были округлые пышные купы, Хотя и казалось, что наши нежней и душистей На родине нашей — к востоку от речки Шешупы. Но эти ломились, из зимнего вырвавшись плена, По всем городам, деревням, по садам, магистралям, То красной, то белой клубились могучею пеной У целых домов и задымленных, черных развалин. Казалось, они не цвели уже годы и годы И, голые ветви свои простирая уныло, Стояли и нашего именно ждали прихода, Чтоб сразу раскрыться со всей затаенною силой. Иные кусты у какой-нибудь кирхи иль дачи, По бровкам дорог, у садовых оград сотрясенных Хватило огнем, привалило щебенкой горячей, Отбросило в пыль, под колеса машин многотонных… И теплый, густой, опьяняющий запах сирени, Живой и посохшей, завяленной жаром жестоким, Стоял и стоял надо всею Европой весенней И с запахом трупов мешался, не менее стойким… В те дни за границей нам думать и верить хотелось, Что грохот войны отгремит над землею усталой И годы вернут ее мирную свежесть и целость, А бомбы и пушки громить ее больше не станут… Кто-кто, а уж мы-то имели особое право О мире мечтать для себя и иных поколений, Затем, что войну мы прошли не для воинской славы, Затем, что весной на земле расцветают сирени. 1951 Признание Я не пишу давно ни строчки Про малый срок весны любой; Про тот листок из зимней почки, Что вдруг живет, полуслепой; Про дым и пух цветенья краткий, Про тот всегда нежданный день, Когда отметишь без оглядки, Что отошла уже сирень; Не говорю в стихах ни слова Про беглый век земных красот, Про запах сена молодого, Что дождик мимо пронесет, Пройдясь по скошенному лугу; Про пенье петушков-цыплят, Про журавлей, что скоро к югу Над нашим летом пролетят; Про цвет рябиновый заката, Про то, что мир мне все больней, Прекрасный и невиноватый В утрате собственной моей; Что доля мне теперь иная, Иной, чем в юности, удел, — Не говорю, не сочиняю. Должно быть – что ж? – помолодел! Недаром чьими-то устами Уж было сказано давно О том, что молодость с годами Приходит. То-то и оно. 1951 «Ветер какой – ты слышишь?…»
Ветер какой – ты слышишь? — Как раскачал дубы: Желуди по железной крыше — Грохот ночной пальбы. Горький загул погоды В поздней безлюдной мгле, Словно всей жизни годы, Гонит листву по земле. Друг мой, такой далекий, Где там забыться сном: В этой ночи глубокой Мне без тебя одиноко, Как одному под огнем… 1954 «Снега потемнеют синие…» Снега потемнеют синие Вдоль загородных дорог, И воды зайдут низинами В прозрачный еще лесок. Недвижной гладью прикинутся, И разом – в сырой ночи В поход отовсюду ринутся, Из русел выбив ручьи. И, сонная, талая, Земля обвянет едва, Листву прошивая старую, Пойдет строчить трава. И с ветром нежно-зеленая Ольховая пыльца, Из детских лет донесенная, Как тень, коснется лица. И сердце почует заново, Что свежесть поры любой Не только была да канула, А есть и будет с тобой. 1955 «Ты дура, смерть: грозишься людям…» Ты дура, смерть: грозишься людям Своей бездонной пустотой, А мы условились, что будем И за твоею жить чертой. И за твоею мглой безгласной, Мы – здесь, с живыми заодно. Мы только врозь тебе подвластны, — Иного смерти не дано. И, нашей связаны порукой, Мы вместе знаем чудеса: Мы слышим в вечности друг друга И различаем голоса. И как бы ни был провод тонок — Между своими связь жива. Ты это слышишь, друг-потомок? Ты подтвердишь мои слова?… 1955 |
